Нож винодела - Эрик Ле Болок

Кюш сидел в своем кабинете, но на стороне обвиняемых. Напротив него расположились прокурор Пуаре и майор Перраш. Рядом с ними — комиссар Журдан.

— Кюш, три недели расследования, бесконечные убийства, бесполезные аресты и не представляющие интереса свидетели! Достойные достижения! Прокурор Пуаре весьма разочарован.

Пуаре согласно кивнул.

— Вы сгущаете краски, месье комиссар, со вчерашнего дня расследование продвинулось. К тому же очень трудно проводить следственные действия на враждебной территории. Первый чиновник коммуны не способствует нашей работе.

— Кюш, не ищите предлога скрыть свою некомпетентность.

Пуаре продолжал инквизиторским тоном:

— Капитан, принятая вами выжидательная позиция ставит нас в трудное положение по отношению к средствам массовой информации. Сам министр внутренних дел ждет от нас результатов. Кроме того, я встретился с мадам Турно, это очень уважаемая женщина, готовая сотрудничать.

— Если бы все было так просто…

— Кюш, мы здесь не для того, чтобы спорить. Вы немедленно передадите все документы майору Перрашу и сообщите о точном положении дел.

— Слушаюсь, комиссар.

Четверо участников разговора встали.

— Мы оставляем вас вдвоем.

Пуаре с Журданом ушли, а Кюш с Перрашем сели напротив друг друга. Каждый оценивал другого взглядом. Воцарилось молчание. Перраш, лицемерный и злонамеренный, приступил к сути дела:

— Хорошо, где эти папки, из-за которых возникает столько проблем?

Капитан показал на них кивком головы:

— Там.

— Кюш, мы незнакомы, но ваши манеры мне не нравятся, я это чувствую.

— То же самое могу сказать в отношении вас…

— Ваши провинциальные методы имеют границы. В Париже подобные дела не ведут так, как вы. Двое суток, и все будет решено.

— Очень впечатляет!

— Вы задаетесь лишними вопросами, а ответ, я уверен, у вас перед глазами.

— Я уже видел вас по телевизору?

— Вполне возможно.

— Халтурное расследование в Иньи, это ведь вы?

Перраш взорвался:

— Не усугубляйте дерзостью свою некомпетентность. Не забывайте, с кем вы разговариваете.

— Да, и с кем же?

— Со старшим по званию. Я майор.

— Не изображайте передо мной знаменитого полицейского, явившегося из столицы… Ладно, послушайте, все здесь, у вас перед глазами, а если вам понадобится совет, вы знаете, где меня найти.

— Мне не нужны советы, особенно ваши.

Перраш собрал часть своей новой команды и провел первое совещание. Маджер с Нгуеном невозмутимо слушали его.

— Я знаю о вашей привязанности к Тьерри Кюшу, однако его методы не подходят для данного расследования. Держать в руках такого рода ситуацию — моя специальность.

— Как вы собираетесь действовать?

— Я собираюсь уладить это дело в течение двух суток. За ночь я изучил материалы… Все совершенно ясно…

Очень удивившись, Надя решила вмешаться:

— Как это все ясно?

— Виновный — Анж Дютур. Это не вызывает сомнений. Я сам проведу допросы, и он сознается. Я просил прокурора Пуаре предъявить ему обвинение.

— А как быть с месье Андре?

— Можете отпустить его, он не представляет интереса.

— Слушаюсь, майор.

Нгуен протянул карту подземных ходов, изъятую у Андре:

— Капитан Кюш дал мне карту подземелья, он хотел, чтобы мы вернулись туда и провели новую проверку…

— Туризмом вы займетесь в выходные… У нас есть все необходимые улики. Кроме того, я хочу, чтобы меня информировали решительно обо всем. Я не люблю личных инициатив и ничего не повторяю дважды.

— Ясно, майор.

Перраш допрашивал Анжа. Маджер и Нгуен «восхищались» техникой парижского полицейского. Механик, подобно опасным преступникам, был прикован наручниками к стулу. У каждой двери стоял полицейский. Следуя привычным навыкам, Перраш обращался к будущему подсудимому на «ты».

— Мы оба знаем, почему ты убил Шане и Фабра, тебе не хотелось быть посмешищем всего селения. Насчет Барбозы, понимаю, он был не самым приятным хозяином. Марьетт в свое время арестовал тебя и посадил в тюрьму. Но признаюсь, я никак не могу понять, почему ты набросился на этого бедного кюре… — Глядя в отчет, он добавил: — Отца Анисе.

— Прежде всего я хочу разговаривать с капитаном Кюшем, вас я не знаю! И потом, я никого не убивал, я уже говорил это.

