Предел прочности. Книга четвертая (СИ) - Углов Артем

«Возможно», - отвечаю себе, наблюдая за парящими над клавишами пальцами. Есть минор - когда грустно, есть мажор – когда весело, а есть искусство сочетать в себе и то и другое. Даже не знаю, придумано ли определение такому состоянию: когда хреново, но не совсем, когда тяжело и больно, но есть куда двигаться и есть надежда.

Иногда надо просто переждать. Не нестись вперед в поисках безопасного места, не развивать кипучую деятельность, а укрыться от ливня под развесистой кроной дерева. Памятуя о том, что после грозы обязательно выглянет яркое солнце, заиграет новыми красками океан бескрайнего неба, и дышать станет легче – так, чтобы полной грудью, обжигая гортань сырым воздухом. Останется лишь она – легкая грусть, сыгранная несколькими нотами на фортепиано одной не в меру вздорной девчонкой. Той самой, которая поет про «ми-ми-ми, я не твоя и звонить не моги».

Чего тебе не хватает, Юлия Кортес Виласко? Милого сердцу Франсуа, с которым разругались в пух и прах несколько месяцев назад, а может мамы с папой и настоящих друзей? Или есть еще что-то пятое… десятое, мешающее насладится славой и признанием в полной мере. Зависшее в пустоте вечными каплями весеннего дождя.

- И как… как тебе?

Только сейчас понимаю, что музыка давно смолкла, а Юлия покорно ждет вердикта. Повернулась ко мне и смотрит, сквозь челку вечно мешающих волос.

- Красиво.

- А ты не врешь, тебе и вправду понравилось. Хочешь…, - тут она неловко замялась, словно предлагала что-то неприличное, - хочешь, я тебе еще сыграю.

Киваю головой и пальцы девушки, до того аккуратно сложенные на коленях, взмывают в воздух и замирают над клавишами. Застывают на секунды, чтобы после запорхать - весенними бабочками над лугом.

Понимаю, что хочу увидеть глаза Юлии, как она играет, как она чувствует: не лопатки и затылок, а выражение лица. Поэтому встаю и обхожу подиум с роялем по заведомо большой дуге, ступая тихо и осторожно, дабы не сбить девушку с музыкального ритма. На пути попадается незаправленная кровать, занимающая добрую часть комнаты. Та самая, на счет которой Юлия строго-настрого предупредила. Только я и сам бы садится не стал: в уличной одежде, да еще у малознакомого человека. Поэтому спускаюсь на пол, прямо на пушистый ковер. Отсюда открывается прекрасный вид как на музыкальный инструмент, так и на саму исполнительницу. Лицо девушки раскраснелось, на щеках выступил алый румянец, возбужденный блеск в глазах… Начинаю понимать, почему она играет только для своих. Это мгновение творческого акта, не заезженного до бесконечных самоповторов, не успевшее войти в привычку, и потому слишком интимное. Юлия словно впервые скидывает одежду, оставаясь нагишом перед любимым человеком… Нет, еще более интимное – она обнимает его, целует, занимается сексом? И снова не то, хотя, казалось бы, куда больше?

Вдруг мелодия резко обрывается – девушка замечает мое присутствие. Длинные пальцы соскальзывают с клавиш, заставляя рояль звучать невнятным «блям».

- Извини, - говорю испуганной Юлии. И та отворачивается, словно я застал ее за непристойным занятием. Неужели юная Кортес Виласко способна на столь сильное стеснение, даже уши горят.

- Я вспомнил обещание, что будет, если спасу твою жизнь. Только с персоналиями ошиблась немного – это Мангуст спас, не я.

- Ну надо же, какие мы благородные, - девушка оправилась от смущения, и привычное ехидство вернулось в голос.

- Да какое тут благородство, чуть не угробил обоих.

- Но ведь не угробил?

- Спасибо Мангусту.

Девушка спорить не стала, поднялась из-за рояля и излишне легко, наигранно потянулась. Развела руки в стороны и издала звук, напоминающий короткий кошачий «мяв».

По-умному стоило бы поблагодарить гостеприимную хозяйку и уходить восвояси, но мне отчего-то не хотелось. Готов был часами сидеть на полу и смотреть, слушать, говорить, может даже ругаться или спорить. Нравится мне здесь, в комнате – хорошо и уютно. А может дело вовсе не в комнате, а в музыке, которая прозвучала недавно, или девушке, сыгравшей ее.

