Первая мировая. Неизвестные страницы - В. Золотарев

6) Некоторые характерные черты личной свиты генерал-адъютанта Ренненкампфа

Этому созданию компрометирующей генерала Ренненкампфа обстановки тем более содействовала проявленная им крайняя неразборчивость в выборе не только своих личных адъютантов, но и многих других из окружавших его лиц. Характерным примером в этом отношении представляется появление в штабе 1-й армии корреспондента Богуславского.

По словам самого генерала Ренненкампфа, с Богуславским он познакомился еще в Сибири в 1906 г., когда Богуславский оказывал генералу Ренненкампфу услуги при водворении порядка в Забайкалье, доставляя ему очень ценные сведения, так что сам генерал Ренненкампф считал Богуславского агентом тайной полиции. По образному же определению адъютанта генерала Ренненкампфа штабс-ротмистра Важеевского, Богуславский представлял из себя какую-то потертую личность, не то корреспондента, не то филера.

Между тем с первых же дней мобилизации этот Богуславский появляется в Вильне около генерала Ренненкампфа, причем, по словам адъютанта последнего, подполковника Грена, на его вопрос, кто такой Богуславский, генерал Ренненкампф ответил: «Это человек полезный, Вы приласкайте его».

Сам же Богуславский называл себя состоящим при командующем армией, всюду хвастался близостью к последнему, грозил неугождавшим ему арестом и денежным штрафом в порядке охраны и даже брал с некоторых лиц деньги за свои якобы хлопоты для них по административным делам.

В то же время Богуславский старался проникнуть в разные отделения штаба армии и посылать о действиях армии корреспонденции, давая свой адрес на дом командующего армией, но во всех этих действиях встретил, однако, резкий отпор в лице генерала Милеанта.

Несмотря на категорическое воспрещение Верховного Главнокомандующего иметь при армиях корреспондентов и напоминание о том генералу Ренненкампфу генералом Милеантом, Богуславский последовал за штабом армии в Вержболово и в Инстербург.

По словам генерала Ренненкампфа, Богуславский поехал за штабом под тем предлогом что как он сам уверял, разрешение иметь корреспондентов должно было последовать в самом непродолжительном времени.

Однако представляется совершенно очевидным, что такое заявление самого же Богуславского не давало генералу Ренненкампфу ни достаточных оснований, ни тем более права нарушать прямое приказание Верховного Главнокомандующего не брать с собой корреспондентов.

Вообще же, как говорит генерал Милеант, с самого объявления мобилизации в штабе армии стали появляться разные лица, отставные офицеры и служившие в других ведомствах, все старые друзья и знакомые генерала Ренненкампфа, которые по его приказанию зачислялись на службу и прикомандировывались к его штабу на ролях ординарцев. С некоторыми из этих ординарцев, как например, штабс-ротмистром Самаржи, старым кавалерийским офицером и бывшим уездным начальником, и неким прапорщиком (произведенным затем в корнеты) Гербелем, пожилым уже человеком, без определенных занятий, генерал Ренненкампф, по старым узам дружбы, был даже на «ты», а между тем лица эти многим не внушали доверия и симпатий. Вместе с тем все эти состоявшие при штабе прапорщики и вольноопределяющиеся, по словам генерала Милеанта, пьянствовали и шумели в общей столовой, не обращая внимания даже на старших чинов штаба армии, оказавшихся в конце концов вынужденными прекратить посещение столовой; и вообще, по выражению генерала Милеанта, среди окружавших генерала Ренненкампфа лиц создалась атмосфера «самая омерзительная».

Вся эта создавшаяся вокруг генерала Ренненкампфа обстановка дискредитируя имя самого командующего армией, лишний раз свидетельствует о неумении генерала Ренненкампфа поддерживать на должной высоте носимое им звание и оберегать его от компрометирующих нареканий.

Выписка из личного дневника генерал-адъютанта Ренненкампфа

Прибыл со штабом армии в новый район, в Яблонну 13 октября.

Армия в это время занимала корпусами районы: I Туркестанский – Цеханов, VI армейский – Плонск, V Сибирский – Гостынин на левом берегу р. Вислы. VI Сибирский корпус только еще ожидался в районе Насельска, головная дивизия еще находилась в Варшаве.

Существенным недостатком этого сосредоточения и занятого района следует признать разобщенность ее сил первоклассной рекой Вислой, тем более, что со стороны штаба фронта ничего не было сделано для устройства или даже подготовки переправы ниже Вышогрода, что крайне необходимо было для свободного маневрирования, переброски сил с одного берега на другой. На все наши ходатайства о переправах получились лишь указания, что вопрос этот передан коменданту крепости Новогеоргиевск, наконец главному начальнику снабжения.

