Зеркальная страна - Кэрол Джонстон

доктор Маколи кладет свой чемодан в багажник и выезжает с парковки. Я знакома с доктором Маколи лично – в прошлом году он делал доклад на симпозиуме в Глазго.

Приношу свои глубочайшие извинения за то, что сообщила вам эти сведения так поздно! Я увидела в новостях, что пропавшую женщину нашли, но ее гибель не сочли подозрительной. Надеюсь, мое упущение не имеет большого значения, и я готова ответить на любые вопросы. Ниже вы найдете номера моего личного и служебного телефонов.

С уважением,

Кэтрин Вард

Конечно, профессор права. Это вообще ничего не значит. Раздается еще один раскат грома, и оконная рама дрожит. Я сглатываю. Итак, он солгал. И мне, и полиции. Не зря я ей написала, хотя нечто подобное я и предполагала…

Молния освещает кухню ярким белым светом, и я моргаю. Мне кажется, что я заметила в саду кое-что, чего там быть не должно. Дом беспокойно стонет, пробуждаясь от спячки. Я слышу, как наверху ходит Росс; старые половицы скрипят, словно желая меня предупредить. Я встаю, натыкаюсь на стол. Голова кружится, перед глазами мелькают черные точки. Хватаюсь за стул, чтобы не упасть, роняю его, но стук приглушенный, словно под водой. И лишь когда я ушибаюсь бедром об стол, в ушах раздаются хлопки, и я снова начинаю слышать шум непогоды и звуки старого дома. Опираюсь ладонями о стол, перевожу дыхание и жду, пока твердость дерева не передастся и мне.

Смотрю на бокал с вином. В неверном мигающем свете оно выглядит красным, как застарелая кровь. До меня доходит, что я уже много дней ощущаю непривычную заторможенность и сплю по двенадцать часов подряд. Росс столько раз смешивал коктейли и наливал вино, стоя спиной ко мне у бара «Пуаро»! Початая бутылка водки на кухонном столе. Чай, который он всегда заваривал заново, потому что старый якобы перестоял. Токсикологический анализ Эл. Таблетки в шкафчике в ванной. Логан сказал: «Наверное, они так или иначе связаны с ее смертью». Лондонская конференция «ЭФФЕКТИВНОСТЬ И БЕЗОПАСНОСТЬ ПСИХОАКТИВНЫХ МЕТОДОВ ЛЕЧЕНИЯ»…

Я бросаюсь к раковине, выплескиваю вино и пью воду из-под крана до тех пор, пока желудок не становится твердым и полным, а в голове не проясняется. Еще одна вспышка молнии и рокот грома. Оглядываюсь на окно с решетками в раме, в которое и ребенку не вылезти. В подоконник вколочены длинные кривые гвозди. Росс сказал: «Мне они не мешают. Я решил, что так безопаснее для Эл, когда меня нет». Эл писала: «Все, что он покупал и расставлял по местам, делало мою тюрьму еще теснее, еще надежнее».

Возможно, это вовсе не те же самые гвозди, которые забил дедушка.

Я смотрю на кафель перед маминой плитой и наконец вижу, как по нему бежит темная кровь, скапливаясь в стыках.

Половицы над головой скрипят. «Опасность! Беги!»

И я бегу. Об остальном подумаю позже. Я несусь по коридору, не обращая внимания на предупредительное дребезжание тарелок с птицами. В прихожей быстро оглядываюсь. Вспышка молнии освещает пустую лестничную площадку и витражное окно. Я бросаюсь к входной двери.

Заперта.

Я теряю драгоценное время, дергая замок снова и снова, хотя понимаю, что это бесполезно. Ключ всего один, и он у Росса.

Бегу по коридору обратно, оглядываюсь на пустую, исчезающую в темноте лестницу, залетаю на кухню и прикрываю дверь.

«Беги!»