- Вина будешь? – Юлия пружинистой походкой прошлась по ковру и остановилась напротив зеркального шкафчика.

- Нет.

- Сок, воду?

- Да.

- Так сок или воду? – девушка делает вид, что раздражена.

- Сок… или воду.

- Налью, чего сама хочу и только попробуй не выпить.

О да, кто бы сомневался. Наблюдаю, как высокие стаканы наполняются оранжевой жидкостью. Напиток громко булькает - льется через горлышко бутылки. И все-таки забавные у нее штаны: большие, безразмерные – ну точно, Гаврош. Почему-то прозвище отчаянно веселит, и я начинаю активно чесать нос, пытаясь скрыть улыбку. Гаврош…

- И чего веселого я сделала, что ты так лыбишься?

Поднимаю руку, признавая ошибку, дескать смилуетесь, ваше величество, больше не буду. Но улыбка, как назло, все лезет и лезет наружу. И чем больше прилагаю усилий, пытаясь ее подавить, тем шире расползались уголки губ.

- На вот, попей, успокойся.

Беру предложенный бокал и за пару глотков осушаю до дна. Персиковый сок приятно холодит внутренности, чувствую остатки мякоти во рту.

- Успокоился?

- Вроде.

- А теперь говори, иначе обижусь.

- Штаны, - признаюсь я.

- Штаны, а что тебе в них не нравится? – девушка садится рядом, и я чувствую легкий аромат, исходящий от ее волос. Вытягивает перед собой ноги и начинает их внимательно рассматривать, при этом забавно шевеля босыми ступнями. – Между прочим, известный бренд.

- О! – произношу восхищенно.

- Маэстро Дальяни.

- Неужели сам маэстро?!

- Да, именно он моделировал. Пальаццо – очень удобные брюки для носки в домашних условиях, а еще для загородной прогулки.

- О-о!

- Ты дурак, Уитакер. Неотесанная и необразованная деревенщина. Глупо смеяться над элементами одежды. Между прочим, это правила плохого тона.

- Между прочим, у меня в друзьях есть настоящие аристократы, воспитанные и образованные.

- Только тебе это этикета не прибавило.

- А ума?

- И ума тоже.

- Бывает, - соглашаюсь я и тяжело вздыхаю.

- Уитакер, - в голосе девушки слышится то ли вопрос, то ли подозрение, – ты стал излишне покладистым в последнее время. Случаем, головой не ударился.

В последнее время… она так говорит, словно мы знакомы долгие годы, а по факту общаемся меньше недели.

- Ударился… и головой, и плечом.

- Ой, извини, я не хотела, - девушка искренна в своих эмоциях, даже пальцы поднесла к губам.

- Да ладно. Я особо не переживаю по этому поводу.

- Ничего не ладно, Мангуст когда выталкивал с дороги, больше обо мне заботился. Я даже на него упала, а не на землю.

- Было бы странно, если бы он заботился обо мне.

- Да, странно…, - девушка задумалась, видимо представляя себе это картинку. – И все-таки что у тебя с головой?

Парамнез вкупе с галлюцинаторным синдромом, если верить госпоже Валицкой. Не шизофрения, конечно, но таблетки тоже выписывают.

- Пара царапин.

- А с плечом?

- Легкий ушиб, ничего серьезного.

Пальчики девушки неожиданно ловко хватают за руку, и я дергаюсь, морщась от боли.

- И это называется ничего?!

- Вот если не трогать, тогда ничего, - пытаюсь отстранится от не в меру заботливой соседки. Однако, Юлия сидит слишком близко, и успевает перехватить меня.

Снова дергаюсь, делаю вид, что неимоверно страдаю, хотя пальцы девушки спустились ниже и уже держаться за кисть.

- Больно? – с волнением в голосе спрашивает она.

- Больно.

- А так? - она усиливает хватку.

Я быстро киваю головой.

- Понятно… А вот так, - девичьи пальчики тисками сдавливают кости, и откуда только силы берутся. Вспоминаю Михаила и его издевательское рукопожатие, когда от мертвой хватки на потолок готов был прыгнуть. Юлии далеко до старшего брата, но девочка очень старается, и я не собираюсь ее разочаровывать:

- Очень-очень больно.

- А если так.

Ожидаю очередной демонстрации силы, но вместо этого легкое касание подушечками пальцев. Чувствую чужую ладонь на своей щеке, аккуратное поглаживание, словно невесомым пером проводят по коже. Тепло и щекотно…