Фурцева - Леонид Млечин

Пленум ЦК 31 января 1955 года постановил:

«ЦК КПСС считает, что тов. Маленков Г. М. не обеспечивает надлежащего выполнения обязанностей Председателя Совета Министров СССР. Не обладая необходимыми знаниями и опытом хозяйственной деятельности, а также опытом работы местных советских органов, тов. Маленков плохо организует работу Совета Министров, не обеспечивает серьезной и своевременной подготовки вопросов к заседаниям Совета Министров. При рассмотрении многих острых вопросов тов. Маленков проявляет нерешительность… Между тем т. Маленков неправильно понял свои функции и явно претендовал не только на руководство деятельностью Правительства, но и на руководство Президиумом ЦК».

Георгия Маленкова убрали с поста главы правительства, перевели в заместители, дали еще пост министра электростанций и, главное, оставили членом президиума ЦК. Его падение доставило удовольствие партийному аппарату: при Маленкове правительство чувствовало себя слишком уверенно и не так заискивало перед ЦК.

«Когда Маленкова сняли с поста председателя Совмина, это означало, что власть снова полностью перешла к ЦК КПСС, а вернее — к ее верхушке, — писал бывший член политбюро Александр Николаевич Яковлев. — Побаловались немножко в „ленинские принципы управления“, и хватит. Смещение Маленкова прошло безболезненно. Мало кто сожалел. В аппарате ЦК приветствовали эту меру на том основании, что правительственные чиновники слишком задрали нос и хотели отобрать власть у цековских чиновников».

Проиграли те, кто необдуманно поставили на Маленкова, и выиграли те, кто, как Фурцева, хранили верность Никите Сергеевичу. В основном это были московские и киевские партийные секретари, верившие в счастливую звезду Хрущева. Сидя в зале, Екатерина Алексеевна с удовольствием наблюдала за тем, как крепнут позиции Никиты Сергеевича.

Восемнадцатого февраля 1955 года Никита Сергеевич держал речь на пленуме ЦК компартии Украины. Почти всю речь посвятил развенчанию Маленкова:

— Товарищ Маленков, видимо, упоенный положением председателя Совета министров, думал, что теперь он может все сделать. Он произнес необдуманную речь, в которой заявил, что в два-три года мы добьемся изобилия продовольствия и предметов потребления. Но он не подумал, откуда же это изобилие берется. В каком состоянии находится сельское хозяйство? Как выполнить это обещание?.. Чтобы создать видимость, что слова об изобилии начинают выполняться, стали вытаскивать из сундука золото, золото потекло за границу!

Хрущев вспомнил беседу с Екатериной Фурцевой:

— А как реагируют простые люди на такие речи? Мне товарищ Фурцева рассказывала. Приехала к ней родственница из деревни. Она спрашивает ее: как дела у вас в деревне? «Ничего, — отвечает, — теперь стало веселее. Товарищ Маленков хорошо выступил и пообещал нам, что скоро будет изобилие всех жизненных благ»… Эта крестьянка говорит: у нас Маленкова называют Георгием Победоносцем. Ну, для крестьянки, может быть, он победоносец, но мы-то знаем, какой он победоносец. Это несчастье, а не победоносец…

Никита Хрущев спешил убрать с политической арены и других руководителей страны, которые ему мешали, и ценил тех, кто, как Фурцева, решительно и во всем его поддерживали. Он, в свою очередь, выдвигал Екатерину Алексеевну.

Служебную удачу дополнило найденное, наконец, личное счастье. Когда Екатерина Алексеевна работала в московском партийном аппарате, она влюбилась в коллегу-секретаря — Николая Павловича Фирюбина. Он был всего на два года ее старше. Его считали капризным и избалованным женским вниманием.

Фирюбин был с треском снят с должности вместе с Георгием Поповым. В 1949 году его отправили на курсы переподготовки руководящих партийных и советских работников при Высшей партийной школе. Через два года выпускнику курсов подобрали невысокую должность — начальника технического управления исполкома Моссовета. Летом 1951 года повысили — сделали заместителем председателя Моссовета. Одному из недавних руководителей города не очень приятно было подчиняться тем, кто еще недавно просиживал в его приемной, ожидая, пока их вызовут…

Николай Павлович прошел жестокую школу в сталинские времена. Иногда под настроение рассказывал эпизоды из жизни партийных работников. Однажды, когда Фирюбин был секретарем МГК, он пришел утром на работу и увидел на столе пепельницу из кабинета Сталина. У него в глазах потемнело.

Фирюбин помнил анекдот, который любил рассказывать член политбюро Андрей Жданов: «Сталин жалуется: пропала трубка. Говорит: „Я бы много дал, чтобы ее найти“. Берия уже через три дня нашел десять воров, и каждый из них признался, что именно он украл трубку. А еще через день Сталин нашел свою трубку, которая просто завалилась за диван в его комнате». Жданов, рассказывая анекдот, весело смеялся…

Фирюбину было не до смеха: что про него подумают, когда узнают, что он прихватил из кабинета вождя пепельницу? Он позвонил помощнику вождя Александру Николаевичу Поскребышеву, покаялся.

— Нехорошо, — осудил его сталинский помощник. — Вы так весь кабинет растащите. Пришлите обратно фельдъегерем.

Опытный Поскребышев поинтересовался, кто накануне сидел рядом с Фирюбиным. Николай Павлович вспомнил:

— Паршин и Ванников.

Петр Иванович Паршин был наркомом машиностроения и приборостроения, а Борис Львович Ванников, начальник Первого главного управления, занимался созданием ядерного оружия. Поскребышев предположил, что это дело рук Ванникова. Фирюбина предупредили, чтобы на совещаниях не садился с Борисом Львовичем. Тот любил такие шутки. Возможно, научился у Сталина.

До войны Ванников был наркомом вооружений. Летом 1941 года его посадили. А когда началась война, так понадобился, что освободили. Его привели к Сталину прямо из тюрьмы. На предложение вернуться в Наркомат Ванников неуверенно ответил:

— А будут ли со мной товарищи работать? Ведь я в тюрьме сидел.

Сталин махнул рукой:

— Пустое. Я тоже сидел в тюрьме…

Роман Фурцевой и Фирюбина был предметом пересудов в Москве. В те времена разводы не поощрялись. Женщина должна была исполнять одну роль — самоотверженной жены и матери. Любовница — понятие отрицательное.

В Советском государстве все женские проблемы решены. «Где, в какой еще стране существует забота о женщинах-матерях? — писали тогда газеты. — Где еще женщины пользуются такими правами? Нет в мире такой другой страны». И поэтесса Екатерина Шевелева 8 марта опубликовала в «Известиях» лирическое стихотворение о счастливой женской судьбе:

Заговорили о труде и о растущем изобилье,О Сталине в наш женский день мы горячо заговорили.

Николай Павлович Фирюбин не спешил рвать с прежней жизнью, уходить из семьи. Екатерина Алексеевна переживала, хотя больше всего старалась не показать своей слабости. Светлана Фурцева говорила о матери: «Мама всегда выглядела чуточку недоступной для мужчин — она находилась выше их обычного представления о женщине-жене… Но не думаю, что ее не интересовало женское счастье…»