Сталин в преддверии войны - Александр Орлов

В основополагающем плане «развертывания Вооруженных сил Советского Союза на западе и на востоке на 1940 и 1941 годы» от 18 сентября 1940 года в отношении «основ нашего стратегического развертывания на западе» говорится: «1. Активной обороной прочно прикрывать наши границы в период сосредоточения войск. 2. Во взаимодействии с левофланговой армией Западного фронта силами Юго-Западного фронта нанести решительное поражение Люблин-Сандомирской группировке противника и выйти на р. Висла. В дальнейшем нанести удар в общем направлении на Кельце, Краков и выйти на р. Тилица и верхнее течение р. Одер»454.

В последующих уточненных вариантах плана основополагающее положение об активной обороне неизменно сохранялось. Правда, на оборону тогда смотрели как на кратковременный этап военных действий, в котором участвует лишь часть войск, выделенная для прикрытия границы, пока идет отмобилизовывание и развертывание главных сил для решительного наступления. Сравните это с планом «Барбаросса», где ни о какой обороне речь не идет и прямо указывается: уничтожить силы Красной Армии в западной части СССР и захватить территорию до рубежа Архангельск — Астрахань, то есть жизненно важные регионы СССР.

Дальнейшая разработка «плана развертывания» касалась изменения в распределении сил по стратегическим направлениям и уточнения их задач. Командующие войсками приграничных военных округов в середине мая получили следующий приказ: «К 20 (25) мая 1941 г. лично Вам с начальником штаба и начальником оперативного отдела штаба округа разработать детальный план обороны государственной границы и планы ПВО»455. Такие планы были подготовлены и направлены в Генштаб 10—20 июня, но нарком так и не успел их утвердить. В этой директиве нет ни слова о подготовке удара по немецким войскам, никаких указаний о подготовке наступления против немецкой группировки войск, сосредоточенной у нашей границы. А ведь любому человеку ясно, что совершить широкомасштабное нападение на уже заканчивавшие развертывание группы армий вермахта без детальной оперативно-документальной проработки, создания соответствующих, приведенных в полную боевую готовность ударных группировок (какие у немцев уже стояли по ту сторону границы) проведение многочисленных мероприятий по подготовке сокрушительного удара по врагу было невозможно. Таким образом, какие бы идеи о срыве или хотя бы ослаблении первоначального удара готового к нападению противника ни витали в головах руководителей военного ведомства, войска приказа на наступление не получали. А о том, что такие мысли естественно возникали у высших военачальников, понимавших, что Германия почти готова к агрессии против нас, говорит записка наркома обороны и начальника Генштаба Председателю СНК СССР И. В. Сталину от 15 мая. В ней давался анализ сложившейся обстановки и содержались предложения Наркомата обороны о плане стратегического развертывания Вооруженных сил СССР «на случай войны с Германией и ее союзниками». «Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар, — говорилось в записке. — Чтобы предотвратить это, считаю (так в тексте. — А. О.) необходимым ни в коем случае не давать инициативу действий германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск»456.

Это единственный документ (если можно считать документом никем не подписанную и неизвестно, доложенную ли адресату докладную, подготовленную Генштабом), где предлагается нанести упреждающий удар (а не превентивный) по изготовившейся к нападению на нашу страну гитлеровской армии вторжения. Цель такого удара (в отличие от превентивного) — не разгромить Германию, а сорвать подготавливаемое противником наступление. При этом речь идет о том, что Германия уже давно отмобилизовала свою армию и экономика этой страны во всю мощь работает на войну, а СССР «в случае войны» еще предстоит мобилизация и перевод экономики на военное положение. Генштаб предлагает сорвать немецкие планы и разгромить главные силы противника, сосредоточенные у наших границ, выйти к рекам Нарев, Висла и овладеть районом Катовице. В последующем разгромить силы Центра и Северного крыла Германского фронта, овладеть территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии'.

Сравните с планом «Барбаросса». Там — уничтожить Красную Армию и захватить полстраны, здесь — разгромить главные силы противника и выйти к прежним, довоенным границам основной территории Германии. Уже это свидетельствует о том, что предложение Генштаба было порождено обстановкой мая 1941 года, а не глубоко и всесторонне продуманным планом агрессивной войны. 457

Но и эта записка не вышла за пределы Генштаба и была отправлена в архив.

