Повесть о храбром зайце - Акс Цевль

Торговец: Интересуешься раздольем, мя-мя-мяу? Тоже революцию хочешь, а-мяу?! Не советую! Крайне нестабильная получается конструкция. Мне кажется, мяу, что никто в неё не верит. И деньги их не признают. Вот царский золотой до сих пор представляет большую ценность. И я тебя уверяю, мяу, что так оно и дальше будет! А эти, раздольерцы-переделкины, говорят, что деньги вообще ненужны! Это как, мя-мя-мяу, ненужны деньги? А торговать как без денег? А они вот щас возьмут и билетов напечатают! Мол, по ним, мяу, распределят всё честно! Знаешь, как в театре билеты: купил билет на ряд и кресло, и разрешили, мяу, зайти. Что же они? Так в магазины свои пускать будут по билету? А мне это зачем? Вот продал я своё барахло-барахлишко, и что я получил взамен, а-мяу? Билетов пачку? Куда мне с ними? Вот здесь они мне, мяу, куда? Что остаётся? Остаётся мена! Бартер! Но он же запрещён, мя-мя-мяу! Меня ж поймали и выслали! Прям за шкирбон да наверх, мя-мяу! Сапогом под зад мой тощий! А-мяу, каково? Скажи ещё спасибо, что не растреляли, мя-мя-мяу, ага! Как торговать со страной, отрицающей деньги как инструмент торговли!? Или что? Торговать совсем ненадо?! Ну как, мяу?! И это же… свобода, да?! Где тут раздолье? Где обещанные плюшки, мяу?

Нет, лапы моей там больше, мяу, не будет! Я готов разбираться в бумажных слоях восточной бюрократии, мяу! Я готов разбираться в складках нашей беспристанно жиреющей принцессы-кошки (я готов в них даже утонуть, мя-мя-мяу!). Но я не готов разбираться в фантазиях неудачников, реализующих свои детские коплексы, мя-мяу! Ты пойми, талалай: я не против новшеств! Я против этого из задницы вырванного «креатива»! Не хочу я балериной плясать «потому, что это красиво»! Я хочу А: привычное, Б: удобное и В: понятное любому идиоту. А как оно выглядит во влажных глазах шарфообмотанных поэтов революции, мне, мя-мя-мяу, решительно насрать и на газон, мяу-мяу, широким жестом бросить! Так, чтобы горошком, горошком! Мяу, чёрт возьми их! Мяу! Слов нет, мя-мя-мяу!

Знаешь, чем отличается «мяу» от «мяу», а-мяу?! «Мяу» допустимо, а «мяу» нет! Понял?

Кстати, эта же вот банда волчья, комитет ихний верховный – там не так всё просто с ними, мя-мя-мяу! Да, да! Ты слышал? Говорят, они вампиры! Вурдалаки, упыри, мяу! Ты знаешь кто такие вампиры, а-мяу? А я тебе сейчас расскажу! Упадёшь, мяу! Слушай…»

А дальше начинались фантазии бардовские. Вампиры, драконы, медузы с окаменяющим взором. «Это ж он не сам выдумал, нет? Не всё же? То есть говорят об этом. Ходят слухи и негативные (плевать сколько в них правды). Главное, что есть и недовольные. На площадях кричали пафос – тогда не было ещё дискуссий. Жили надеждой. А теперь вот время подошло судить и по делам. И какие ж их дела? Что я знаю на сегоднящний день?

Вроде бы восстанавливают армию (и занимается этим Волченко, скорее всего). Дозоры, разного рода специализированные службы, возможно и тайные. Поняли, что без крепкой лапы власть им не удержать. Да и не зря ж они своих бандитов готовили. Не зря сюда жаб-головорезов насвозили с болот. Свои бы побрезговали, а эти нет. Эти будут рвать без совести! Квакер, может быть, один не такой как другие. Один. Один на тысячи безумцев.

Идём дальше. Судебная система. Она есть. Играют в справедливость. Казнят на радость массам. В лагеря отправляют всё те же (хотя наверно обещали их закрыть). Всеобщую амнистию наверно тоже обещали, но по итогу отпустили лишь «своих», революционных. Дикобраза ж не отпустили, а могли! Кажется мне, что лучше не будет… а будет хуже. Период надежд заканчивается, и начинается дробление. Этих дробящихся будут наказывать хлещее монархистов. Вот тогда и вспомните… Медведя 6-ого. Они всегда вспоминают. Только не каятся.

Наконец, торговля. Что они творят?! Отказаться от денег, обнулив их? Теперь за состояния свои ты ничего не купишь? Долю имущества страны они заменили на право доступа к этой доле? А кто и как регулирует права эти билетные? Насколько эффективны они? Нет ли перебоев с продовольствием? Уверен, что есть! Не зря ж торговец, как и другие, бартером торговал, и не зря их ловят за это. Товары-то получается есть, а «прав» торговать ими нет! За это будут наказывать всё те же жабы с дубинками. Приплыли, приехали. Сомкнулось, сжалось.

Не знаю как в остальном дела их тяжкие (да и никто в таверне вроде бы не знает тоже), но поводов для счастья я по-прежнему не вижу. И хотелось бы очароваться, а… а хотелось бы? Уже и сам не понимаю. Может было бы и проще признать себя дураком поражённым, голову склонить под пепел; просить прощения, суда справедливого просить, но у кого?! Был я на их суде. Видел эти морды. Хватило!

Есть страшное чувство, что это бандиты, взявшие в заложники страну. Всех и каждого, от ещё нерождённого до приговорённого к смерти сегодня. И народ, и культуру его, и историю; и землю, и храмы, и священные места – всё поставили под дуло пушки, подкатили снаряд, зажигают, кричат: «Ты там не дрыгайся! Ты на мушке! И дети твои на мушке и родители!» Дьявол на земле! «Дай мне сделать из тебя меня! Дай мне сломать в тебе ненужное мне! Пусть каждый станет мной, а я никем, кроме себя не буду! Становись на все четыре и вой, заливаясь слюнями! Больше не будь! Будь меньше. Будь проще. Будь со всеми. Будь со мной. Мной будь. Будь мной.» Дьявол на земле! Ад бесконечных революций.

Нет, само по себе оно только катиться будет. Вот и вкатиться в мировую войну мясом на расстрел, а там уже плевать что и зачем вы строили! Будет разрушено, и только разрушением своим будет памятно. Главное избежать войны. Только не война. Только не война!

Но откуда… откуда это чувство обречённости?! …»

Торговец был так добр и так пьян, что дал ключ от номера своего зайцу – говорит, «дотащи меня, мя-мяу – я сам не могу!». Заяц так и сделал. Взвалил кота на спину, ещё стреляющую болью, и, пошатываясь вместе с ним, спустился вниз, в номера. Вошли в первую же дверь. Кот говорит: «тут меня, мя-мяу, и положи – я спать буду…». Заяц попытался возразить, но было поздно – кот уже спал на лапах его, пускал слюну на рукава. «Делать нечего. Спи как хочешь.» Заяц вернулся за вещами (своими и торговца), расплатился с хозяином (деньгами торговца), доел ужин (заказанный, но так и несъеденный всё тем же торговцем), опять спустился в номер и лёг