Собака, которая любит - Наталия Криволапчук

Мы не всегда выезжаем на место происшествия — бывает, что и из дома не выходим. Я прошу принести мне какой-то предмет, находившийся в постоянном контакте с собакой: ошейник, а еще лучше — подстилку, только, Боже упаси, не стиранную. Биополевой отпечаток, создаваемый во сне, меньше искажен реальностью и сознанием, более информативен и прочен. Собаки нюхают предмет, как при реальном поиске по следу, я же ощупываю его рукой. Если мне кажется, будто я ощущаю ладонью тело и шерсть собаки, тепло и выпуклость мышц, шелковистые или жесткие волосы, то это означает, что мне удалось настроиться. Я обязательно проверяю себя, задавая хозяину какой-нибудь вопрос о привычках и индивидуальном поведении собаки. Мои собаки подсказывают мне, как, через какие эмоции надо вступать в контакт с потеряшкой. И я, с их помощью, начинаю видеть то, что видит пропавшая собачка, чувствовать то, что чувствует она. Если, конечно, она жива. Впрочем, ответ на этот вопрос, самый главный, мы с собаками получаем сразу, по первым же ощущениям при настройке.

Дальше, что называется, возможны варианты. Можно ориентироваться по подробной карте города или попросить хозяина собаки нарисовать то место, откуда сбежала зверюшка. Можно почувствовать, находится ли собака рядом с людьми, в человеческом жилье, или бродит одна по улицам, а может быть, примкнула к бродячей стае (хотя последнее бывает крайне редко — ведь развитие общения с другими собаками неразрывно связано с тем, как собака строит отношения с хозяином, а стало быть, и с вероятностью ее потери или бегства). Нередко мне удается проследить путь собаки от того места, где хозяин видел ее в последний раз, до того момента, когда с ней, к примеру, сели в автобус. Надо вам сказать, что автотранспорт мешает биолокационному поиску так же сильно, как и при работе по следу.

А потом я начинаю, неведомо откуда, узнавать кое-что о людях, подобравших собаку, видеть какие-то детали обстановки. При этом я обязательно проговариваю вслух все, что приходит в голову, не заботясь о том, что это может показаться моей фантазией. Иногда ключ к розыску дают именно детали. Конечно, без ошибок не обходится, но бывают случаи, когда неточности или сомнения оказываются еще более доказательными свидетельствами, чем все остальное.

Разыскивая таким образом четырехлетнего кобелька-фокса, я описала некоторые детали обстановки квартиры, где он находился, предупредила хозяина, что в доме есть ребенок, который успел привязаться к собаке и будет протестовать против ее возвращения. Описывая мать ребенка, я сказала: «Вижу, что это блондинка, но не знаю, натуральный ли это цвет или волосы крашены». Хозяин собаки обнаружил песика в тот же вечер и пришел к этим людям, запасшись конфетами и бананами для ребенка (это был, как выяснилось, восьмилетний мальчик). Красное пятно на стенке оказалось ковром, светлый контур — вазой, стоявшей в углублении шкафа. Временная хозяйка песика и впрямь была блондинкой. Хозяин фокса, удивленный совпадениями, смущаясь, спросил, красит ли она волосы. Та ответила: «Я — блондинка от рождения, но подкрашиваюсь в другой оттенок».

Ошибки в моих изысканиях всегда связаны с тем, что я не догадываюсь или не успеваю задать сама себе какой-то уточняющий вопрос. Вот один их таких случаев. Эрдельтерьера, оставшегося по небрежности хозяина в загородной электричке и приехавшего на Финляндский вокзал, забрала оттуда немолодая семейная пара, жена повела собаку домой, а муж, не одобрявший ее действий, уехал с вокзала на метро. К тому времени, как хозяин собаки приехал ко мне, он уже успел поговорить с машинистом электрички и знал, как выглядела эта женщина. Я, не задавая вопросов заранее, описала ему внешность и жены, и мужа. Это тоже было моей самопроверкой. Мы с Рольфом «видели», как женщина перевела собаку через Литейный мост, и я удивлялась тому, что она не села в троллейбус, идущий по Литейному, а пошла дальше, к станции метро «Чернышевская». Только потом я вспомнила, что движение на Литейном закрыто из-за крупномасштабного ремонта.

И тут, мысленно доведя женщину с собакой до угла проспекта Чернышевского, я ошиблась. Я не спросила, осталась ли собака в районе «Чернышевской» или была куда-то увезена. Не задашь вопроса — не получишь ответа! Все поиски в районе метро оказались безуспешными.

Однако параллельно с «мистическими» возможностями я всегда стараюсь использовать и все реальные способы. Я позвонила на радио и попросила своих друзей поскорее дать в эфир объявление. Через пару дней объявился тот самый муж, не чаявший избавиться от нежеланной для него собаки. Пса увезли от «Чернышевской», ни много, ни мало, в Автово, через весь город! Несмотря на мою ошибку, собака была возвращена настоящим хозяевам.

