Под розой - Мария Эрнестам

Я боялась, что умру, когда убила маму. Но я не умерла. Я нашла работу, которая сделала меня счастливой; я жила вместе с другом, который помогал мне во всем, у меня была дочь, которой я гордилась. Нет, я не умерла, но жила словно бы в стороне от жизни, наблюдая, как она проносится мимо. Я превратилась из участника событий в наблюдателя. Я часто наблюдала за собой со стороны, следила за своими чувствами. Но следить было почти не за чем. Мне оставалось только быть спокойной и уравновешенной.

Самое странное, что я не чувствую за собой вины. Убийство собственной матери — деяние настолько ужасное, что кажется, совершившего его поразит удар молнии или он сгниет заживо. Я стояла в стороне от жизни, но я не сгнила заживо, честно говоря, сама не знаю почему. Наверное, потому, что у меня был единственный выбор: или она, или я. И сделав его, я наконец смогла понять свою мать. Умерев, она возродилась в моем воображаемом мире, где мы с ней, наконец, смогли найти взаимопонимание. Я знаю, это нелепое оправдание, но единственное, которое у меня есть.

Я выжила. Я поняла это не сразу. Понимание пришло со временем. Мое преступление так и осталось нераскрытым. Все поверили в иллюзорную реальность, созданную моими письмами. Мамин легкомысленный характер и мой талант копировать ее почерк сделали легенду вполне достоверной. Когда мы со Свеном получили письмо, которое я сама же отправила всего пару недель назад, я прочитала его так, словно это было реальное письмо от мамы. Я читала о том, как она загорает, посещает вечеринки, катается на горных лыжах, и радовалась за нее, радовалась, что создала ей такую интересную жизнь. В том письме она была счастлива. И этому можно было только радоваться. Радовала меня и реальная жизнь. Сюзанна росла здоровым и милым ребенком. Мы со Свеном доверяли друг другу и почти не ссорились. Чего еще мне было желать?

Но я должна быть честна с самой собой. Я солгала в дневнике про Джона. Боялась затронуть то, что могло пробудить во мне чувства. Иней под кожей — это одно, но простужаться вновь и вновь, рискуя приобрести хроническое заболевание, — совсем другое. Поэтому я не упомянула о письме, которое было для меня важнее нескольких лет жизни. Я снова заглядываю в прошлое, в то время, которое остановилось.

Сюзанне тогда исполнился годик. Я помню, как она пыталась встать на ножки, но каждый раз шлепалась на попку и ревела от того, что у нее ничего не получалось. Я быстро поняла, что она из тех, для кого неудача — не свершившийся факт, а состояние, из которого можно выйти. У нее была просто поразительная способность добиваться желаемого, и Петра не уставала рассказывать, чему Сюзанна успела научиться за то время, что я была на работе.

Тогда она пыталась научиться ходить. Мы были в саду, и я высаживала новую чайную розу. Она была слишком хрупкой для нашего климата, но я влюбилась в нее с первого взгляда и решила дать ей шанс. Если бы все сложилось удачно, у меня появился бы новый розовый куст, усыпанный бархатистыми белыми цветами с божественным ароматом, и это придавало мне энтузиазма. Давид Якоби дал мне выходной, потому что я задерживалась на работе несколько дней подряд, и в ту пятницу мы с Сюзанной оставались дома одни. Вдруг тишину нарушил хлопок крышки почтового ящика, и я побежала за почтой, не подозревая, что меня ждет.

В ящике лежали две газеты, рекламные листовки и письмо с заграничным штемпелем. Я узнала почерк. Это был Джон. Без всякого сомнения. Письмо было от Джона.

Мир для меня вдруг озарился радужным светом. Я подняла глаза и увидела, что все краски стали ярче, контуры четче, но все словно покачивалось передо мною. На дрожащих ногах я прошла в кухню, достала нож и аккуратно вскрыла конверт, словно боясь причинить ему боль. Я сунула Сюзанне игрушку, чтобы занять ее, пока буду читать, и развернула письмо. «Dear Eva», — начиналось оно.

«Надеюсь, ты не рассердишься, что я решил тебе написать. Мне очень жаль, что все так сложилось, и я пойму, если ты порвешь это письмо, не читая. Столько всего произошло с момента нашей последней встречи. Как ты уже знаешь, я был помолвлен и собирался жениться, свадьба была запланирована как раз на это лето, но из-за некоторых обстоятельств она так и не состоялась, и, наверное, я никогда больше не увижу девушку, которая должна была стать моей женой. Теперь я пытаюсь прийти в себя после всего случившегося. Конечно, у меня депрессия, и мне одиноко, но я не имею права жаловаться. Я здоров, у меня есть работа и деньги. Мне есть с чем начинать жить заново.

