Клинок войны - Дэвид Ферринг

С таинственным щитом в одной руке и мечом в другой, Конрад все глубже погружался в подземелья. Дорогу ему освещали редкие мигающие фонари.

В туннелях стояла мертвая тишина. Сзади больше не доносились ни лязг оружия, ни предсмертные крики. Обвал полностью перекрыл выход из пещеры, так что погоня Конраду не грозила – по крайней мере, пока.

Но лабиринт под столицей принадлежал скейвенам, и они знали в нем каждый закоулок. Конрад был уверен, что скоро у него появится компания, поэтому постоянно прислушивался.

Но слышал он лишь звук своих шагов на холодном каменном полу да тихий звон щита, когда тот задевал за влажные стены узкого прохода. Ему даже чудилось, что он слышит, как колотится его сердце, и его стук предупредит затаившихся впереди врагов.

Возможно, к скейвенам примкнули не менее омерзительные союзники. С каждым шагом Конрад приближался к новой засаде, и он ожидал нападения в любую секунду; но после нового шага он делал еще один и еще, а скейвены по-прежнему не появлялись. И следующий шаг уводил Конрада все глубже, все дальше от поверхности.

Ему казалось, что он лишился контроля над собственным телом, что пожелай он даже повернуть назад, все равно не сможет. Здесь его вело предназначение, и он должен отыграть отведенную ему роль до конца – ведь Вольф и Литценрайх сложили за нее свои головы.

Конрад подошел к очередной развилке, без раздумий свернул налево и увидел впереди далекий свет, но он отличался от расплывчатых кругов масляных фонарей в туннеле. Впереди виднелась тонкая линия естественного света: он не мигал и находился на уровне пола, словно просачивался из-под двери.

Конрад стал продвигаться еще осторожнее. В полумраке впереди действительно вырисовывалась дверь. Судя по расположению, она выводила из лабиринта подземелий, поскольку из-под нее струился дневной свет. С другой стороны, выход на поверхность не мог находиться так глубоко под землей.

Он остановился в конце прохода, на расстоянии вытянутого меча от деревянной двери. Конраду казалось, что он узнает ее, стоит ему лишь немного напрячь память. Сердце заколотилось, по коже потек противный холодный пот. Конрад оглянулся через плечо в темноту туннеля. В узком проходе по-прежнему царила тишина, но он точно знал, что уже не один в подземелье. Что-то ждало его за дверью.

Что-то или кто-то.

Так просто открыть дверь, но Конрада ужасало то, что он может за ней обнаружить.

Тыльной стороной ладони он вытер со лба пот. На лице засохла липкая кровь, его собственная и скейвенов.

Конрад не знал, сколько времени простоял в безмолвной темноте, с мечом в руке, готовый рубить то, что появится из-за двери. Но дверь не открывалась.

Он коснулся одной из планок кончиком меча, толкнул и одним прыжком очутился внутри, приняв оборонительную стойку и готовясь отразить любую атаку.

Как он и ожидал, дверь вела не наружу.

Конрад обнаружил, что стоит в таверне Адольфа Бранденхаймера!

Дверь с треском захлопнулась за спиной, заперев Конрада в прошлом, там, где он провел большую часть своей жизни как раб.

Значит, перед ним иллюзия, видение из прошлого, предназначенное заманить его в ловушку. Настоящая таверна сгорела в тот день, когда орды Хаоса перебили жителей деревни.

Люди в таверне отсутствовали, но все детали были воссозданы с предельной аккуратностью: огонь в очаге, разбросанная по грязному полу солома, грубо выструганные столы и скамьи, прокопченный потолок. В окна Конрад углядел деревенскую улицу. На вертеле жарился кабан, на стойке перед бочонком с пивом выстроились оловянные кружки. В любой момент появится Бранденхаймер и начнет орать на Конрада, чтобы тот повернул вертел или наполнил кружки.

Но хозяин давно умер. Конрад сам видел, как мутанты играли его головой в какую-то жестокую игру.

Все вокруг было ненастоящим.

И тут внимание Конрада привлекло нечто, что находилось не на своем месте, и он осторожно подошел к столу, где лежал загадочный предмет.

Овальное серебряное зеркальце с украшенной драгоценными камнями ручкой.

Зеркало Элиссы.

В нем Конрад впервые увидел свое отражение, впервые увидел, что глаза у него разного цвета, и впервые увидел гораздо больше…

Он был уверен, что перед ним очередное наваждение, но сам не заметил, как стряхнул с локтя щит, приставил его к столу и поднял зеркало. Он не хотел смотреться в него, но не смог удержаться и принялся изучать свое заросшее бородой и покрытое кровавыми потеками лицо и вдруг вспомнил, что уже видел себя точь-в-точь таким.

Тут его отражение растворилось, уступив место другому лицу – гораздо моложе, но тоже с глазами разного цвета: одним зеленым, другим золотистым.

И Конрад понял, что смотрит на себя в юности, на себя, впервые заглянувшего в это зеркало.

Вдруг он почувствовал, что за спиной кто-то стоит, и резко обернулся. Конрад увидел Черепа! Он сидел за одним из столов и потягивал эль.

– Выпьешь? – предложил он и подтолкнул другую кружку Конраду. – Судя по твоему виду, выпить тебе не помешает.

Конрад прыгнул вперед, занеся меч. Череп не шевельнулся. Он выглядел таким же, каким Конрад его запомнил: бледный, нечеловечески худой, обтянутое кожей лицо и голова без малейших признаков растительности. По неизвестной причине Череп выбрал наряд придворного: зеленый плащ, вышитая рубашка, модные панталоны, начищенные до блеска сапоги, но Конрад не видел при нем положенной званию рапиры с затейливым эфесом.

Череп посмотрел на кончик меча, который упирался ему в грудь, и отпил пива.

– Даже когда я был человеком, у меня не было сердца, – заметил он с иронической улыбкой.

Не оставалось сомнения, что он имеет в виду. Он напоминал о том случае, когда Конрад выстрелил из лука ему в грудь и даже не пустил кровь.

Конрад ждал этого мгновения так долго, ждал, когда у него появится шанс убить Черепа. Но как можно убить бессмертного?…

Он думал, что встреча с Черепом приведет его в ужас, но на Конрада снизошло полное спокойствие. С тех пор как он увидел, как иссохшая до костей фигура невредимой выходит из пожарища, с ним столько всего произошло, что бояться не имело смысла.

Конрад повидал вещи более страшные и более невероятные.

Они смотрели друг на друга, и немигающий нечеловеческий взгляд казался Конраду знакомым. И зрачки, и радужка были у него черными как ночь – как у Элиссы.

– Где Элисса? – спросил Конрад. – Что ты с ней сделал? Если ты причинил ей боль…

– Я бы никогда не обидел собственную дочь.

– Дочь?!

– Я же говорил тебе – когда-то я был человеком. Почему бы у меня не родиться дочери?

– Но… – Конрад затряс головой. В голове метались обрывки мыслей и воспоминаний, подозрений и догадок.