Впрочем, мне в таких случаях совершенно безразлично, какую долю успеха следует приписывать ясновидению и биолокации и какой мы обязаны событиям реального мира. Может быть, и реальные события обернулись бы совершенно иначе, не будь того, что мы считаем мистикой!

Хочу сразу же предупредить ваши возможные вопросы: нет, я не могу искать так никого и ничего, кроме потерявшихся собак. Да и собаки находятся не всегда. Все мои возможности исчерпываются той связью с собакой, которую я способна установить, моделируя ее внутренний мир и сиюминутные ощущения.

Интересные возможности предоставляет и звериный биолокационный способ определения благоприятных для житья мест. Мы пользуемся им, например, для поиска подходящего места в лесу для нашего летнего отдыха. Заранее, еще зимой прикидываем по карте, куда стоило бы направить колеса нашей авто-подружки, иногда возвращаясь на излюбленные наши местечки вроде Двиньего или Лижменского озер, а иногда предпочитая поискать нового счастья. Обычно мы знаем только общее направление — Карелия или Псковщина, Ока или Днепр, а уж точное место стоянки определяем уже по пути.

Так мы нашли когда-то и наше самое любимое озеро — Двинье. Мы ехали тогда на двух машинах целой компанией, включающей всю нашу семью из трех человек, четырех собак и кота, а также моего брата, двоих его детей и двух собак. Собственно, выезжая из Питера мы направлялись никак не на Двинье, а на соседнее с ним Жижицкое озеро. Но на карте-четырехверстке хорошие стоянки никак не отмечены, а потому после Великих Лук мы стали двигаться «по интуиции».

Вряд ли я сумею толком объяснить, как именно это происходит. Повороты с автострады к райцентру, потом на проселок, по деревням мы угадывали вместе с собаками. Я чувствовала, куда им хочется ехать, точно так же, как в городе чаще всего знаю, где им хотелось бы погулять. В самые ответственные моменты мы останавливали машины, раскладывали карту у нас на капоте и я проводила по ней пальцем. В нужных мне местах палец словно бы «прилипал» к карте, а от поворотов так и веяло теплом. И вот, наконец, съезд уже не на проселок, а на дорожку сквозь поле, лес и пересохшее болото. Куда? Бог весть! Но мы ехали так, как подсказывало мне и собакам звериное чутье. Мы с собаками знали, что впереди нас ждет прекрасное местечко. Не ошиблись. И так бывает довольно часто.

Знают об этом и кошки. Сын мой, между прочим, мечтает написать научный трактат «О предикторских свойствах некоторых представителей семейства кошачьих в условиях кочевой жизни», и это не только шутка. Ведь именно теперешний наш Кыш всегда безошибочно предупреждает нас о том, что счастье близко. Практически всю дорогу он безмятежно спит под сиденьем или на коленях у мужа, но минут за пятнадцать-двадцать до того, как мы прибываем к месту назначения (где он никогда до тех пор не бывал) или находим стоянку в лесу, он вылезает, встряхивается, потягивается и усаживается на спинку правого переднего сиденья, внимательно глядя в окно. Если же мы свернули с шоссе впустую и стоянки все равно не найдем, он даже не показывается.

Именно так, благодаря объединенным усилиям, моим и звериным, мы почти всегда находим хорошие стоянки в тех местах, которых раньше не знали. Это удается даже в дождливое лето, когда все местечки, на которые мы могли рассчитывать заранее, заболочены и покрыты непролазной для «Жигулей» грязью.

Так природные механизмы, используемые зверьем в лесной жизни, пригождаются людям.

Самого главного глазами не увидишь

Среди обрушившихся на нас в последние годы непривычных ранее слов и понятий одно из несомненных почетных мест принадлежит понятию ауры. «О, какая аура у этой картины!» — восхищается на выставке живописи молодящаяся дама, идущая в ногу со временем. «Что-то у меня с аурой не в порядке», — доверительно сообщает приятельнице дюжая тетка в автобусе. «Ты что, к экстрасенсу ходила?» — с готовностью посочувствовать спрашивает та. «Да нет, сама чувствую». Страсть, как я люблю эти подслушанные разговоры!

Спору нет, словечко весьма популярное, почти наравне с кармой (первое место в «горячей десятке» последних лет), сглазом и порчей (делят второе и третье места). Многие даже знают, что аурой в оккультной традиции принято называть не столько само биополе, как думают составители кроссвордов, сколько его визуальное представление. Аура видится нам в цветах, формах, в движении, причем все эти компоненты находят свое соответствие в реально протекающих в организме процессах. Для их диагностики можно пользоваться и аурическим представлением — точь-в-точь как рентгеном для определения состояния внутренних органов. При этом структура биополя, как известно, отражает не только физиологию организма, но и различные психические состояния мыслящего существа. Это и делает аурические представления такими полезными для моей практической деятельности. Но зато именно поэтому у произведения живописи может быть энергетика, заложенная в него автором, но уж ауры быть никак не может.