Гражданин тьмы - Анатолий Афанасьев

- Выпить, значит, не дурак?

- Как любой россиянин. Но меру знаю. Не больше литра в день.

По доброму оттенку презрительной улыбки Су Линя было видно, что чем-то бойкий собеседник ему приглянулся.

- Что ж, солдатик, не так часто к нам попадают добровольцы, - пооткровенничал он. - Обычно набираем сотрудников по принудительной вербовке. Тем больше у вас шансов продвинуться. Пожалуй, будем готовить по методу Шабдурасулова, по третьей категории. Не возражаешь, любезный?

Сидоркин, которому так и не предложили присесть, вытянулся в струнку.

- Премного благодарен, - выпалил он, как на плацу. - Коли кто к нам добром, мы завсегда отслужим.

- Ступай, ступай, красавец... Ишь, глотка луженая...

Тянуть нельзя, да и незачем. При последней встрече в парке с Надин она едва заметно прикрыла глаза: дескать, все поняла, не подкачаю. Мысленно Сидоркин ее приободрил: держись, кроха, это все не больше чем игра. Как и вся наша жизнь.

Двух ночей и трех дней ему вполне хватило, чтобы основательно сообразоваться на местности. Действовать предстояло внаглую, на арапа, что было противно его дисциплинированной офицерской натуре, но время и обстановка не оставляли выбора. Или уложится в десять - пятнадцать минут, или...

В четверг, как по заказу, смена выдалась легкая, можно сказать, никакая. До часу ночи кремировали всего двоих: садовника Абрамыча (неизвестно чем провинился) и двойника налогового фельдмаршала Починка. Сидоркин уже поднабрался кое-какого опыта и сам, без подсказки Падучего, догадался, в чем дефект у Починка. Тот пришел на кремацию своими ногами, и перед тем как Падучий сделал ему обезболивающий укол, лишь истошно визжал и хрюкал. Не мог членораздельно пропищать даже свою знаменитую присказку: "Заполни декларацию и спи спокойно, товарищ!" Да и личиной был не очень схож. Тот, которого поставили главным мытарем, похож на сосущую попискивающую пиявку с продолговатой тыковкой, а двойник больше напоминал дождевого червя, случайно выползшего на солнцепек. Вдобавок с короткими ручками и ножками. Правда, не в халате, - в любимом фельдмаршальском мундире. Все равно вряд ли за такую поделку самый отмороженный американос отвалит больше сотняги. Явный брак.

Управившись с этими двоими, больше часа бездельничали, попивали пивко, перекинулись с Падучим в дурачка. Зяма набивался третьим, жалобно мычал, протягивая волосатую клешню, но Падучий грубо его одернул:

- Пошел на хрен, урод!

- Может, примем? - пожалел Сидоркин убогого.

- Думай, что говоришь. Обратной переделки не бывает. Животное - оно и есть животное.

Играли на интерес и по-крупному, хотя и в кредит. Сидоркин проиграл начальнику пять партий подряд и, вместе со вчерашним, задолжал ни много ни мало - около лимона зеленых. Падучий заметно подобрел, расслабился.

- Эх, парнишка, когда только расплотишься... А платить придется. Долг чести. Иначе - на счетчик.

- Расплачусь как-нибудь, - хмуро пообещал Сидоркин. - . Мне япошка повышение посулил. Конечно, после переделки.

- То-то и оно. После переделки. А где гарантия, что из тебя второго Зяму не слепят? Самураям нельзя верить. Они за свои слова не отвечают. Чуть что, харакири себе сделают - и с кого тогда спросить?.. Не-е, надо что-то другое придумать.

- Давай тогда последний кон на всю сумму, - предложил Сидоркин.

Раскинули карты, и вскоре он опять оказался в дураках. Долг подскочил к двум миллионам. Оба задумчиво смотрели друг на друга. Чтобы снять напряжение, Сидоркин сказал:

- Ладно, чего там... Буду отдавать частями. Вот, возьми пока сто рублей. На тачку копил. Придется, видно, похоронить мечту.

Падучий деньги взял, достал лист бумаги, карандаш - и погрузился в какие-то сложные расчеты. Сверху написал фамилию Сидоркина, вниз пошли крестики и бесконечные цифры. Сидоркин глянул на часы - без пятнадцати три. Пора.

- Пойду, что ли, курну на воле, - объявил безнадежным голосом.

Падучий даже не взглянул на него.

На дворе стояла тихая лунная ночь. Ни ветерка, ни звука. Сидоркин понимал, что тишина обманчива: и собаки бродят на цепи, и охранники в сторожевой будке у ворот не дремлют. Плюс сигнализация повсюду, где только можно. Хотя, с другой стороны, ночные меры предосторожности принимались больше для порядка. Обитатели хосписа, и пациенты, и персонал, после вечерних процедур валились вмертвую. Вопрос в том, сумеет ли Надин перехитрить надзор? Сидоркин полагал, что сумеет. Она из молодых, да ранняя. И его сердце тянулось к ней, как намагниченное.