Я долго думал, могу ли тебе написать. Помню, как нам было хорошо вместе, и какая ты интересная и замечательная девушка, и как считал, что ты единственная в мире могла стать мне настоящим другом. Я думал и о том, как плохо обошелся с тобой, и что ты, наверное, не захочешь больше иметь со мной ничего общего. Сердце подсказывало мне, что я должен написать тебе, но моя гордыня или снобизм, называй как хочешь, мешали это сделать. В конце концов, я достал твои письма и стал перечитывать их снова и снова. Я вспомнил, как хорошо нам было вместе, и почувствовал себя ужасно одиноким. И я решил, что ничего не потеряю, если напишу тебе. Может, ты помнишь то же, что и я, и ответишь мне как другу.

Я прошу прощения, если это письмо тебя расстроит или оскорбит, но я много думал о том, что произошло с прекрасной розой, которую я так обидел, и хотел бы узнать, как твои дела. Буду счастлив получить от тебя весточку.

Прекрасная роза, которую я так обидел.

Я подняла глаза и увидела, что Сюзанне удалось встать на ноги, уцепившись за стул, и она теперь пытается добраться до меня вместе с ним. Я распахнула объятия и успела подхватить ее за секунду до падения, а малышка залилась счастливым смехом. Я зарылась лицом в ее темные волосы, вдохнула детский запах вместе с ароматами лета и спросила себя, как мне пережить ближайшие дни. Я не была готова к этому письму.

Мне кажется, я села рядом с розами и перечитывала письмо от Джона снова и снова, пока оно не почернело от моих перепачканных землей пальцев. Вскоре я выучила его наизусть. Слова словно впечатались в мое сознание, но я читала и читала, пытаясь найти между строк скрытый смысл.

И внезапно я поняла, как важно было бы это письмо для меня год назад и как мало значит теперь. Когда мы с Джоном были вместе и первое время после того, как он меня бросил, я каждый день бегала в почтовому ящику, словно утопающий в надежде найти бревно, за которое можно уцепиться. Писем не было. И мне пришлось заморозить свои чувства, чтобы они не причиняли мне боль. Но что можно чувствовать теперь, когда прошло столько времени?

Конечно, тот факт, что свадьба не состоялась, принес мне удовлетворение. Новость о том, что Джон решил связать свою жизнь с Лаурой, девушкой, которая казалось мне самой скучной и неинтересной из всех его знакомых, поразила меня еще тогда, в разговоре по телефону. То, что он, которому выпало столько пережить, кто много думал и понимал жизнь, как никто другой, мог выбрать себе в жены такую предсказуемую и обычную девушку, казалось мне невероятным. Неудивительно, что ничего у них не получилось. Наверное, в жизни есть справедливость. Может, и мне будет даровано прощение за содеянное.

Я отметила, что он не упомянул в письме про мою маму. Это могло означать многое. Например, что у него что-то с ней было, и ему стыдно. Или что между ними ничего не было, кроме того разговора, и ему стыдно, что он поверил ей. А могло означать и то, что они с мамой вообще не встречались в Лондоне. Тот разговор она могла выдумать специально, чтобы причинить мне боль. Это было вполне в ее характере. Точно так же она стремилась испортить мои отношения с Бриттой, Свеном и моим настоящим отцом Симоном. Не исключено, что она хотела отомстить Джону, потому что пыталась соблазнить его, а он не поддался.

Интуиция подсказывала мне, что так оно и было. Что она хотела его соблазнить и испортить таким образом наши отношения. Она обожала все портить. Но я никогда не узнаю правду. Я могу сесть рядом с розовыми кустами и вслушиваться в ветер, но я никогда не узнаю всей правды. Я могла бы спросить Джона, но не уверена, что хочу все узнать. Они оба предали меня, неважно, кто и в какой степени.

Несколько дней я не расставалась с письмом Джона, как когда-то он сам — с прощальной запиской своей девушки. Я ничего не могла с собой поделать: все его слова теперь казались мне пропитанными ложью и предательством. Как я могу ему поверить? Разве ему можно доверять? Что, если он поверил маме и предал меня? А если их разговора на самом деле не было, это означает только одно — я серьезно в нем ошиблась. «Ошибка» — это слово преследовало меня с того самого момента, как Джон сказал, что бросает меня. Как я могла так ошибиться! Как могла довериться ему! Джон говорил, что я «чудесная девушка», но он не обещал жениться на мне. И все же хранил мои письма. Собираясь жениться на другой, он сохранил мои письма.