Красная площадь - Мартин Смит

В будке остались компостер, регистрационный журнал, инструменты и длинный нож для открывания запертых машин. Орудовать ножом — это требовало времени, а у Аркадия его не было. Он взял торцовый ключ. Когда разбил окно «Мерседеса», включившаяся сигнализация присоединилась к звучавшему оркестру других сирен, но через пять секунд Аркадий уже выходил с телефоном из гаража.

В Москве он был старшим следователем городской прокуратуры. Менее чем за неделю пребывания на Западе стал вором. Ему вроде бы надо было испытывать чувство вины, он же, напротив, чувствовал прилив бодрости. Даже догадался выключить телефон.

В двенадцатом часу он был у Радио «Свобода». Через улицу за припаркованными машинами и проволочными заборами пряталось здание клуба с внутренним двориком и ступеньками, ведущими к земляным теннисным кортам, где игроки в светлых костюмах прохаживались вдоль задней линии или обменивались кручеными ударами. «Что за восхитительный мир! — подумал Аркадий. — В разгар дня у людей находится свободное время, чтобы натянуть шорты и до хорошего спортивного пота погонять ворсистый мячик». Он заглянул в «Порш» Майкла. Красного радиотелефона — его пластмассового скипетра — там не было.

Майкл был на корте близ клубного домика. На нем были шорты и пуловер. Играл он с ленивой непринужденностью, которая приобретается, если играешь в теннис с пеленок. Его соперник, стоявший спиной к Аркадию, бешено размахивал ракеткой и старался удержать равновесие, словно на батуте. Позади него, и как раз перед глазами Майкла, на столике лежал телефон с полностью выдвинутой антенной. Остальные столы пустовали.

Пока Аркадий примерялся, как подойти к столу, он заметил, что жизнь предлагает свои способы отвлечь внимание. Соперник Майкла отбивал мячи направо и налево, посылал их высоко над головой Майкла к оградительной сетке. Несколько раз начисто промахивался. Иногда запутывался в собственных шортах. Игра, казалось, была не просто неведома ему, а как бы проходила на другой планете с совершенно непохожими законами тяготения.

Из разговора у сетки Аркадий с удивлением услышал свое собственное имя. Когда незадачливый игрок вернулся к лицевой линии, он присмотрелся к нему повнимательнее: Федоров! Следующий мяч, посланный помощником консула, улетел за оградительную сетку и запрыгал на дальнем корте, где играли две женщины. Они были в коротких юбочках, открывавших загорелые кривые ноги. Промашку отнесли, естественно, к плохим манерам. Майкл побрел к ограде выразить сожаление и принести извинения. Размахивая ракеткой и ведя себя слишком шумно для теннисного корта, Федоров побежал за ним. Аркадий подошел к столу и поменял телефоны.

У задней стены клубного домика стояли два ящика для утиля: оранжевый — для пластмассы, зеленый — для стекла. Аркадий швырнул телефон в оранжевый, потом пошел обратно мимо теннисных кортов, вошел в ворота станции под телекамерами и, пройдя мимо будки охраны у автостоянки, поднялся вверх по ступеням в приемную.

Он вызвал Стаса, который, слегка удивившись, спустился вниз. Охрана тем временем пыталась дозвониться до Майкла.

— Гудки.

— Не ждать же нам весь день, — сказал Стас.

Охранник повесил трубку и одарил Аркадия свирепым взглядом и пропуском. Пройдя внутрь, он снова оказался в покрытом американским ковром вестибюле Радио «Свобода». Информационные щиты были заменены новыми — свидетельство хорошо работающей организации. На глянцевых фотографиях директор Гилмартин вел делегацию сотрудников венгерского радиовещания и аплодировал исполнителям народных танцев из Минска. По коридору взад и вперед сновали техники с магнитофонной пленкой в руках. В дверях мелькнула и исчезла седая голова Людмилы.

— Чей кабинет явился взрывать — директора или Майкла? — спросил Стас. — И здорово ли я влип?

— Как пройти в «красный архив»?

— Лестница между автоматами с напитками и закусками. Только без бомб.

Когда Томми хвастался, что «красный архив» — самая большая за пределами Москвы библиотека в Советском Союзе, Аркадий в своем воображении рисовал лампы и пахнущие плесенью стеллажи Ленинской библиотеки. Как всегда, действительность не совпала с его ожиданиями. В «красном архиве» не было ламп, только голубоватое свечение длинных, во весь потолок трубок. Ни одной книги, только каталоги микрофишей и автоматически скользящие по рельсам стальные шкафы. Вместо читального зала — аппарат, увеличивающий микрофиши до удобочитаемого размера. Аркадий с благоговением провел рукой по ящику. В нем, сведенные до размеров булавочной головки, помещались Древняя Русь, Петр и Екатерина Великие и штурм Зимнего. Он с облегчением увидел и нечто примитивное — деревянный ящик с картотекой на кириллице.

