Дочь магистра Пламенных Чаш - Эльвира Вашкевич

– Принеси-ка чашку из крайнего бочонка, – согласился Паркил, глядя на бледно-синеватую деву с миловидным лицом и льдинками в слипшихся волосах, ему стало холоднее, чем под порывами студеного ветра.

Матрос вернулся бегом, неся полную чашку сагель-альской настойки, приготовленной на пряных травах.

– Я бы с большим удовольствием доверил это дело, господину Брису, – сказал капитан. – Не согласитесь ли? – он взял у Шкота посудину и протянул рейнджеру.

– Вот это зря, – отодвинув Гарло, Астра подошла ближе, с недовольством наблюдая за приготовлениями Бриса.

Голаф сначала попробовал глоток сам, потом, приподняв голову морской девы, поднес питье к ее пухлым губам. Все в ожидании замерли. По лицу амфитриты пробежала судорога, дева выдохнула, дернувшись всем телом, и, повернувшись на бок, закашлялась.

– Живая! Слава тебе, Пресветлая! – капитан Паркил довольно потер озябшие руки.

Команда зашептала разноголосо молитву. На шканцах подпрыгивала, шлепалась об доски оттаявшая скумбрия.

Повернув морскую деву к себе, рейнджер влил ей в рот больше половины чашки.

– Ну, ну, спокойно. Все хорошо, – она снова затряслась, Голаф, успокаивая, погладил мокрые спутанные волосы. – Все хорошо, красавица. Сначала горько, потом тепло. А потом приятно.

Откинув край одеяла, он налил немного настойки на ладонь и начал осторожно обтирать ее шею и плечи. Она открыла водянисто-зеленоватые глаза, безумно глядя вокруг, на столпившихся вокруг моряков, на склонившегося над ней молодого мужчину, на мэги, с которой она была несколько знакома. Астра тоже узнала амфитриту, вещавшую в первый день плаванья о том, что Леос чудесным образом жив.

Влив еще немного настойки в приоткрытый рот, Голаф принялся растирать ее грудь. Она успокоилась, опустив ресницы, и задышала ровнее. Маленькие темные соски набухли от прикосновения его пальцев. Ладони рейнджера бережно гладили ее грудь, потом заскользили ниже, по мягкому животу, втирая прянопахнущую жидкость.

– Хватит, Голаф! – наклонившись, сердито произнесла Астра и дернула его слегка за волосы. – Вижу, девица чувствует себя очень неплохо. Гораздо лучше, чем мы все!

– Продолжай, милый Голаф, – амфитрита обняла его шею и, приподнявшись, поцеловала в губы. – Пожалуйста, продолжай, – ее зеленовато-прозрачные глаза с пьяным восторгом смотрели на него. – Голаф… мое имя Бирессиа. А-ах! – содрогнувшись, она прижалась к нему и снова припала с поцелуем.

– Вы посмотрите на эту сучку! Быстро пусти его! – Астра схватила рейнджера за воротник, ткань затрещала в ее пальцах. – Я тебя сейчас согрею! Пепел только с ластами останется!

Матросы грянули хохотом. Даже Паркил порозовел, словно хватил крепкий глоток растирки. Голаф поспешил вскочить на ноги, и Бирессиа поднялась следом, обводя томным и радостным взглядом окруживших ее мужчин.

– Ой, кэп, – она безошибочно угадала капитана нефа, – откуда у вас на корабле такая злая дрянь? Так хорошо все было. И питье ваше. И… Капитан, Капита-ан, – она положила ему на грудь перепончатую ладонь, доверчиво глядя в глаза. – Не люблю я ее… эту мэги Пэй, – глядя на Астру, амфитрита пьяно качнулась, Шкот с удовольствием подставил плечо, осторожно придержал ее за гибкую талию. – Все море дура взбаламутила. А холодно как было! Давайте ее в воду бросим?

– Никак нельзя, уважаемая Бирессиа, – замялся Паркил, теперь ему стало жарко и пот выступил крупными каплями под его мокрой шляпой. – Госпожа Пэй – наша очень важная и… тоже уважаемая гостья, – с достоинством пояснил он.

На помощь ему пришла сама Астра:

– Нет ничего отвратительнее, чем общество безобразной пьяной шлюхи, – с чувством произнесла она, подступив к амфитрите. Кончики пальцев зудели от прилива магического тепла. – Проваливай отсюда! Пока я тебе не помогла!

– Идем, пожалуйста, госпожа Пэй, – Голаф взял ее за руку и направился к каюте. – Тебе нужно отдохнуть. И я хочу…

– Голаф! – окликнула его Бирессиа, обняв за шею Шкота. – Нам есть, о чем еще поболтать!

– В следующий раз, милейшая, – задержавшись у двери, рейнджер отпустил ей прощальный поклон. – Обязательно.

– Приходи чаще к морю, думай обо мне, и я приплыву, – опустив глаза, неуверенно сказала амфитрита. – А эта высушенная мэги… завладеет моим прекрасным Коралиссом… Он все время думает о ней! О-о!.. – она округлила маленький рот, губы ее задрожали, прозрачные глаза заблестели от слез. – Я еще покажу ей!

– Голаф, я понимаю, что она пьяная дура, но она слишком разозлила меня! – заломив руки, Астра прошлась по каюте. – И ты хорош! Лапал ее с таким удовольствием! Надо было только видеть, сколько блаженства было на твоей роже! Нет, я вернусь сейчас и любезно столкну ее в море! Даже фаерболлом не поджарю из доброты.

– Не надо. Ты и так много полезного сегодня сделала, – Брис обнял ее, поднял на руки и отнес к дивану. – Ты же знаешь, что куда приятнее мне трогать тебя, – его пальцы осторожно коснулись ее оголившегося бедра. – А кто такой Коралисс?

– Откуда мне знать, – прикрыв глаза, она погладила его ладонь. – Понятия не имею, что несет пьяная дрянь.

Астра прижалась к груди рейнджера, и их губы соединились. Брис слышал звонкий голос амфитриты, дружный смех команды «Фарилии» и все еще побаивался, что у мэги может снова возникнуть желание продолжить ссору с чудаковатой морской девой.

– Ты обещала мне рассказать дальше о Варольде и короне Иссеи, – сказал он, то ли действительно проявив неожиданный интерес к той истории, то ли стараясь отвлечь Астру от происходящего на палубе.

– Тебе действительно интересно? – Астра тихонько потянула его локон. – Хочешь, я почитаю вслух тот старый либийский свиток?

– Хочу. А еще знаешь, что… – Голаф встал и открыл крышку ее дорожного сундучка. – История этой Черной Короны и храм на Карбосе, куда стремится Давпер, связаны каким-то образом. Я помню их разговор в «Красном крабе». Только мало из него что понял. Прошу, – он протянул ей желтый пергамент, перевязанный атласной лентой.

– Храм на Карбосе построен либийцами много тысячелетий назад. Они поклоняются какому-то морскому чудовищу, якобы прародителю нагов, имя которого Аасфир, – Астра развернула начало свитка, положив его на колени. – Подлинная история Кэсэфа и гибели нашего мира, – прочитала она завитки, выведенные багровой краской, почти не выцветшей за столько лет, развернула свиток шире и продолжила: – «Я, Ксаррокс, последний оставшийся в живых жрец Иссеи, пишу эти строки, не надеясь уже ни на что для себя лично, но лишь робко мечтая о возвращении былого величия Либии…» – мэги на минуту замолчала. – Тебе это действительно интересно, Голаф?