Самый скандальный развод - Анна Богданова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В дверь кто-то барабанил. Я спустилась на первый этаж... Передо мной стоял Влас с белым, как потолок, лицом, которое не выражало ни капли радости. Напротив, губы его от злости превратились в тоненькую почти невидимую нить, упрямый подбородок сильно выдавался вперед, глаза искрились от бешенства, а в руках вместо дубленки он держал ворох писем.
– Я вынул это из твоего почтового ящика, – прошипел он. – Что это?!
– Ну... Раз из почтового ящика – значит, корреспонденция, – что было вполне логично. – А в чем дело? Что-то не так?
– Нет! И она еще спрашивает! «Что-то не так?» – передразнил меня Влас. – Вся эта куча, эта отвратительная куча... – он запинался и ничего не мог выговорить от душащей, словно грудная жаба, ярости. – Эта куча! – наконец воскликнул он. – От твоего Кронского! Все письма от него! Все до одного! От твоего любовника!
Влас подскочил к столу и, свалив на него конверты, принялся судорожно перебирать их, тыча указательным пальцем на каллиграфически выведенную фамилию отправителя. Перед глазами то и дело мелькала заглавная буква «К» с затейливыми завитушками. Кронский, Кронский, Кронский, Кронский — везде один только Кронский.
– Он мне не любовник! Никакой он мне не любовник! Не любовник!
– Что ты повторяешь одно и то же, как Ада?! Нечего делать из меня дурака! Теперь-то я прекрасно знаю, что ты изменяешь мне! Что у меня уже давно выросли непомерные рога! – Он приставил руки с растопыренными пальцами к голове. – У тебя и здесь, наверное, кто-то есть. Я в этом даже не сомневаюсь! Стоит тебя на десять минут оставить, как ты уже целуешься с первым встречным и назначаешь ему свидание! А тот кордебалет, что ты устроила в «Трех бочках»!
– Это письма от моего коллеги, – спокойно (насколько могла) сказала я. – Кронский тоже писатель. Он консультируется со мной по поводу своего нового романа.
– Как бы не так! Я прекрасно знаю вашу историю любви – ты сама ее описала! Имела глупость обнародовать все извращения своего коллеги-романиста! Ты никогда не отличалась постоянством! Об этом говорят три твоих предыдущих брака! А в десять лет ты на моих глазах целовалась с двоечником с Крайнего Севера, и чуть было не вышла за него замуж! – Он снова припомнил мне историю двадцатилетней давности о том, как на море меня неожиданно поцеловал мальчишка у костра.
– Вот именно! Мне тогда было десять лет! При всем желании я бы не смогла выйти за него! Ты совсем с ума сошел! – не выдержала я и добавила пророческим тоном: – Ревность – страшное чувство, от него и умереть можно.
– А ты только и ждешь моей смерти, чтобы снова схлестнуться с этим извращенцем! Я прекрасно знаю, что ты с ним спишь! Он даже имел наглость как-то позвонить мне домой!
– Он просто мой коллега, – устало сказала я, – и потом звонил он не тебе домой, а на мой мобильный телефон, который почему-то лежал на твоей тумбочке!
– Да? Ну, что ж, тогда проверим! – издевательски проговорил он и протянул мне первое попавшееся письмо.
– Что? – не поняла я.
– Читай! Вслух!
– Это как-то нехорошо, – замялась я, но делать было нечего и я, распечатав конверт, прочитала:
«Здравствуйте, уважаемая Мария Алексеевна!
Пишу вам из Бурятии – так сказать, из самого сердца тибетской медицины в России, где успешно лечу свои недуги. А попал я сюда волею судеб, о чем нисколько не жалею.
Надо заметить, тибетская медицина неразрывно связана с буддийской философией, в которую я последнее время очень сильно вдарился, и представляет собой многоэтажную систему знаний обо всех болезнях человека...» – я облегченно вздохнула и победоносно воскликнула:
– Ну, и что тут такого?! Человек пишет, что лечится в Бурятии и сильно вдарился в буддийскую философию! А у тебя паранойя!
– Читай дальше! – потребовал Влас.
– «Роман свой я на время оставил. Теперь у меня зародилась новая идея – написать детектив об убийстве эмчи-ламы в каком-нибудь буддийском храме, на почве религиозных распрей.
До свидания. С уважением, Алексей Кронский». – Я вздохнула полной грудью и, прищурившись, спросила:
– Ну, что?
Влас сначала растерянно молчал, потом вдруг как закричит, да радостно так, будто ему удалось разгадать сложную головоломку:
– Это у вас шифр такой! Точно, шифр! Как у разведчиков – каждое слово письма имеет совсем другой смысл: например «вдариться в буддийскую философию» обозначает «я сильно по тебе скучаю» или еще что-нибудь и того хуже!
– Да у тебя просто навязчивая идея! Ты мазохист! Тебе очень хочется, чтобы я изменяла!
– Не смей говорить мне подобные гадости! Читай следующее письмо! – и он вытащил из кучи конверт, на котором по краям было игриво написано: «Жду ответа, как соловей лета!». – Нет! Вы только посмотрите, как соловей он ждет! Читай!
Я с трепетом вскрыла конверт и прочла первые строки:
«Маруся! Кукурузница моя! Мой недоступный абонент! Моя уходящая осень!
Если б ты знала, как осточертела мне эта тибетская медицина вместе с буддийской философией и как мне хочется оказаться сию секунду в твоей...» Тут нет ничего важного, – пролепетала я, пряча письмо в конверт и думая о том, какой же Кронский все-таки дурак.
– Дальше! Я хочу знать все! Где хочет оказаться этот извращенец сию секунду? – Он выхватил у меня письмо и дочитал вслух: – «...в твоей постели! Как хочется ощущать запах твоего тела! Кстати, как там поживает твой Отелло, этот гнусный обыватель, который никогда не поймет твоей тонкой натуры? Ты с ним еще не развелась?» Ну, это уж слишком! Это я – гнусный обыватель?!
– Власик, ты сам посуди, я ведь не виновата, что ему хочется оказаться в моей постели и ощущать запах моего тела! У меня-то нет никакого желания пускать к себе в постель этого сумасшедшего! Его просто залечили тибетские монахи. Он сдвинулся. Вот и пишет всем подобную чепуху. Он, наверное, и Любочке тоже строчит такие же послания, – доказывала я, пытаясь придать голосу наибольшую убедительность. – Нужно позвонить ей, спросить...
– Я не позволю делать из меня дурака! – зациклился Влас и расходился все больше и больше – он уже не стеснял себя в выражениях, но стоило только ему сказать: «Я больше не желаю с тобой...» – как я не дала ему договорить и крикнула, что было сил (а сил, надо сказать, оставалось еще немало):
– Стоп, стоп, стоп, стоп! – получилось, как у Николая Ивановича: «Топ, топ, топ, топ!» и заткнула ладонями уши, чтобы не слышать, что меня бросают. Хватит! Летом ему это уже удалось сделать! Больше я этого не переживу. К тому же от всех своих бывших мужей я уходила сама. Уйти первым – это дело чести. Я выждала несколько секунд, и когда рот Власа закрылся, я опустила руки и с полной серьезностью проговорила: – А теперь слушай меня! Я больше с тобой жить не буду и подаю на развод! Твое чувство болезненно – от него нет лекарства, и скоро ты начнешь ревновать меня к фонарным столбам. Меня унижает подобное несправедливое отношение. Я все сказала!