Пленник ее сердца - Тесса Дэр

В своей спальне, захлопнув за собой дверь, он опустил ее на свою кровать невероятных размеров, красного дерева, под красным бархатным балдахином.

Полина попыталась приподняться на локтях, но не смогла: Грифф отрезал ей путь к отступлению. Стоя на коленях, он навис над ней и зажал ее лицо в ладонях так, чтобы не могла отвернуться. Полине ничего не оставалось, кроме как смотреть прямо ему в глаза. Глаза его метали искры, сердце билось как сумасшедшее – почти так же, как ее собственное.

– Я страшно зол на того негодяя, который посмел к вам прикоснуться; на вас – потому что вы не только пострадали, но и пустились в погоню и тем самым подвергли опасности свою жизнь. Вы знаете, что за народ промышляет в тех темных переулках?

– А что мне оставалось? Он похитил колье вашей матери…

– И что с того? У нее таких колье не меньше дюжины.

– Но оно из драгоценных камней, и я знаю, как она им дорожит. Именно поэтому она и попросила меня надеть его сегодня вечером, чтобы…

«Чтобы вы увидели меня в нем, а во мне – истинную леди; чтобы влюбились в меня и захотели на мне жениться. Смех, да и только…»

– Вы действительно считаете, что для меня какие-то ограненные камни дороже вашей жизни? Я знаю, что мы по-разному смотрим на жизнь, но это уже удар ниже пояса, мисс Симмз. Вы и впрямь столь низкого мнения обо мне?

– Нет, что вы, мое мнение о вас самое высокое.

– И я отчего-то хорошо о вас думаю.

Добрые слова, но каким тоном сказаны!

– По поводу колье не переживайте – завтра я куплю матери другое, еще лучше, и дюжину в придачу, если пожелает. Незаменимых драгоценностей нет.

– Как и незаменимых служанок.

– Перестаньте! Не надо играть в такие игры. – Он прижался лбом к ее лбу. – Когда я услышал, как вы закричали… меня будто ударили ножом в сердце. Мне захотелось умереть.

«Мне захотелось умереть».

Она не верила собственным ушам. Не может быть! Он, верно, преувеличивает.

– Я мог бы найти вас истекающей кровью или… – Голос его сорвался. – Или еще хуже. Не могу слышать о каких-то блестящих камушках на цепочке. Мне казалось, что вы знаете меня лучше.

– Так и есть.

– Почему же тогда решили, что утрата колье огорчит меня настолько, что я вас прогоню?

Полина растерянно пожала плечами.

– Вы сказали тогда, во время фейерверка, что я вам совсем не нужна.

– Ничего подобного я не говорил. Вы убежали, не дав мне договорить. – Он провел ладонью по ее телу. – Я сказал, что мне не нужен «кто-нибудь». Но вы для меня не «кто-нибудь». Вы замечательная, хотя упрямая и слишком отважная – во вред себе. – Он стиснул в кулаке край ее платья. – Вы – это вы. Я хочу вас, хочу с того момента, как увидел тогда, в двери таверны, когда вы чуть было не упали, споткнувшись.

Полина зажала рот ладонью, пытаясь сдержать поток эмоций, но Гриффин отвел ее руку от губ.

– Не надо, не прячьтесь и больше никогда от меня не убегайте.

Он целовал ее жадно, с отчаянием обреченного, и она благодарно принимала его поцелуи, не пытаясь ни прятаться, ни убегать.

На мгновение отстранившись, чтобы видеть ее глаза, прожигая ее взглядом насквозь, Грифф спросил:

– Если бы я попросил вас остаться со мной?

– Я бы не смогла. – Потрясенная, она замерла в его объятиях. – Мне необходимо вернуться домой, к Даниэле. Я обещала ей, и вы дали нам слово.

– А если бы я купил для вас дом – для вас обеих? Загородный дом с участком и всем, что полагается, так чтобы вы ни в чем не знали нужды?

– Я не могла бы стать содержанкой, даже вашей, потому что потеряла бы уважение и к себе, и к вам.

Взгляд его затуманился.

– Но я не могу жениться на вас!..

– Я знаю. – Сердце Полины будто сдавила ледяная рука. – Как знаю и то, что этой неделей все закончится.

Он стиснул в ладонях ее лицо, погладил щеку подушечкой большого пальца.

– Ну так знайте: этой ночью я буду любить вас, и вам не отвертеться.

Радостное возбуждение охватило ее.

«Да!»

– Да, Грифф, я мечтаю об этом!

– Вы уверены, что достаточно хорошо себя чувствуете? Нога не слишком болит? Нет ли под всеми этими шелками синяков и ссадин? – спросил он участливо, поглаживая ее бедро.

Она была искренне тронута его заботой.

– Честное слово, я прекрасно себя чувствую.

– Я должен убедиться. – Грифф перевернул ее на живот и принялся расстегивать платье. – Прочь все эти тряпки: мне не терпится снова увидеть вас обнаженной.

Снова?

– Когда это вы видели меня голой?

– В ту первую ночь в библиотеке.

– Но… но на мне была рубашка. Все время.

– Да, была. – Он стащил с нее платье через бедра, затем принялся развязывать тесемки на нижних юбках. – Но такая восхитительно ветхая, что в свете лампы казалась совершенно прозрачной. Я видел вас всю.

– Всю?

– Абсолютно.

Пока Полина переваривала эту новость, Грифф продолжал раздевать ее, безропотную, обмякшую, словно тряпичная кукла. После корсета, небрежно брошенного на пол, настала очередь нижней рубашки, которую он стащил через голову. Теперь Полина лежала в одних шелковых чулках и наблюдала, как постепенно элегантный джентльмен превращается в просто мужчину, избавляясь от всего лишнего: жилета, шейного платка, рубашки…

Это было восхитительное зрелище: широкие плечи, узкая талия, прекрасно развитая мускулатура, покрытая пружинистыми темными завитками грудь.

Грифф уселся на край кровати, чтобы стащить сапоги и бриджи, предоставив Полине возможность вволю полюбоваться его спиной.

– Ну вот я и готов! – сообщил весело Гриффин, укладываясь рядом с ней на кровать.

И в этот момент Полина стушевалась: в нем не было ни одного недостатка, воплощенный идеал мужской красоты, чего не скажешь о ней, – до идеала женской красоты ей ой как далеко.

И впервые она по-настоящему, до боли, ощутила, насколько не подходит ему.

Окинув ее долгим взглядом, он накрыл ладонью ее грудь, и она по наивности понадеялась услышать, как она ему нравится. Она, конечно, не рассчитывала на такие комплименты, как «красивая» или «чудесная»: ее вполне устроило бы и простое «хорошо», что он процедил сквозь зубы перед отъездом в Воксхолл – но Грифф не стал понапрасну тратить слова. Вместо них Полина слышала стоны, когда он ласкал ее отвердевший сосок, больше похожие на урчание, и в них было больше восхищения, чем в любом из самых лестных эпитетов. Он остался доволен увиденным – в этом не было сомнений. И этот первобытный рык вызвал в ней столь же бурный, сколь и первобытный отклик – тихий стон, похожий на вздох облегчения.

– Все, как я запомнил, – пробормотал Гриффин, – и даже лучше. Я с трудом удержался в ту ночь, и с тех пор нет мне покоя.

– Но я похожа на мальчишку-подростка, – страдая от неловкости и пытаясь замаскировать ее смешком, сказала Полина.