Избранные произведения в двух томах. Том 2 - Александр Рекемчук

— Я бы куда-нибудь пошел работать, — помолчав, сказал Черномор Агеев. — Но мне нужно, чтобы работа была временная. А тут везде велят заключать договор на три года. Без договора не хотят принимать: нас, говорят, за это ругают — за текучесть кадров…

Он сидел на кровати, отвернувшись к стене, и руки его, не имея подходящего дела, дергали вверх-вниз застежку вельветовой куртки, застежку-молнию. Сразу видно — переживает парень.

Коле Бабушкину очень жалко стало этого парня, круглого сироту. Он, уж конечно, успел подумать, что если бы этот парень, Черномор Агеев, был знаком с монтажным делом или имел бы какую ни на есть строительную специальность, то Николай, конечно уж, взял бы его в свою бригаду, которой предстоит перестраивать цех на кирпичном заводе. Но этот парень, Черномор Агеев, работал коллектором в поисковой партии, на Щугоре. И в строительном деле ничего не смыслит. Возьмешь такого, а потом нянчись с ним всей бригадой. Обучай на ходу. Делись опытом. Заработком делись…

— Вот что, — сказал Коля Бабушкин. — Завтра подъем в семь утра. Ровно в восемь быть на кирпичном заводе. Записываю тебя в бригаду, которая будет оборудовать керамзитовый цех. На должность монтажника. Спецодеждой обеспечим. Оплата труда — аккордная…

Черномор Агеев оторвал свой взгляд от окна. Лицо его снова сделалось крутым. Брови недоверчиво сдвинулись.

— Это как… постоянная работа или временная?

Вот зануда. Нет чтобы спросить, какой такой цех придется оборудовать, что такое керамзит и с чем его едят. Нет чтобы узнать, какая такая бывает аккордная оплата и сколько это на руки придется за рабочий день. Нет чтобы спасибо сказать за то, что его, какого-то коллектора, берут на должность монтажника и будут учить уму-разуму, будут учить настоящему делу и, на первых порах, будут за него всей бригадой выколачивать норму!..

— Постоянная или временная? — настойчиво переспросил парень.

— Временная. На три месяца, — сдерживая злость, ответил Коля Бабушкин.

— Ну, тогда записывай… — дал согласие Черномор Агеев.

— Работы, понимаешь, много… Мы сейчас на Олимпийской улице микрорайон строим. Домов двадцать. И самая запарка: монтаж перекрытий. На холоду потеешь.

Лешка Ведмедь откуда-то сбоку заглядывал в зеркало и сторожко ловил взгляд Николая. Он старался по этому взгляду выяснить, есть между ними обида или нет никакой обиды. Осталась или порушилась старая дружба? Из-за того разнесчастного вечера, когда Лешка был здорово пьян, сильно ругался и Коля Бабушкин ушел среди ночи в гостиницу…

А Лешке Ведмедю очень не хотелось, чтобы порушилась эта старая дружба. Да и Коле Бабушкину вовсе не хотелось эту старую дружбу рушить. Никакой обиды у него не осталось. Если бы осталась обида, то он и не пришел бы сюда, к Ведмедям. Но он пришел как ни в чем не бывало, как будто ничего такого между ними не случилось.

Он пришел поговорить с Лешкой: не хочет ли Лешка записаться в бригаду, которая будет перестраивать цех на кирпичном заводе. Он ведь знал, что такого монтажника, как Лешка, — поискать. Он бы очень кстати оказался, Лешка, в этой бригаде.

А кроме того, Коля Бабушкин зашел к Ведмедям переодеться. Он собирался идти на концерт народной артистки, которая приехала из Москвы и нынче будет петь в Доме культуры нефтяников. Николай уже достал билеты — три билета: для себя, для Ирины, для Черемныха. И вот он зашел к Ведмедям, чтобы переодеться к вечеру в свой бостоновый, черный, двубортный, еще ни разу не надеванный костюм, который уже целый год висел в шкафу у Ведмедей.

По дороге к Ведмедям Коля Бабушкин наведался в магазин и купил там все остальное, что полагается, когда носишь парадный костюм. Он купил вьетнамскую рубашку, польский галстук, чехословацкие запонки, китайские штиблеты и немецкие носки.

И вот, явившись к Ведмедям, он надел носки, обул штиблеты, влез в рубашку, вдел запонки и стал перед зеркалом завязывать галстук. Он завязывал галстук мудреным узлом, а Лешка Ведмедь откуда-то сбоку заглядывал в зеркало и сторожко ловил в нем взгляд Николая.

— Работы много, — повторил Лешка. И добавил шутливо: — Из-за этой работы всю пьянку запустил…

Их глаза встретились в зеркале; Лешка Ведмедь увидел в зеркало испытующе-суровые и чуть насмешливые, серые и чуть голубые (как тень на снегу) глаза Коли Бабушкина; а Коля Бабушкин увидел в зеркале слегка раскосые, слегка зеленоватые, слегка плутоватые глаза Лешки Ведмедя.

