Синяя лилия, лиловая Блу (ЛП) - Мэгги Стивотер

Он сказал:

— О, да ладно. Что теперь?

Ронан ответил:

— Пока. Вот что.

— Как угодно, — отозвался Адам, направляясь к лестнице. — В следующий раз можешь умирать в одиночестве.

Глава 32

Вернувшись к себе, Адам долго стоял под душем. На этот раз часть его мозга, которая подсчитывала, сколько мог стоить долгий горячий душ, помалкивала. Он стоял в воде, пока она не стала прохладной. После того, как он вышел и оделся, ему запоздало пришло в голову, что Ронан, наверное, расстроился из-за самого сна, а не из-за того, что смотрел на умирающего себя. Он заснул, намереваясь получить доказательства убийства, и проснулся с кровью на своих руках. Адам знал, что ночные ужасы приходили к Ронану только в кошмарах. Должно быть, Ронан знал, что его ждало, но всё же добровольно пошёл на это, когда Адам попросил.

Наверное, Адаму следовало посмотреть, всё ли с ним в порядке. Конечно, он всё ещё был бы там.

Но Адам остался там, где был, думая о другом Ронане. О мёртвом. Самая странная часть была в том, что тот момент был видением Адама в дереве Энергетического пузыря, но вывернутым наизнанку. Умирал не Гэнси, а Ронан. Так то видение было неверным? Он уже изменил будущее? Или было что-то ещё?

Раздался стук в дверь.

Вероятно, Ронан. Хотя для него было бы необычно первым признать свою вину.

Стук раздался снова, более настойчиво.

Адам проверил, что руки больше не в крови, а затем открыл дверь.

Это был его отец.

Он открыл дверь.

Это был его отец.

Он открыл дверь.

Это был его отец.

— Ты не собираешься попросить меня войти? — говорил его отец.

Тело Адама ему не принадлежало, так что, немного удивляясь, он наблюдал, как отступил назад, позволяя Роберту Пэрришу войти в комнату.

Насколько узким в плечах он был рядом с этим человеком. Было трудно понять, откуда он явился, без внимательного взгляда на их лица. Тогда любой мог заметить, что у Роберта Пэрриша были тонкие, красивые губы Адама. Тогда было не сложно увидеть те же светлые волосы, закрученные от пыли, и морщинку между бровями, образованную настороженностью. Фактически, было совсем не трудно разглядеть, что один произвёл на свет другого.

Адам не мог вспомнить, о чём он думал перед тем, как открыть дверь.

— Так вот где ты себя содержишь, — сказал Роберт Пэрриш. Он покосился на полку из секонд-хенда, импровизированную тумбочку, матрац на полу. Адам был чем-то, стоящим на пути.

— Кажется, у нас с тобой свидание скоро, - добавил его отец. Он остановился и встал прямо напротив Адама. — Ты собираешься смотреть мне в лицо, когда я говорю с тобой, или ты продолжишь смотреть на эту полку?

Адам собирался продолжать смотреть на эту полку.

— Тогда ладно. Слушай, я знаю, у нас была кое-какая размолвка, но, думаю, ты мог бы лучше отозвать ту штуку. Твоя мать действительно расстроена, и всё будет выглядеть довольно смехотворно в тот день.

Адам был вполне уверен, что его отцу не дозволено находиться здесь. Он не помнил всего, что случилось после возбуждения дела, но, кажется, туда включался судебный приказ о временном запрете. На тот момент, как он помнил, он считал это успокаивающим, теперь это воспоминание выглядело глупым. Отец избивал его годами до того, как был пойман, и удар был больше действием, чем прегрешением. Конечно, он бы мог позвонить в полицию после и сообщить о применении силы его отцом; он не был уверен, что они наказали бы отца, но взрослая сторона Адама думала, что это казалось хорошим материалом для записи. Однако всё это было бы после тех минут, которые ему всё ещё предстояло пережить.

Он не хотел получить удар.

Это было странное осознание. Не то чтобы Адам когда-либо привыкал быть избитым. Боль была удивительной штукой, она всегда срабатывала. Но когда он жил дома, он привык к мысли своего рода близкого насилия. Теперь же прошло достаточно дней, чтобы он перестал её ожидать, что делало внезапную возможность боли более невыносимой.

Он не хотел получить удар.

Он бы сделал всё, что нужно, чтобы не получить удар.

Предчувствие дрожало в его руках.

«Энергетический пузырь тебе не начальник», — сказал голос Персефоны.

— Адам, я здесь веду себя действительно порядочно, а ты крайне испытываешь моё терпение, — добавил его отец. — По крайней мере, притворись, что ты слышал, что я сказал.

— Я слышал, — ответил Адам.

— Дерзко. Мило.

Только поэтому вспышка гнева не означала, что это более правильно.

Адам обратился к полке:

— Думаю, тебе следует уйти.

Он чувствовал себя бесхребетным трусом.

— Так вот как это будет?

Вот как это будет.

— Тогда ты должен знать, что ты собираешься выглядеть в зале суда дураком, Адам, — сказал Роберт Пэрриш. — Люди знают меня и знают, что я за человек. Ты и я, мы оба понимаем, что это всего лишь жалкий вопль ради внимания, и все тоже поймут. Очень легко посмотреть на тебя и увидеть, каким дерьмом ты стал. Не думай, что я не знаю, откуда это всё. Ты выделываешься с теми наглыми сукиными детьми.

Часть Адама была всё ещё там, с его отцом, но большая его часть удалилась. Лучшая его часть. Того Адама, мага, больше не было в комнате. Тот Адам гулял среди деревьев, проводил рукой по покрытым мхом камням.

— Суд насквозь всё увидит. И знаешь, что с тобой будет потом? В газетах ты будешь ребёнком, который хотел отправить своего трудолюбивого папочку в тюрьму.

Листья хрустели близко и покровительственно, прижимаясь к его ушам, сворачиваясь в его кулаках. Они не хотели пугать. Они только пытались говорить на его языке и привлечь его внимание. Не ошибкой внушающего страх Энергетического пузыря было то, что Адам уже оказался переполненным страхом мальчиком, когда заключал с ним сделку.

— Думаешь, они действительно посмотрят на тебя и увидят оскорблённого ребёнка? Ты хоть знаешь что такое оскорбление? Этот судья услышит достаточно историй, чтобы узнать наглую брехню. Он не моргнёт и глазом.

Ветви склонились к Адаму, сворачиваясь вокруг него, защищая, поросль направляла шипы наружу. Они пытались раньше зацепиться за его разум, но теперь сумели окружить его тело. Он попросил быть по отдельности, и Энергетический пузырь послушал. «Я знаю, ты не такой, как он, — сказал Адам. — Но в моей голове всё всегда так запутано. Я такой дефектный».

— Итак, вернёмся туда, откуда начали, ты и я, когда я пришёл. Ты можешь отменить слушание так быстро, как тебе угодно, и всё пройдёт.

Дождь брызнул вниз по листьям, переворачивая их вверх тормашками, просачиваясь на Адама.