В результате, когда 28 октября началось наступление немцев на фронте у Сибирского корпуса около Влоцлавска – Бреста, а затем явилась крайняя необходимость быстрой переброски войск, а именно VI Сибирского корпуса, уже сосредоточенного к Полоцку, средств для переправы не оказалось никаких.

Телеграммой 26 октября № 4456 мы лишены были права без предупреждения, значит без разрешения, перебрасывать войска. Когда же утром 30 октября явилась эта необходимость, то на мою телеграмму по прямому проводу, посланную в семь часов утра, получили разрешение только в 2 часа 50 минут дня, т. е. на разрешение потребовалось более чем восемь часов времени.

Вследствие совершенного отсутствия средств переправы, неоднократно обещанных, корпус начал переправу только в пять часов утра 31 октября, притом на случайно найденных рыбачьих лодках. Судовые же средства прибыли из Новогеоргиевска только в 11 часов утра.

Владея рекой уже три недели, штаб фронта не подумал даже об инженерной подготовке театра действий, не позаботился обеспечить нас возможностью переброски войск, а это сразу же оказало крайне вредное влияние на начало ноябрьской операции, приведшей к обходу немцами Лодзи и сосредоточенной здесь 2-й армии.

Не подумав об инженерной подготовке театра действий, штаб фронта лишил 1-ю армию возможности быстро и своевременно сосредоточить войска на решительном пункте, на левом берегу Вислы и дать своевременный и сильный отпор наступлению немцев.

Переправа VI Сибирского корпуса, начатая в пять часов утра 31 октября, кончилась с большими затруднениями лишь ночью на 4 ноября. Другими словами, вместо быстрой переправы при наличии обещанного моста корпус переправлялся в течение четырех дней.

Вместо того, чтобы сразу же направить на поддержку атакованного V Сибирского корпуса в полном составе весь VI Сибирский корпус, на усиление атакованных направлялись не только бригады, но даже отдельные полки по мере их переправы, притом в начале даже без артиллерии.

К вечеру 3 ноября части 1-й армии на левом берегу Вислы (V и VI Сибирские корпуса и II армейский корпус, переданный из состава 2-й армии), занимали фронт – Плоцк – Жихлин, все время теснимые с фронта немцами.

Как видно из полученного рано утром 4 ноября приказа генерал-адъютанта Рузского за № 7034, на 4 ноября нашей армии приказано было перейти в наступление, левым флангом в направлении на Кутно, второй же армии (отошедшей после атаки на линию Ленчица – Домба, уже на линию Озорков – Хронстов), сосредоточить три корпуса на линии Стрыков – Згерж – Константинов, имея один корпус у Брезины, с тем чтобы утром 5 ноября перейти в наступление в направлении Пионтек – Ленчица.

Несмотря на то, что мой начальник штаба, генерал-майор Баиов, лично находясь в штабе фронта, там докладывал и указывал на невозможное решение – одним наступать, другим – отходить, штаб фронта остался при своем решении.

В результате, хотя уже совершенно ясно определилось, что немцы устремляются в промежуток между 1-й и 2-й армиями, почему всеми силами следовало стремиться закрыть этот опасный промежуток, приказом № 7034 этот промежуток еще больше расширяется, немцам открываются широкие, до 30–32 верст ворота, чем они, конечно, как нельзя лучше воспользовались.

Было совершенно ясно стремление немцев прорваться между обеими армиями. Поэтому нам следовало подумать о закреплении за нами Ловича, почему Баиов ночью на 5 ноября и доложил по аппарату Орановскому, что для парирования обхода нашего левого фланга мы пока имеем у Ловича пять батальонов, батареи и две сотни, но сосредоточиваем туда еще бригаду 63-й дивизии, Уссурийский и 25-й Донской казачий полки.

Главнокомандующий, находя эти силы недостаточными, приказал ночью же взять что возможно из II корпуса (нашего левофлангового) и ночью же направить на Лович. Вместе с тем приказывалось назначить хорошего генерала начальствовать войсками, сосредоточенными к Ловичу.

В выборе надлежащего генерала я был очень затруднен вследствие недостаточного знакомства с частями. Как войска, так и начальствующие лица мне были мало знакомы. Из начальников дивизий (в пяти корпусах) я знал только начальника 11 Сибирской дивизии Зарако-Зараковского (по японской войне в роли командира полка) и 43-й пехотной дивизии Слюсаренко, последнего как хорошего артиллериста, храброго человека, что, принимая во внимание задачу – держать Лович во что бы то ни стало, вполне подходило.