Москва Норд-Ост - Анджей Зауха

Вот, что он написал:

«Три дня и ночи ада - это слишком много для моей и без того больной психики. Молю Бога, чтоб вам никогда не довелось этого пережить, родные мои. Жаль, что не могу поговорить с вами всеми по телефону. Отобрали все, даже часы. Вставляют детонаторы. Я стал писать и немного успокоился. У меня замечательные дети. Тут произошла переоценка всех жизненных ценностей.

Деньги, квартиры, дачи, машины - они ничего не значат в сравнении с жизнью человека. Мы все время к чему-то стремимся и поэтому просто не понимаем или нам не дано понять всю глубину этой мысли. Обращаюсь к Сашке и Ирке. Не думайте только о том, как заработать деньги, это бесконечный процесс. Научитесь останавливаться на бегу, наслаждаться жизнью, больше времени проводить на природе. Каждый день просыпаться и благодарить Бога за то, что живете, что взошло солнце, очень важно, чтобы утром было хорошее настроение. Я прожил со своей семьей двадцать пять лет. Несомненно, это были лучшие годы моей жизни, несмотря на материальные проблемы и т.д. Вы теперь уже оперившиеся птенцы и будете вить свои гнезда. У нас, в наше время, не было предмета «семья», теперь НАЧИНАЮТ РАССТРЕЛИВАТЬ, ПРОЩАЙТЕ».

Письмо было обнаружено в записной книжке, спрятанной в сумке, в которой Храмцов обычно носил трубу. Вероятно, после того, как прозвучали выстрелы, Храмцову показалось, что начались обещанные террористами расстрелы людей. Однако позже ему удалось еще раз пойти в туалет в оркестровой яме и спрятать свое завещание в сумке с инструментом. И хоть обстановка успокоилась, он больше ничего не дописал.

Именно в этот момент Ирина Фадеева и ее сын Ярослав вели один из самых трудных разговоров в их жизни о том, что станет с ними после смерти. Слова Ирины цитирует в одном из своих репортажей в «Новой газете» Анна Политковская.

«Когда мы сидели ТАМ, он сказал мне под конец: "Мама, я, наверное, не выдержу, у меня больше нет сил. Если со мной что-то случится, что будет дальше?" А я ему отвечаю: "Не бойся. Мы здесь вместе и там будем вместе." А он мне на это: "Мама, а как я тебя там узнаю?" Я тогда говорю: "Я же тебя держу за руку, - значит, мы туда попадем вместе"».

Это был последний разговор в их жизни. Но Ирина не сдержала слова, данного сыну.

Когда раненых вынесли из здания театра, Бараев проверил часовых, а потом сел на сцене на стул, к которому не был прикреплен взрывной заряд. Попросил заложников сохранять спокойствие и не пытаться проделывать трюки, как тот мужчина, что бежал по спинкам кресел. Напомнил пленникам, что вскоре будут проведены переговоры с представителем президента. Стоит запастись терпением, и они уже скоро окажутся на свободе. Потом, как утверждают заложники, Бараев, который, видимо, много думал о приближающейся встрече с Казанцевым, пустился в философские рассуждения.

- Если бы я был президентом и на карту была поставлена жизнь моих людей, я бы не раздумывал, - ораторствовал Бараев. - Я бы точно выполнил все выдвинутые требования, потому что речь идет, прежде всего, о человеческой жизни. Но мы, чеченцы, отличаемся от вас, россиян. Нас всего миллион, мы ценим жизнь наших людей. А вас слишком много, сто пятьдесят миллионов, ваша жизнь никому не нужна. Вы сами выбрали себе президента, и вот что получили - никто о вас не беспокоится.

В зале царила абсолютная тишина, слышно было каждое слово, хоть Бараев говорил не громко. Предводитель террористов хотел объяснить сидящим перед ним людям то, что уже давно никак не хотели понять избираемые ими политики в Москве, - чеченцы не хотят жить с ними в одной стране.

- Поймите, у нас есть свои принципы, своя религия и свои взгляды на жизнь, - продолжал Бараев.- Они отличаются от ваших, у нас ведь тоже есть на это право. Мы хотим жить отдельно, хотим жить своей жизнью. Мы имеем на это право.

Бараев объяснил также, что ненависть россиян к его народу необоснованна, так же как обвинения в адрес чеченских террористов.

- Если бы взрывали ваши дома (в Москве и Волгодонске в 1999 году), мы бы открыто сказали, что это мы, - говорил Бараев. - Но мы их не взрывали. Когда мы проводим какую-нибудь акцию, мы всегда говорим, что это мы сделали. Мы - народ, который не прячется. Мы всегда отвечаем за то, что сделали.

