Вожак - Генри Олди

Инфернальные бутоны раскрывались во всех уголках пространства, извергая тучи спор. Словно притягиваемые магнитом, те устремлялись к ближайшим звездам. К солнцам обитаемых и пустынных миров.

…зарево вставало над Ойкуменой. Космос переставал быть пустотой, наполняясь жизнью, чуждой и пугающей. Мрак выцветал, бледнел; как болезнь, подхватывал оттенок пурпура, обнажал золотые жилки. Медленно, словно нехотя, звезды начинали пульсировать. Выбрасывали багровые нити, тянули сеть сосудов от солнца к солнцу, формируя кровеносную систему галактики…

Якоб Ван дер Мейер проснулся от собственного крика.

Темное небо за окном. Искры далеких звезд. Сумрак комнаты. Гостевые апартаменты, вспомнил Белый Страус. Я на Тишри, в представительстве Великой Помпилии. Я еще не помню, как сюда попал, но сейчас вспомню. Обязательно вспомню. Это будет легче, чем забыть кошмар.

Он утер испарину, выступившую на лбу.

Память возвращалась. В такси, назвав адрес, он набрал на коммуникаторе номер доктора Лепида. К счастью, доктор не спал. Тон его ясно выражал все, что доктор думает по поводу поздних звонков. Да, Изэль Китлали — в прошлом начальник научной части Центра энергокосмических исследований. Астланского Центра, какого же еще. Задать ей пару вопросов? Это срочно? До утра не потерпит? Черт бы вас побрал с вашей спешкой. Как консультант при члене Совета Лиги, вы имеете на это право. Но сначала вы должны изложить суть ваших вопросов мне. Что?! Это невозможно. Я категорически запрещаю вводить госпожу Китлали в курс того, что происходит у нее на родине. Я гарантирую нервный срыв. Она замкнется… Ее мнение? Чисто теоретически? Без реалий? Мне надо проконсультироваться. Уже летите? Жду вас.

Доктор встретил маркиза в холле.

— Разрешение получено, — Лепид хмурился, кусал губы. — Но госпожа Китлали…

Устав от болтовни, маркиз пошел напролом:

— Ищете повод отказать?.

— Нет. Просто она легла спать.

— Разбудите.

— Она легла спать не одна.

Это был удар ниже пояса. Маркиз чудесно понимал, кто спит в постели госпожи Китлали, и не желал лезть на рожон. Марк — славный мальчик, но волка с руки не кормят.

— Обождите до утра, — Лепид сменил гнев на милость. — У нас есть где принять гостя. Держите ключ-карту. Спокойной ночи, маркиз.

Увы, пожеланию доктора не было суждено сбыться.

Гоня прочь воспоминания о кошмаре, Белый Страус прошлепал босиком в ванную. Идея зажечь свет наткнулась на глухой протест невроза. В темноте маркиз ушиб колено о косяк двери и согласился на компромисс: включил люмополосу над зеркалом. Принять душ? Он сполоснул лицо холодной водой, и все.

«Больше не засну. Хоть убей, не засну».

Вернувшись в гостиную, он хлебнул из графина, прямо из горлышка. Выглянул в окно: парк мерцал россыпью «светлячков». Покачался с пятки на носок, наслаждаясь мягким ворсом ковра. Бежать, вздохнул маркиз. Какого черта я здесь делаю? Бежать к дикарям, к людоедам; Кутха, Каутли, Ломбеджи, Кемчуга. Там мое место. Там моя работа. Остров Цапель — скверный вольер для страусов, особенно белых.

Хотелось сунуть голову в песок.

Мучил никотиновый голод. Вряд ли комендант представительства устроил бы гостю скандал, пусти тот струйку-другую дыма прямо в апартаментах. К сожалению, маркиз терпеть не мог спать в прокуренном жилье. Климатизатор? Вентиляция? Дома у Якоба Ван дер Меера имелась личная курительная комната, отделенная от остальных помещений шлюз-тамбуром. Своего рода пунктик, чего уж там.

Рубашка. Брюки. Мягкие тапочки.

Маркиз вышел в коридор. Тени следовали за ним. Ступеньки. Лестничная площадка. Ступеньки. Маркиз сосредоточился на простых действиях: ровно ставить ногу, придерживаться за перила… В юности, по неосторожности упав с лестницы, он заработал перелом руки и сотрясение мозга. С тех пор Ван дер Меер относился к лестницам с большой осторожностью, как к диким, всегда готовым на каверзы зверям. Предпочитая лифты, он время от времени заставлял себя ходить по ступенькам. Вверх. Вниз. Чтобы увериться: он не боится.

Просто осторожен.

Первый этаж. Подошвы тапок шаркают по гладким плиткам пола. В тишине кажется, что звук разносится по всему зданию.