В трехэтажном здании окна светились лишь на первом этаже: там, в диспетчерской, возле обзорных телеэкранов дежурят двое операторов. Тоже, небось, кемарят вполглаза. Им он собирался нанести визит в первую очередь.

По заранее продуманному маршруту, хоронясь в тени деревьев, обогнул здание и, перемахнув небольшое освещенное пространство, очутился возле закрытого мусорного люка, над которым поработал еще с вечера. Из инструментов y него были с собой пассатижи и длинная отвертка с массивной металлической ручкой. Но этого хватило, чтобы поддеть крышку и сдвинуть засов. Трудность была в том, чтобы по гладкому, почти отвесному желобу подняться на два-три метра - до первой дверцы из шахты. Разумеется, не самое сложное упражнение из тех, какие ему доводилось осваивать в программе подготовки спецгруппы "Варан", только когда туго было... Семь лет назад. С тех пор он заметно раздобрел, поэтому, без особых затруднений преодолев подъем, едва не застрял в узком входном "оконце", нелепо завис с башкой наружу и с туловищем в люке. На "переливание мышечной массы" по системе "Ниндзя" затратил, наверное, столько же энергии, сколько молотобоец расходует за рабочую смену. Но справился, ничего. Хотя потерял даром драгоценные секунды. Зато потом все пошло как по маслу. Ураганом ворвался в диспетчерскую и разбомбил операторов, даже не успев их разглядеть. Одного приложил мордой об компьютер, второго сбил со стула и задавил на полу.

Через минуту очутился в холле на первом этаже, постоял, привыкая к полумраку. Сюда должна подгрести Надин, но пока он слышал только звон в ушах, мощные удары успокаивающегося сердца - и больше ничего. Хоспис действительно спал мертвым сном.

Потом сверху, с лестницы, донеслись осторожные шлепки, будто по мокрому. Что-то в этих звуках было не так. Он шагнул навстречу - и понял что. Вместе с Надин спускался, судя по шаркающей походке, пожилой господин: его лицо оставалось в тени. Казалось, мужчина идет не сам по себе, а девушка тащит его насильно: оба двигались неуклюже, будто на ощупь. Сидоркин негромко окликнул:

- Я здесь, - и, приблизившись, добавил:

- Кто это? Надин ответила шепотом:

- Это Иванцов, Олькин папа.

- Ты в порядке? - спросил Сидоркин, быстро решая: вырубить этого папу на лестнице или... Надин угадала его мысли.

- Без него никуда не пойду, - сказала твердо. На обсуждение неожиданно возникшей проблемы не было времени. Сидоркин подвел их к двери и тут оставил, приказав стоять смирно и, как только услышат машину, бежать к ней.

- Все поняла?

- Да, Антон... Поцелуй меня.

Он прикоснулся к ее губам и не почувствовал ничего. В железную дверь гаража постучал отверткой. Второй решающий этап побега. Здесь все могло сорваться, но не сорвалось. Загремели запоры, дверная щель раздвинулась на несколько сантиметров - и грубый голос спросил:

- Кто там? Чего надо?

- Ваше благородие, - заторопился Сидоркин, - это я из крематория. Бабки принес, как сговаривались.

Дверь открылась так, что он смог протиснуться. В гараже было светло и сыро. Здоровенный охранник сзади подтолкнул его к верстаку:

- Ну даешь, мудило! Я уж думал, закосил. Хотел сам к Падучему наведаться... Давай, сколько у тебя?

- Ваше благородие, не сочтите за хамство... Хотелось бы усесться, а уж тогда... Мечта всей жизни, ваше благородие...

Автомат болтался на ремне, и охранник небрежным движением забросил его за спину. Гоготнул:

- Ну придурки, мать вашу... Прям как дети... Давай, садись в какую хошь.

Сидоркин выбрал джип. Мощная, надежная машина. В опытных руках навроде тарана. Вскарабкался на сиденье, включил свет. Ключи в замке, все путем, без обмана. В сердце колыхнуло нехорошее предчувствие: слишком легко все складывалось. Это не к добру. Хотя как легко? Вон какой-то Олькин папаша некстати объявился. Это уже накладка.

Включил зажигание, движок послушно заурчал.

- Эй! - окликнул снизу детина. - Давай бабки, потом газуй. Ишь барин выискался.

- Ага, ваше благородие, - счастливо заухал Сидоркин. - Еще бы телку в салон. Для куражу.

- Телку тебе?.. А хо-хо не...

Охранник не успел досказать: сверху получил два прицельных удара пассатижами в лоб. Пока качался и падал, Сидоркин спрыгнул вниз и забрал у него автомат. Потом задвинул тело под верстак, добавив для верности еще разок по черепушке. Уж больно могуч был "ваше благородие".