Я бросаюсь в ледяную буфетную и никак не могу отыскать выключатель. При свете молнии вижу, что мой худший страх оправдался: ключ из замочной скважины исчез. Дергаю ручку, но дверь в сад тоже заперта.

Бежать некуда, Росс скоро вернется. Сначала нужно успокоиться, подумать и уже потом действовать.

Иду на кухню, поднимаю упавший стул. Достаю телефон и перезваниваю Рэфик.

– Я в доме, – сообщаю, когда включается автоответчик. Не успеваю сказать еще что-нибудь, как раскат грома сотрясает дом, сигнал пропадает, и очередная молния освещает задний двор.

Уродливые постаменты с бетонными вазонами, мощеный двор, прачечная с шиферной крышей, цепи на двери. И там, на голой стене, виднеется огромная надпись, выведенная кроваво-красными буквами.

…Эл вскрикнула, глядя в окно и указывая пальцем. Я помню ее отражение в темном оконном стекле, округленный в ужасе рот. Лунный свет серебрил тени яблонь, прогулочного двора, высоких тюремных стен и два слова, намалеванные уродливым красным цветом.

ОН ЗНАЕТ

Я буквально оцепенела от страха.

И тут в замке повернулся ключ. С грохотом, тяжелым и звонким, как отпирались тюремные камеры в Шоушенке…

Раскат грома, свет гаснет, и я с визгом роняю телефон. Опускаюсь на четвереньки, шарю по полу, и тут с низким гудением снова загорается свет.

– Кэт?

Я замираю. Телефон лежит под столом. Бросаюсь за ним, вскакиваю на ноги.

– Ты в порядке?

Скрип-скрип, тишина. Он наверху лестницы.

– Да, – дрожащим голосом отвечаю я.

Снова скрип, длинная пауза.

– Сейчас возьму фонарик, на случай если опять вырубится электричество, и спущусь к тебе. – Скрип. – Никуда не уходи!

Наигранная веселость почти не скрывает победных ноток в голосе. Очень странно, учитывая нашу ссору, особенно то, что сказала я, и то, чего не сказал он… К тому же Росс наверняка слышал мой испуганный крик.

Раздается звон, и я останавливаюсь как вкопанная. Низкий, звучный гул. На доске яростно раскачивается колокольчик. Тонкий жестяной фа-диез или соль-бемоль. Надпись «Ванная» едва видна за неистово болтающимся язычком в форме звездочки. Поднимаю взгляд на потолок. Какого черта Росс решил подергать за шнур в ванной? Смотрю на свое отражение в оконном стекле, черты лица искажены дождем. Звонит не Росс!

Напряжение в сети снова падает, свет мигает и гаснет, но я уже не кричу. Раскат грома сотрясает дом от потолка до пола, задний двор освещает ослепительно белая вспышка молнии. Я жду, что слова исчезнут, и отчаянно на это надеюсь, ведь тогда я – просто сумасшедшая, которая настолько увязла в мире фантазий, что не может отличить вымысел от реальности. И все же они никуда не деваются и отчетливо видны за миг до того, как сад снова погружается в темноту и в кухне загорается свет. Надпись на стене:

ОН ЗНАЕТ

…Мама истошно завопила, услышав ключ в замке. Она схватила Эл здоровой рукой, меня – покалеченной, оттащила нас от окна и вытолкнула в коридор. Мы не хотели уходить. Мама проволокла нас до кладовой, к Берлинской стене. «Быстро в Зеркальную страну!» Ее перекошенное, в кровоподтеках лицо полно решимости, ногти больно впиваются в нас, ноги не скупятся на пинки – она никогда не боялась причинять нам боль. Взгляд через плечо – словно птица, готовая клюнуть, готовая улететь. «Я его задержу, но надо спешить! Время пришло. Это должно случиться сегодня! Вам пора уходить. Бегите!..»

Теперь звонят сразу два колокольчика, неистово и в диссонанс друг с другом, их язычки болтаются как угорелые, доска трясется, с нее