— Забавно. Ландрю[38] когда-то говорил то же самое. Послушай, время поджимает. Мне нужен виновный, и я готов руку дать на отсечение, что это ты. Это же очевидно. Деньги сенатора вместе с оружием — под твоим домом, молитвенник Анисе — у тебя в шкафчике…

— Я уже говорил вам, что, когда я взял его, кюре был уже мертв. Я наклонился, чтобы послушать сердце, и книжка мешала мне. Дверь Кинсли открылась, и я убежал. Я даже не сразу понял, что книга у меня в руках.

— Чтобы через час твои признания во всех убийствах были у меня на столе. Судья ждет тебя для рассмотрения дела.

— Послушайте, я устал, вы без перерыва допрашиваете меня со вчерашнего дня, и я не спал.

— С такими преступлениями на совести я тоже не смог бы спать. И как только Кюш мог оставить тебя на свободе? Это отчасти из-за него ты убил Фабра и Шане. И потом, если не ты, то кто?

— Уж не хотите ли вы, чтобы я сделал вместо вас вашу работу?

У него за спиной Надя Маджер подняла глаза к потолку.

Полицейский расплатился по счету в «Дубовой бочке». Он взял несколько дней отпуска. Кюш пообещал Пам подать о себе весточку после возвращения. С компьютером на плече и сумкой сине-белого цвета в правой руке, он постучал в дверь дома священника. Клеман возвращался в Бордо во второй половине дня, и они решили пообедать, а потом вместе уехать.

— Привет, аббат.

— Добрый день, сын мой. Хотите положить свои вещи в машину?

— Да, так оно будет лучше.

Оба мужчины подошли к «клио». Священник открыл багажник, Кюш запихнул туда свои вещи. Прежде чем закрыть багажник, он достал из сумки конверт. Затем взял кобуру и пистолет.

— Разве это необходимо для дома Господа?

— Наша библия предписывает никогда с этим не расставаться.

— Ладно, входите.

Кюш пристегнул оружие к поясу, не преминув вспомнить слова Луизы Рапо:

— А то пойдут разговоры.

Клеман засмеялся и беспрепятственно прошел под первой балкой. Кюш наклонился, прежде чем миновать ее.

— Что это за конверт?

— Письмо, но только не анонимное.

— Для нашей последней трапезы мадам Рапо приготовила баранью ножку.

— Вполне сгодится для нашей последней трапезы здесь.

— Конечно. Садитесь.

Усевшись, Кюш протянул конверт викарию. Клеман открыл письмо полицейского:

— Вы все-таки нашли долговую расписку?

— Да, она была в молитвеннике. По завещанию Анисе епархия является единственным наследником. И теперь вы, святой отец, владеете премилым участком земли.

Отец Клеман поставил на стол два стакана:

— Монсеньор Леру решит, что с этим делать.

Полицейский произнес с немецким акцентом:

— У вас найдутся соленые крендельки с тмином для инспектора Деррика?

— Ну конечно.

Открыв шкаф, священник достал крендельки. Кюш увидел заполненные продуктами полки.

— Пожалуй, смерть от голода вам здесь не грозит.

— Да, Луиза — предусмотрительная женщина и переживает теперешние события, как переживала войну. Тревога за завтрашний день, страх нехватки продуктов…

— Понимаю, но, если мой преемник прав, дело будет закончено сегодня же, и ей останется лишь открыть бакалейную лавку.

— Давайте поднимем тост!

— За осуществление всех наших планов!

Они чокнулись.

После обильной трапезы единомышленники решили выпить кофе.

— Мадам Рапо устроила нам настоящее пиршество.

Кюш взял пачку сигарет:

— Видите ли, в конечном счете я рад, что меня отстранили от дела.

— Почему?

Кюш закурил:

— Потому что мое начальство желает заполучить виновного и обязательно найдет такового. — Он протянул Клеману пачку: — Угощайтесь, если хотите.

Священник вежливо отказался, затем продолжил мысль капитана:

— Анж Дютур?

— Да, все указывает на него.

— И это действительно он?

— Не могу в это поверить.

— Почему?

— Слишком просто, даже если все улики ведут к нему.

— Зачем отрицать очевидное, раз все его изобличает. Вы терзаете себя, и это рискует породить у вас чувство вины.

— Возможно, вы правы, я действительно ненормальный.

— Вы наводите меня на мысль о дольках чеснока в бараньей ножке… Они такие крохотные, но ведь именно они придают блюду истинный вкус.

Кюш засмеялся:

— Сравнивать меня с чесноком!

— Я хочу сказать, что полиция может быть эффективной только в том случае, если кто-то ставит очевидность под сомнение. В случае с Сент-Эмильоном исход фатальный.