Но было в этих глазах и что-то заискивающее. Наверное, Лешке Ведмедю не хотелось рушить старую дружбу.

— А, черт… — подосадовал Николай: после всех сложных манипуляций, которые он проделал с галстуком, узел получился широким и раздутым, как зоб. Не вышло.

— Давай я, — предложил Лешка Ведмедь.

Коля Бабушкин высоко задрал подбородок, а Лешка, вытянув короткий конец, снял с его шеи галстук и снова набросил — через голову. Засопел от старания.

— Я знаю, что у вас работы хватает, — сказал Коля Бабушкин. — У нас, на Порогах, тоже хватает. Везде работы хватает… Но кто-то ведь должен строить ударный объект! Если не ты и не я — то кто же?

— Понимаешь, какое дело… — натужно сопя, ответил Лешка. — У меня еще другая работа есть. Халтурка. По вечерам занимаюсь. Калым мое дело… Я, понимаешь, к весне хочу мотороллер купить. Мне деньги нужны…

— Вот-вот, — подхватил Коля Бабушкин. — А нашей бригаде будут платить аккордно. Работа до весны. И считай, что весной ты уже сидишь на мотороллере. И тебе на ходу собаки ноги огрызают…

— Аккордно? — тотчас посерьезнел Лешка Ведмедь.

— Да… Готово?

— Вроде.

Николай повернулся к зеркалу. Так и есть — вроде. Вроде петли-удавки. Только что не намылена. Жалконький, тощий кривой узелок впился в горло.

— Портач, — ругнулся Коля Бабушкин и стал развязывать галстук.

— Я сейчас Верку позову. Она умеет…

Она умеет. Скрестив полосатые концы галстука, ловко обернула их, широкий язык подтянула книзу, узел кверху.

— Вот так, — сказала Верочка. И отойдя на шаг, окинув Николая критическим взглядом, решила: — Хорошо… А ты с кем на концерт идешь? Если не секрет.

— Иду… с одной, — ответил Николай. Хотел поправиться: «С двумя». Но промолчал. Покраснел только.

Верочка открыла шкаф, достала оттуда черный, двубортный, бостоновый, еще ни разу не надеванный пиджак и бережно подала его Николаю со спины — вот вам один рукав, вот вам другой.

— А она красивая? — спросила Верочка, снимая пушинку с пиджака.

— Да, — ответил Николай.

Верочка охнула, всхлипнула вдруг и, припав головой к плечу Николая, разрыдалась.

— Ты чего?.. — удивился Коля Бабушкин.

— Ты чего?.. — Лешка Ведмедь засопел ревниво.

А она, припав к плечу Николая, плакала навзрыд, и острые лопатки ее горестно вздрагивали, и мокрые слезы текли по лицу, пятнали черные лацканы пиджака, а пальцы ее зачем-то гладили, гладили спину Николая…

— Ты чего? — Лешка Ведмедь ревниво сопел.

— Ты чего? — удивлялся Коля Бабушкин.

— Моль… — едва смогла сквозь рыдание выговорить Верочка. — Моль. Всю спину… съела! О-о…

Николай мягко отстранил ее, снял пиджак. Вместе с Лешкой они наклонились над ним.

Но можно было не наклоняться. И так видно. Вся спина пиджака — и у ворота, и на подоле, и посередке — была изрешечена. Мелкие дырки попадались то вразброс — здесь закусывали в одиночку, — то теснились одна к другой — здесь компанией жрали. Под черной шерстью была еще черная шелковая подкладка, и поэтому не все имевшиеся в наличии дырки сразу бросались в глаза. Вот если бы подкладки не было, тогда можно было бы все их на свету обнаружить — поднести к лампе и смотреть насквозь…

— Да… тут не заштопаешь, — отерев со лба пот, сказал Коля Бабушкин.

— Надо было нафталином… Я ведь видела, что летают… — Верочка рыдала безутешно, уткнувшись лицом в дверцу шкафа.

— Сколько платил? — поинтересовался Лешка, щупая пальцами черную шерсть.

Николай развязал галстук и стал выковыривать из манжет запонки.

Когда он уже уходил, одевшись в старое, Лешка Ведмедь сказал ему, провожая до двери:

— Ладно… Записывай в бригаду. Только пусть с кирпичного завода в наш трест какую-нибудь бумагу пришлют. Либо позвонят. Чтобы все было чин чином. А то не разберешься потом с отпускными…

Так Николай и не понял, по какой главной причине Лешка решил записаться в бригаду. То ли ему действительно хотелось поработать на ударной стройке. То ли ему понравилось, что платить там будут аккордно. То ли он просто не хотел огорчать отказом старого друга — тем более что у друга случилась такая неприятная беда: моль съела костюм. И он пожалел своего старого друга.

И Верочка жалостно так — сквозь слезы — посмотрела ему вслед, когда он от них уходил.