Возможно, именно так прозвучало бы выступление Мовсара, если бы он стоял перед судом. Но в момент его выступления десантники, которые готовились к штурму, уже знали, что он не предстанет ни перед каким трибуналом. Они получили приказ: пленников не брать, все должны быть ликвидированы во время операции. Не ясно, кто принял такое решение. Наверное, оно было принято на самом высоком уровне: руководивший оперативным штабом генерал Проничев был слишком маленьким чиновником, чтобы самостоятельно решать такие вопросы.

Известно, что Бараев говорил долго, многое из его речи заложники уже сегодня не помнят. Впрочем, ему не дали закончить выступление. Сначала раздались выстрелы, заложники бросились под кресла. Быстро выяснилось, что стрелял кто-то из террористов в коридоре, просто попугать. Бараев рассмеялся:

- Чего вы боитесь? Когда начнется штурм, я вас всех спрячу там, за сценой.

Позже Бараев еще раз пробовал возобновить свое выступление, но продолжалось это недолго. Замахал руками чеченец, дежуривший на балконе, - под одним из кресел он нашел выброшенное удостоверение генерала милиции. Вот это была находка!

К сожалению, довольно скоро выяснилось, что Юрий Ольховников, хоть и был действительно генералом, мало имел общего с войной в Чечне. Только однажды, будучи офицером ГАИ, участвовал он в сопровождении колонны автобусов, которыми Шамиль Басаев возвращался из Буденновска в Чечню.

Да, он был влиятельным чиновником - заместитель коменданта дорожной милиции и шеф научно-исследовательского центра ГИБДД (Государственной инспекции безопасности дорожного движения). Кроме того, преподавал в Академии управления МВД России, где был заведующим кафедрой. За два года до теракта Академия выпустила учебник под редакцией Ольховникова. По иронии судьбы, книга носила то же название, что и кафедра, которой руководил Ольховников: «Управление деятельностью служб общественной безопасности». Видно, Ольховников плохо готовил своих студентов, если чеченские террористы с такой легкостью обвели вокруг пальца все службы общественной безопасности и добрались до центра Москвы.

Несмотря на разнообразные заслуги, он никогда не воевал в Чечне и не командовал никакими боевыми частями.

В тот вечер он выбрался в театр со всей семьей - с женой, тоже офицером дорожной службы, тринадцатилетним сыном Сергеем и двенадцатилетней дочерью Дарьей. Неизвестно, почему они купили билеты на дешевые места на балконе. В конце концов, генералы в России могут себе позволить и места подороже. Как все заложники на балконе, семья разделилась: жена с дочкой сидели с правой стороны балкона, а генерал с сыном - с левой. Почти сразу же после захвата театра террористами Юрий Ольховников проверил карманы и украдкой выбросил за спинку кресла генеральское удостоверение. Если бы он этого не сделал, никто бы не узнал, что он генерал, ведь террористы не проводили личного досмотра заложников. А тут один из чеченцев нашел документы за три часа до штурма.

- Бараев сразу побежал наверх, - рассказывает Лобанков, который вблизи наблюдал сцену ареста генерала. - В документах была фотография, и они моментально выяснили, кто из заложников и является этим генералом. Бараев сказал, чтоб он не боялся, так как они не собираются его расстреливать. Наоборот, они берут его в плен и выменяют на своих товарищей по оружию, которые сидят в российских тюрьмах.

Главарь террористов был несказанно рад. Даже выкрикнул: «Мне всегда хотелось взять в плен генерала и наконец удалось - Аллах мне его послал!» Бараев, конечно, радовался потому, что это был еще один аргумент в приближающихся переговорах с другим генералом, Казанцевым. Чеченец сел на балконе и радостно переговаривался со своими соратниками по отряду. Сидел рядом с дверью, которую террористы не закрывали, в отличие от всех других выходов в партере. В коридоре многие окна были выбиты, был жуткий сквозняк.

- Я сказал ему, чтобы он хоть задернул портьеру, детям ведь холодно, - вспоминает Лобанков. - Бараев посмотрел на меня, как бы не понимая, потом кивнул головой и задернул плотную портьеру. Это было забавно - главарь банды террористов исполняет просьбу одного из заложников, над которым имеет полную власть.

Бараев недолго сидел на балконе, вскоре вернулся на сцену, но уже без всяких речей. Сел на один из стульев и задремал. Именно так, в абсолютной тишине, нарушаемой только покашливанием простуженных людей, прошли два часа, оставшиеся до штурма.

Глава 20

В подвалах электрик Рузаев и полковник из антитеррористического отряда все еще ждали неизвестно чего. Рузаеву явно не понравилось, что полковник отправился спать, - он же не знал об учениях до потери сознания. Но больше всего его раздражало то, что ему никто не сказал, чего они ждут. Через два часа полковник проснулся посвежевший и полный сил. Недалеко от них на сцене театра как раз выступал Бараев, но они, конечно, не могли этого слышать. А в подземельях все еще не появились те, которые заставили их ждать. Они стали потихоньку разговаривать.