Коридор пересекла тень. Шаги. Шлепанье босых ног. Из-за поворота выбрался обер-центурион Тумидус: как и Белый Страус, в рубашке и брюках, только босиком. Он напоминал сомнамбулу. «И кто же, — удивился маркиз, — спит в одной постели с госпожой Китлали?» Пустой взгляд скользнул по Ван дер Мееру, с отменным равнодушием отвалил в сторону; вернулся обратно. Марк остановился, покачиваясь. В глазах молодого человека возникла некая осмысленность, которая испугала маркиза до дрожи в коленях.

Белый Страус хотел поздороваться, и не смог.

Не двигаясь с места, Марк Тумидус в упор смотрел на Якоба Ван дер Меера. Так рассматривают вещь. Возможно, канат, брошенный пловцу, обессиленному бурным морем, или пятак, подвернувшийся нищему попрошайке под ноги, или нож, о котором безумец мечтал днем и ночью, но все равно вещь, предмет, нечто без души, разума, чувств, желаний — и уж конечно без такой ахинеи, как права человека.

Серое небо. Низкое небо.

Плоский блин над плоской землей.

Небо давило, вынуждало горбиться. Холодные ладони ветра брали затылок, как мяч, вжимали голову в плечи. Из мглистой мути рождались снежинки: мелкие, колючие. Касаясь лица, они не таяли, а царапали кожу льдистыми зубцами. Земля превращалась в застиранную простыню из ночлежки: грязно-белая рвань.

Степь от горизонта до горизонта. Редкие проплешины заросли́ неопрятной щетиной. Шорох сухой прошлогодней травы был похож на кашель умирающего. Лицо секла снежная крупа. Это сон, подумал маркиз. Вторая серия кошмара. Пульс солнца, кровавые жилы, оплетающие Ойкумену — они дали мне передышку. Разрешили поверить, что я проснулся, умылся, что все позади. И вернулись, сменив обличье. Надо проснуться по-настоящему. Черт побери, так сдохнешь во сне, от инсульта, и никто не поможет, кроме похоронного бюро…

Грубые руки схватили его. Не ветер или холод — руки, в реальности которых можно было не сомневаться. Две? Четыре? Больше?! Ван дер Меер начал кое-что понимать, путаясь в выводах, как заяц в силках.

— Вы с ума сошли!

Его волокли спиной вперед.

— Отпустите меня немедленно!

Четверо легионеров. Древние варварские доспехи. Открытые шлемы: гребни в серебре, султаны из конского волоса. На поясах — мечи в ножнах, обитых жестью. Пятый одевался иначе, чем солдаты, тащившие Белого Страуса к деревянному щиту.

— Стойте! Это ошибка!

Пятый — кожаные штаны до колен, лохматая безрукавка, фартук кузнеца — калил железный прут в первобытном горне, сложенном из кое-как пригнанных обломков дикого камня. Время от времени он качал ножные мехи, и пламя в горне начинало гудеть, а в небо летели редкие блеклые искры.

Легионеры прижали Якоба Ван дер Меера к шершавой плоскости щита. У них, вне сомнений, имелся большой опыт по части привязывания. Пеньковая веревка хуже наждака ободрала живот. В запястья и щиколотки вцепилось мерзлое железо.

Кандалы?!

— Руки прочь, уроды!

С деловитым лицом Марк Кай Тумидус, обер-центурион ВКС Помпилии, проверил крепления оков. Второй Марк Кай Тумидус сдвинул узел к ребрам. В ухо дышал третий Марк Кай Тумидус, ждущий на подхвате. Четвертый без дела глазел на степь. Кузнец провернул в горне прут и кивнул: еще чуть-чуть, и будет в самый раз.

Марк Кай Тумидус брал Якоба Ван дер Меера в рабы.

— Марк!!! Ты меня слышишь?

Никогда раньше Белого Страуса, гражданина Ларгитаса, не накрывало вторичным эффектом Вейса. Такое происходит только с энергетами. Ну да, еще с рабами помпилианцев.

— Прекрати! Тебя будут судить!

Степь. Горн. Клеймо.

— Ты сядешь в тюрьму! Ты этого хочешь?!

Этому равнодушию было место в музее. Полное, абсолютное, безграничное. Марк прекрасно слышал маркиза. Он просто не видел в нем человека. Какой смысл в визге пилы, грызущей дубовый брус?

«…знаете, как вы орудуете кнутом? Деловито, умело; равнодушно. Вы работаете с ботвой, а не издеваетесь над людьми. Увидь вы ботву во мне, и я не сумею вас обидеть самыми дикими предложениями…»

Во рту пересохло. Чудом маркиз ухитрился собрать немного слюны. Плевок угодил легионеру в щеку, сполз ниже, к углу рта. Легионер утерся, не изменившись в лице. Отступил на шаг, оценил сделанную работу: порядок.

— Тебя сошлют на урановые рудники! Расстреляют!

Бесполезно. Хоть всего себя расплюй.

— Развяжи меня, и я буду молчать!

«…эволюция научила вас видеть в человеке раба, но лишила возможности видеть в рабе человека. Вы не в силах это изменить…»