За столами делали выписки одни американцы. Женщина в увешанной бантами блузке, увидев русского, пришла в восторг.

— Не покажете ли, где стол Томми? — спросил Аркадий.

— В секции «Правды», — она, вздохнув, указала на другую дверь. — Такая утрата для всех нас.

— Понимаю.

— Как раз теперь идет столько информации, — сказала она. — То совсем не было, а вот теперь слишком много. Хоть бы чуть-чуть поубавилось.

— Понимаю вас.

Секция «Правды» представляла собой узкую комнату, которая была еще меньше из-за стеллажей с переплетенными подшивками «Правды» с одной стороны и «Известий» — с другой. В конце комнаты шла запись на видеомагнитофон с цветного телевизора. На станции, должно быть, имелась спутниковая тарелка, потому что, хотя звука и не было, Аркадий понял, что смотрит программу советских новостей. На экране толпа людей в ветхой одежде опрокидывала грузовик. Он повалился на бок, и толпа хлынула к заднему борту. Крупным планом шофер с разбитым в кровь носом. На борту грузовика — название кооператива, вытапливающего сало. Люди выбирались из толпы, размахивая костями и черными кусками мяса. Аркадий понял, до чего же он всего за несколько дней привык к обилию пива и еды. «Неужели там так плохо? — спрашивал он себя. — Неужели действительно так плохо?»

Письменный стол Томми располагался позади телевизора. Стопки газет, круглые пятна от чашек кофе, пулеметные пули, используемые в качестве пресс-папье. В среднем ящике — мягкие карандаши, сшиватели бумаг, пачки листков для записи и газетные вырезки. В боковых ящиках — русско-английский и немецко-английский словари, приключенческие романы в бумажных обложках, более солидные книги по военной истории, рукописи и письма с отказами от публикации. Не было даже телефонной розетки для факса.

Аркадий вернулся в зал каталогов и спросил работавшую там женщину?

— Был ли у Томми факс, когда он работал над обзором программ?

— Вполне возможно. Секция «Обзора» находится в другом конце города. Может быть, он пользовался одним из факсов там.

— Как давно он работал здесь?

— Год. Хорошо бы и здесь иметь факс. Это привилегия начальства, конечно. Но у нас есть информация. Все о Советском Союзе. По любому вопросу.

— О Максе Альбове.

Она глубоко вздохнула и стала перебирать бантики на воротнике.

— Это почти семейные дела… Ну хорошо, — она уже было пошла, но потом остановилась. — Ваша фамилия?..

— Ренко.

— Вы гость?..

— Майкла.

— Тогда… — она подняла руки: материалов до небес!

Макс оказался золотой жилой, которая проходила сквозь все шкафы с микрофишами. Аркадий сел к увеличителю и стал — год за годом — просматривать подшивки «Правды», «Красной звезды» и «Советского экрана», где подробно расписывалась карьера Макса в кино, его «вероломное бегство» на Запад, служба на Радио «Свобода», этом «принадлежащем ЦРУ рупоре дезинформации», его угрызения совести, возвращение на родину и недавнее перевоплощение в достойного уважения журналиста и комментатора американского телевидения.

Внимание Аркадия привлекла заметка в старом номере «Советского экрана»: «Для режиссера Максима Альбова самое главное в фильме — женщина. Достаточно найти красивую актрису, считает он, подсветить ее как надо, и половина успеха обеспечена».

Его же фильмы превозносили бесстрашие и самоотверженность солдат Красной Армии в борьбе с маоистами, сионистами и моджахедами.

В другой заметке можно было прочесть: «Особенно трудно было снять один эпизод с горящим израильским танком, потому что у съемочной группы не было необходимых запасов и пластиковой взрывчатки. Тогда сам режиссер сымпровизировал удачный трюк.

Он вспоминает:

— Мы снимали недалеко от химического комплекса в районе Баку. Зрители не знают, что я учился на химфаке. Я знал, что путем соединения красного натрия и сульфата меди можно вызвать самопроизвольный взрыв без помощи взрывателей или капсюлей. Поскольку время поджимало, мы сделали до съемки сорок-пятьдесят дублей, снимая с большого расстояния через плексигласовый экран. Снимали ночью, и зрелище объятого пламенем израильского танка было захватывающим. В Голливуде не могли бы сделать лучше.