Сталин боялся спровоцировать немцев на нападение, памятуя, что СССР еще не готов к войне с сильнейшей державой в Европе. Но, поскольку угроза германского вторжения нарастала, кое-какие меры все же принимались. В мае «на сборы» было привлечено около 800 тыс. резервистов, началось выдвижение четырех армий из глубины страны в западные округа. Но меры эти были половинчатыми и запоздалыми. Они свидетельствовали о нараставших признаках смятения и неопределенности в действиях советского политического руководства накануне войны. Даже имевшиеся в распоряжении силы не были приведены в боевую готовность.

Таким образом, можно сделать вывод, что Советский Союз в 1939—1941 годах не разрабатывал планов агрессивной войны против Германии.

В идеале построение группировки советских войск у западных границ должно было быть таким, каким оно было через два года в битве на Курской дуге. Тогда создали глубоко эшелонированную оборону (восемь оборонительных полос на глубину 300 км), позволившую отразить наступление противника, обескровить его войска, а затем перейти в решительное стратегическое наступление. Но тогда, в 41-м, этого не получилось.

Нанести крупное поражение вермахту теми силами, которые находились в приграничных округах, при той степени боеготовности и боеспособности, которую они имели, не представлялось возможным.

Сегодня при характеристике состояния Красной Армии в 1941 году приходится встречать самые различные оценки. Одни говорят, что армия была не хуже немецкой и, если бы ее вовремя привели в боеготовность, она бы на равных сражалась с вермахтом. Другие пишут, что армия совершенно не была готова к войне. О чем же свидетельствуют факты и документы?

Безусловно, наша армия была достаточно боеспособной. Она успешно могла воевать с Японией (Халхин-Гол), сумела прорвать линию Маннер-гейма. Она, вероятно, могла бы иметь успех в войне с Польшей или даже Францией, законодательницей стратегии в то время. Она была классной, но не первоклассной. В 1943 году в Тегеране Сталин говорил Рузвельту: «Война с Финляндией показала, что советская армия была недостаточно вооружена и действовала плохо. Поэтому армию реорганизовали. Но все равно нельзя сказать, что она в момент нападения Германии была первоклассной»458.

Да, наша армия готовилась к войне. Но к какой войне? К войне с какой армией? Планы ведения войны СССР (так же, как и планы Франции, Англии, Польши) базировались на опыте Первой мировой войны. И хотя некоторые военные деятели и в СССР, и во Франции, и в Англии, и в Германии говорили о новой роли авиации и танков в современной войне, только Германия восприняла новые идеи и применила теорию блицкрига на практике. И все — Польша, Франция, Англия, СССР — оказались не готовы к войне такого характера.

На совещании высшего военного командования в декабре 1940 года нарком обороны С. К. Тимошенко говорил: «В смысле стратегического творчества опыт войны в Европе, пожалуй, не дает ничего нового»459.

А там все было новое. Огромные массы танков и авиации вступали в действие в первые часы войны. Авиация и диверсанты нарушали управление армией противника. Задача была в кратчайшие сроки уничтожить вражескую армию. А наш план предусматривал в течение 10—15 суток, а то и 25—30 суток вести активную оборону, давая время на всеобщую мобилизацию. Время, которого противник не давал. Да к тому же этот вид боевых действий почти не отрабатывался, все внимание уделялось второму этапу — наступлению на противника.

Г. К. Жуков признавал: «Самым крупным пробелом в нашей военно-политической стратегии было то, что мы не сделали надлежащих выводов из начального периода Второй мировой войны»460.

Советские военачальники переоценивали силы Красной Армии. 13 января 1941 года на совещании в Кремле начальник Генерального штаба К. А. Мерецков говорил: «При разработке Устава мы исходили из того, что наша дивизия значительно сильнее дивизии немецко-фашистской армии и что во встречном бою она, безусловно, разобьет немецкую дивизию. В обороне же одна наша дивизия отразит удар двух-трех дивизий противника. В наступлении полторы дивизии преодолеют оборону дивизии противника»'. Командующий войсками Западного особого военного округа Д. Г. Павлов на совещании высшего руководящего состава РККА в декабре 1940 года заявил: «По вооружению, живой силе, ударной мощи танковый корпус (советский. — А. О.) превышает огневую мощь двух немецких танковых дивизий и соответствует пяти пехотным немецким дивизиям. А раз так, то мы вправе и обязаны возлагать на танковый корпус задачи по уничтожению 1—2 танковых дивизий или 4—5 пехотных дивизий (противника. — А. О.)»461 462.