'Та самая Аннушка', второй том, часть первая: 'Другими путями' (СИ) - Павел Сергеевич Иевлев

— Вполне. Прихвачу вторую для коллекции, а эту выжрем сегодня. Составишь компанию?

— Всегда.

— Прихвати тогда стаканы, солдат. Такой вискарь достоин того, чтобы пить его не из кружек.

Море прохладное, но мы искупались. Аннушка, разумеется, голышом, и это, разумеется, ничего не значит. Она не стесняется своего тела, и ей плевать на мои переживания, которые, увы, не скроешь при купании. Но что же мне теперь, немытым ходить?

— Нет, солдат, сегодня тебе не светит, прости, — сказала она безжалостно. — Мне надо выпить и подумать. Если невмоготу, можешь подрочить, я отвернусь.

— Спасибо, — ответил я спокойно, — обойдусь пока.

— Ты пойми, — объяснила она, когда мы устроились в притащенных с веранды отеля шезлонгах. — Я не наказываю тебя за то, что ты Донку трахнул. Ведь ты так думаешь?

— Есть такое подозрение.

— Да, я тогда неожиданно сильно расстроилась, но уже всё нормально. Ты не виноват, ты отказывался, я тебя уговорила, и всё ещё думаю, что это было правильно. Десять лет твоей жизни того стоили. Полноценной молодой жизни, ты теперь несколько лет не будешь стареть, будешь здоров, на тебе всё будет заживать, как на собаке. Потом вернётся на круги своя, но тут уж ты сам отказался от шанса. Не жалеешь?

— Пока нет. Вот когда начну стареть, тогда…

— Так вот, я не потому тебе не даю, что от тебя ещё Донкой пахнет.

— Серьёзно?

— Нет, фигурально выражаясь. На самом деле, мне надо на что-то решиться, а я не могу. И это меня тоже бесит, не представляешь как. Всегда гордилась тем, какая я решительная, а тут сопли жую и страдаю, как школьница.

— И это связано со мной?

— Вот это-то я и пытаюсь решить, связано или нет. Я подложила тебе Донку из самого практического расчёта, «чтобы добро не пропадало», но, в то же время, уже постфактум, сообразила, что была и вторая причина. Может быть, главная, хотя тогда я бы плюнула в глаз любому, кто её озвучил.

— Какая?

— Чтобы ты ещё несколько лет был таким же, как сейчас, а не начал превращаться в унылого старика, как вы все. Когда ты не взял ихор, я подумала… Нет, вру, не подумала. Просто где-то кольнуло: «Он не хочет быть со мной! Он хочет постареть и уйти!»

— Это чушь.

— Я знаю. Налить ещё?

— Давай. Что-то не цепляет, совсем как Донку.

— Пройдёт, не парься. У тебя совсем быстро, микродоза же. Просто чуть больше выпей, и всё.

— Стараюсь, — отсалютовал стаканом я.

— Если откинуть все пиздострадания, то в сухом остатке выходит вот что: я пытаюсь понять, влюбилась или нет. У меня нет опыта в чувствах, нет подруг, с которыми можно это обсудить, я вообще тётка прямая, как кардан, так что говорю, что есть.

— И что ты будешь делать в каждом из вариантов?

— Если нет, то всё просто: будем кататься, веселиться, трахаться, и расстанемся в любой момент, когда мне или тебе это надоест.

— А если да?

— Тогда, солдат, всё сложно.

— Почему? Что мешает поступать как в первом варианте?

— То, что ты будешь для меня важен. Мне будет не безразлично, что ты думаешь, чего хочешь, где ты и что с тобой. Я буду бояться тебя потерять. Я должна буду многое тебе рассказать.

— Это не обязательно.

— Это, сука, неизбежно. Если да. А если нет — то и говорить не о чем. Пусть скелеты остаются в своих шкафах.

— Честно сказать, не понимаю логики.

— А тебе и не надо. Главное, что я понимаю. Или мне так кажется, а на самом деле я накидалась и несу чушь. В любом случае, иди уже спать. Я ещё искупаюсь, и тогда лягу.

Я подумал, не пойти ли спать в отель, но потом решил, что там слишком пыльно и плохо пахнет, лучше на свежем воздухе. Расстелил спальник, завернулся в него и уснул.

Проснулся от того, что его расстегнули мокрые холодные руки.

— Вода ледяная, — сказала Аннушка.

— Иди, согрею.

Оказавшись внутри спальника, она повела себя так непринуждённо, что я спросил:

— Так это вариант один или два?

— Это вариант «заткнись и иди сюда», солдат.

Меня он полностью устроил.

* * *

Утром к разговору не вернулись. К моему большом облегчению — не умею отношения обсуждать. Жена эту мою черту терпеть не могла, её злило, что я отмораживался. Но её многое во мне злило. Зачем только замуж вышла? Наверное, думала, что перевоспитает, но как-то не сложилось.

По пути говорили про Калеба. Я половину их разговора вчера пропустил, потому что на форт было нападение, и нас попросили помочь. Аннушка делегировала меня, велев считать это знаком доверия. Она, мол, доверяет мне свой пулемёт. Пришлось оправдывать.

Местные, пожалуй, и сами бы справились. Я так и не понял, на что рассчитывали всадники, скачущие вокруг стены на странных лысых голенастых зелёных тварях. Вооружены нападавшие однозарядными ружьями и стреляют из них довольно метко, но со стены нам палить всяко прикладистей, тем более, из пулемётов. Пулемёты тут похуже — ствол короткий, разброс большой, точность так себе. В общем, меня выдвинули как финальный аргумент — выкатили прямо на «Чёрте» задом в ворота, даже не заводя, просто вытолкали, и я показал, что такое дальнобойный ПКТ в умелых руках. Если нападавшие предполагали, погарцевав и постреляв на грани прицельной дистанции, величаво удалиться потом в закат, то им был сюрприз — я даже без оптики ссадил почти всех. Выступил, в общем, стороной конфликта, сути которого не понимал. Может быть, в здешних реалиях как раз те кавалеристы — хорошие ребята, а фермеры за стеной — злые редиски, потому что моментально возникшая у меня аналогия «индейцы и ковбойцы» тоже этически неоднозначна. В древних вестернах у ковбойцев белые шляпы, но индейцы, вообще-то, их к себе в прерии не звали. Я по-прежнему считаю, что самый простой способ выбрать, за кого ты, это посмотреть, кто стреляет в тебя, а кто нет, так что условные «индейцы» просто оказались не с той стороны прицела. Бывает.

Пару таких притащили в форт живыми, и оказалось, что они тоже зелёные, как и их «кони». Люди как люди, но как будто их с детства в слабом растворе зелёнки купали. Пленники были ранены, и кровь у них текла красная, так что версия с хлорофильной формой жизни отпадает. Жаль, было бы интересно. Всё-таки, раз Мультиверсум бесконечен, он мог бы быть и поразнообразнее. А то везде всё те же люди и всё