Остров любви - Сергей Алексеевич Воронин

ведь я затем сюда и приехала, чтобы помочь людям интереснее жить. Другой раз подумаю о тех, кто не любит, а точнее — не знает музыки, литературы, и становится так мне их жаль, словно они живут в темнице.

Познакомилась с молоденькой учительницей химии. Она, так же, как и я, новичок. Приехала из Хабаровска. Сколько у нее пренебрежительного и к этому краю, и к местным людям. «Зачем же ты сюда ехала?» — спросила я ее. «Послали, ну да я ненадолго», — ответила она. По-моему, все же посылать не надо. Проку от таких «посланцев» вряд ли можно ожидать. Ей все в тягость, а мне легко. Ее все раздражает, а мне радостно. Вот разница между «по желанию» и «послали». Хочется поскорее начать работать.

Сегодня видела, как рыбак тащил за лапы двух громадных крабов…

1 октября. Не ругай, что долго не писала, — дела, дела забрали все время. Не только учу, но еще и общественная работа и в школе, и среди населения. Завтра День учителя. Сегодня все наши из школы едут в Новый поселок на гулянья. А я осталась, хочется написать тебе да и отдышаться немного.

Работать трудно. Пения в школе не было, вместо него, чтобы ребята не шумели, читали им книжки. Поэтому во всех классах приходится начинать все сначала. Дети страшно невоспитанные. Оно и понятно, у многих родители пьют, и до культуры ли им. Чему они могут доброму научить? Значит, тем более я здесь нужна.

Живу с Нюрой. Она тоже учительница. Ее тут прозвали «фантомас». Это верно, она некрасива, даже очень. Но все же до чего щедры люди на жестокие прозвища. Ей двадцать пять. Страшно переживает, что так много. Приехала сюда, на Камчатку, с единственной целью — выйти замуж. Не понимаю ее, может, потому, что мне всего девятнадцать и я даже не задумываюсь об этом, но так или иначе, но что-то есть обидное, принижающее в таком ее желании. Неужели семья — самое главное в жизни? И никаких больше идеалов? И не к чему больше стремиться? Все тут? Нет, я на такое не согласна! Для меня одной семьи своей будет мало. По утрам делаю зарядку, обтираюсь холодной водой, по вечерам обязательно моюсь до пояса. Агитирую Нюру, но она только усмехается, зато часто смотрится в зеркало, порой с какой-то даже злостью. «Нет-нет, равенства никогда не будет! — говорит она. — Ну почему тебе дано красивое лицо, а мне дурное? Чем я хуже тебя? Или других?» Что ей сказать? Жаль мне ее.

Ребятишки начинают меня любить. Пробую ладить со всеми. Убеждаюсь, что хорошее отношение ко мне прямо пропорционально моему хорошему отношению к людям, к тем, кто со мной рядом. Мне поручили сделать два доклада для университета культуры — о песнях гражданской войны и о творчестве Пахмутовой. Наконец-то я смогу показать, что такое ленинградская выучка! Планы у меня самые невероятные, радужные!

Мама, здесь такой простор, что кружится голова. Возле мыса есть место, где соленая вода сливается с пресной. Представляешь, соленая — сине-зеленая, а пресная — голубая-голубая. И голубая-голубая врезается стремительно, неудержимо в сине-зеленую. А теперь прибавь ко всему океанскому розовые сопки, белых кричащих чаек, синее громадное небо во все края и корабли на рейде. Как хорошо, что я взяла краски. Буду писать акварели и посылать тебе…

3 ноября. Поздравляю тебя с праздником! Желаю самого большого счастья тебе — увидеть нас с Иваном настоящими людьми! Посылаю шарфик, пусть тебе будет в нем тепло в самые морозные дни, пусть напоминает он тебе о твоей дочери, которая скучает по тебе на краю земли русской.

Смешная мамулька, ты спрашиваешь, как у меня прическа? От здешней воды она развинтилась, приходится «бигудироваться». Ну, а к тому же в первое время в классе была такая холодина, что не снимали шапки. Да, насчет шапки. Моя для камчатской зимы не годится. Уже сейчас дует в уши, продувает насквозь. Ветра здесь ураганные. Позавчера был шторм в восемь баллов. Жуткая красотища. Не дай бог, застанет такой штормяга рыбаков в океане. И почему это назвали океан Тихим, никакой он не тихий.

Вышли, пожалуйста, «Грезы любви» Листа и вальсы Шопена. (Они лежат на пианино.)

9 ноября. Праздник прошел скучно. И все из-за Нюры. Бедняга познакомилась с механиком, — я видела его два раза, маленький, рябоватый, — начался у них роман, и Нюра уже подумывала о свадьбе, а он перед праздником запил, пил в праздники и теперь в больнице с белой горячкой. Представляешь ее состояние? Жалко мне ее очень, любит она такого алкаша, и никакой радости. Ты знаешь, мы с ней стали как родные. Она и песочит меня иногда, ужасная чистюля, пушинку на полу заметит — подымет, и я незаметно для себя становлюсь аккуратисткой. Оказывается, для того, чтобы не убирать каждый день, надо быть только аккуратной. Экономится масса времени. Век живи, век учись… Часто Нюра жалуется мне на свою жизнь, и тогда я ее успокаиваю, и верится мне, что у нее все будет хорошо. У нее была нелегкая жизнь, в семье много детей, нехватки. С пятнадцати лет пошла на работу, помогала родителям растить младших. И поняла, что жизнь подчиняется только сильным, упорным. Захотела стать учительницей — и стала. Она очень сильный человек, достойна высокого уважения. Но хоть бы немного ей быть покрасивее. Сознание того, что она некрасива, принижает ее, заставляет чуть ли не заискивать перед такими даже, как ее алкаш. Она только потому и полюбила его, что он обратил на нее внимание на вечере, пригласил танцевать. Как она была рада! Дома только и говорила о нем, какой он веселый, остроумный, вежливый… Не знаю, как дальше сложатся у них отношения. Хотелось, чтобы он образумился, понял, какая хорошая у нее душа, женился бы на ней и, я уверена, был бы счастлив. В конце концов, неужели все определяет только внешняя красота, — а то, что в сердце, то, что называют душой?

Я пишу и поглядываю на нее. Она сидит перед зеркалом, укладывает свои волосы. Все ищет прическу, которая бы украсила ее лицо.

Мамулька, давай условимся,