Бедный Енох - Алексей Тарасенко

Мы испуганно переглядывались с Павловым, но потом, после долгой и тяжелой паузы Сартаков все-таки поведал нам, что этот Арзумян — на самом деле никакой не Арзумян, а Пашкевич Дмитрий, человек, который когда-то работал на Комитет.

— Его начальником был я — Сартаков хмурился, становясь мрачнее тучи — но работал с ним непосредственно Приятель!

После этого Саратков рассказал, что Пашкевич по его данным стал работать сразу на несколько заказчиков, а не только на Комитет, и иногда сливал важную для Комитета информацию кому не надо… Когда же это выяснилось, с Пашкевичем перестали иметь дело.

Вызвали Приятеля Сартакова.

— Вот! Погляди! — Сартаков решительным движением бросил на ближайший к Приятелю край своего стола фотографии Арзумяна-Пашкевива — узнаешь, кто здесь?

— Ага…

— Ну и..?

— Да это Пашкевич! Жив, что ли, курилко? Чего-то он тут потолстемши.

— Ну так времени сколько прошло, с тех-то пор, как вы его якобы «ликвиднули»!

— Мдя… промашечка, получается, вышла. — Приятель Сартакова осекся, и после смущенно замолчал, изображая якобы без вины виноватого.

— Ага, еще какая! И эта, как ты говоришь, промашечка, нам чуть ли не стоила провала в Маленькой Республике!

— Хм… — Приятель взялся рукой за лицо — а нельзя ли поподробней?

— Лучше ты мне сначала скажи, как же вы Пашкевича, который сам знаешь, что натворил некогда, не ликвидировали?

— Да что тут говорить! Все просто! Безотказная технология…

— Это какая?

— Ну… — Приятель посмотрел на меня, будто я ему что подсказать должен — укольчик.

— Да-а-а-а-а. Укольчик и вправду технология безотказная. Но как же тогда вышло, что он жив остался?

— А вот этого я не знаю. Точно сказать могу, что его укололи, а почему потом он не погиб — этого сказать не могу. Может, к нашим химикам надо обратиться?

— Ну, выясни у них тогда, как такое могло произойти.

— Хорошо, порасспрашиваю!

— Ну, ладно! — Сартаков, как кажется, немного расслабился — да ты садись! А то напрягаешь, своим стоянием!

Приятель Сартакова нашел стул в углу кабинета и там уселся, попеременно разглядывая всех присутствующих.

— Значит, вот что случилось — продолжил Сартаков — Пашкевич наш, недобитый, оказался в Республике и там, представившись Арзумяном — арменином, который, дескать, сделав дело мог быстро скрыться в Армении — затесался в наши агенты. Павлов его вроде проверял, но, думаю, слабо. Раньше Андрей Пашкевича не знал, так что тот вполне мог втереться к нему в доверие.

— После этого Пашкевич сдает контрразведке Республики всех наших агентов, и, если бы на Андрюша Земсков, важное правительственное задание было бы нами сорвано. А за это, сами понимаеете, по головке не погладят.

Приятель Сартакова внимательно слушал, после чего попинал на чрезмерную секретность информации в Комитете — дескать, если бы у Павлова был бы доступ к информации по прежним агентам КГБ — вполне возможно, он бы вовремя вычистил бы Пашкевича.

— Другое дело — продолжал Сартаков — как он мог узнать, что мы затеваем в Республике? Как он вообще мог узнать, что Павлов — наш человек?

Приятель Сартаквоа только пожимает плечами. Павлов — раскраснелся, как рак, Сартаков погружается в состояние глубокой задумчивости, слава богу, что уже не мрачной и не сердитой.

— Ну что ж! — после долгих минут гробового молчания вновь заговорил Сартаков — сидеть здесь — мы ничего не высидим — правильно? — Все, и я в том числе радостно закивали головами — Значит, нам надо действовать дальше, выяснять все, и, может быть, таким образом мы сможем ликвидировать прорехи в работе.

За сим все встают и уходят, меня же Сартаков на время просит остаться:

— Ну что, Андрей! Я тебе это конечно уже говорил, но, повторюсь, ты — молодец! Если бы МОГКР-вцам удалось бы предотвратить все взрывы на трубопроводе — тогда мне минимум светило увольнение. Я тебе благодарен. Не хочешь ничего сказать?

— О чем?

— Ну… может, у тебя какие-нибудь пожелания есть?

— Не знаю даже…

— Говори уже! Не томи!

— Ну, знаете, я год был без отпуска…

— Ах! Ну это! Да, конечно! Только тут такая загвоздочка — скорее всего пока надо побыть в Москве — понимаешь? Нас будут вызывать, и ты, как непосредственный участник всех наших дел, будешь крайне нужен. Со следующей недели — пойдет?

— Да, спасибо.

За сим Сартаков, уже ничего не говоря, жестом показал мне чтобы я вышел.

После все оказалось так, как предсказывал Александр Сергеевич. В четверг той недели, как я вернулся в Москву, всю нашу развеселую команду неожиданно вызывают к Сумрачному.

Сумарчный, впрочем, как оказалось, пребывал в хорошем расположении духа: встретив нас на пороге своего кабинета, он последовательно пожал всем руки, и когда мы вошли в кабинет — предложил садится, после чего сам сел в кресло у своего стола.

— Ну так чего? — начал он — ребята, вы, конечно, выполнили задание, но у вас вышла заминка. И задание вы выполнили не полностью, но это ладно, потому как на фоне полного провала то, что вы хоть что-то сделали выглядит уже хорошо. Итак, кто начнет?

Начинает Сартаков, объясняя все по порядку, как раз то, что мы уже обсуждали с ним раньше. Через какое-то время разговор пошел о Пашкевиче, и уже по нему ответ держал Приятель:

— В свое время мы пытались ликвидировать Пашкевича — говорит он — но он странным образом остался жив.

— Как же так произошло? — переспросил его Сумрачный.

— Мы ему сделали укол.

— Ах, да. Технология безотказная — и что вы?

— Мы после укола наблюдали за ним.

— И что?

— Точно установлено — укол подействовал.

— Как вы это определили?

— Пашкевич разговаривал… с воздухом!

— Ага… но потом…

— Потом я дал указание своим людям следить за Пашкевичем до конца, мы ожидали со дня на день что тот коньки отбросит, и…

— И что?

— Но он исчез.

— Исчез?

— Да, исчез. Уехал на свою дачу, и пропал.

— Вы проверяли?

— Да, на даче его не было, а следы найти не удалось.

— Хорошо искали?

— Очень, очень тщательно!

— И что потом?

— Потом я решил, что он ушел с дачи, где-нибудь отбросил коней, но тело найти невозможно. Там вокруг дачки его леса, понимаете, не стали бы мы поднимать лишний шум, привлекая военных на прочесывание…

— Хорошо — Сумрачный выглядит спокойным — я бы на вашем месте поступил бы так же. Но вот где с ним вышла промашка?

— Не знаю. Установить трудно.