Вся Робин Хобб в одном томе - Робин Хобб

Какие сны нынче бродили по этому дому! Им следовало бы быть ласковыми и спокойными, как поучал Нильс. И вот, поди ж ты, — ворвался какой-то темный поток и увлек своими мутными водами все мои сновидения, все мысли. Мне так не по себе, Ки! Рассудок подсказывает мне, что я не позаботилась о чем-то жизненно важном. Упустила какую-то решающую деталь… Вспоминаю, вспоминаю — и ничего. Только чувствую себя совсем старой развалиной…

— Быть может, я помогу тебе вспомнить, — безжалостно проговорила Ки. — Благо я-то день и ночь только об этом и думаю. Кора, твое примирение уже совсем близко, и я хочу, чтобы ты меня отпустила.

Кора отставила кружку. Казалось, она только тут обратила внимание, что против нее за столом сидела именно Ки.

— Близко, но еще не свершилось, — сказала она. — Ты помнишь, о чем мы договаривались?

— Помню. К большому сожалению, помню. Я сегодня с самого утра готовила свой фургон. Я хочу уехать.

— Вот как… и куда же ты поедешь?

— Своей дорогой.

Произнося это, Ки пристально всматривалась в лицо старой женщины. Его выражение не изменилось, лишь черные птичьи глаза так и впились в зеленые глаза Ки, словно надеясь выведать какую-то тайну.

— И кто же поедет с тобой? — спросила она.

— Никто! — взорвалась Ки. — И вообще, сколько можно ходить вокруг да около? Что ты подразумеваешь своими вопросами? Я хочу уехать. Кора! Я хочу в дорогу!..

— Я просто надеялась, — ответила Кора невозмутимо, — что ты найдешь что-нибудь… или кого-нибудь, кто убедил бы тебя остаться у нас. Значит, этого все-таки не случилось?

— Нет. Ничего. И никого! — Ки даже не пыталась скрыть своего отвращения к подобным материям.

Черты лица старой женщины обрели твердость.

— Вот что, Ки. Тебе не понравится то, что я тебе сейчас скажу, но я вынуждена сделать это для твоего же блага. Словом, которое ты мне дала, я обязываю тебя остаться здесь до тех пор, пока я не решу, что мы примирились с гарпиями. Все-таки здесь для тебя есть кое-что, только ты в своем упрямстве никак не желаешь открыть глаза и увидеть. Я говорю о работе, Ки, о работе на земле, которую ты так хорошо делаешь. Я знаю, что тебе самой судьбой предназначено стать одной из нас. Я чувствую это. Свен сделал тебя моей дочерью, и я хочу, чтобы ты таковой и оставалась. Я не так уж много и требую от тебя, Ки. Всего лишь капельку терпения…

Ки поднялась. Лицо ее было бледно, взгляд — страшен. Ей казалось, будто стены комнаты завертелись перед глазами, пододвигаясь все ближе. Ей не хватало дыхания, чтобы заговорить, она чувствовала, как рассеивается, подобно туману, вся ее решимость противостоять Коре, как расплываются все доводы разума, требовавшие немедленного отъезда…

— Пусть едет! — прозвучал неожиданный голос. — Эта женщина — смертельный яд для всех вас! Хотя нет, «пусть едет» — это слишком мягко сказано. Выгоните ее! Швыряйте в нее камни, пока она не уберется вон из долины! У нее не душа, а жуткий черный провал, полный тайн, которые она нипочем не желает раскрыть даже во сне! И ты хочешь бросить в эту прорву еще одного из своих сыновей?..

Обе женщины рывком повернулись на голос и увидели Нильса. В то утро его внешний вид и походка вполне соответствовали возрасту — не то что накануне. Он выглядел очень утомленным — ни дать ни взять, вовсе не спал. Он подошел к столу и остановился, тяжело опираясь на сжатые кулаки. Обличающий взгляд устремлялся то на Ки, то на Кору.

— Она не хочет быть членом вашей семьи, неужели это не ясно? Она оставила свой киша нетронутым на столе, презрев дань нашей общности! По счастью, она уже вкусила напитка Обряда Отпущения и оттого не сумела полностью закрыть от меня свое сознание. Так вот, ее сознание — это сущее логово ужаса, скопище непотребных деяний и чудовищных притязаний! На ее совести такое, о чем мне и подумать-то даже грешно! И что самое страшное, она успела распространить свой яд и среди вас. Подумай, Кора, я не смог достучаться до твоих собственных сыновей!.. Увы, лишь немногие в этой семье поспешили прибегнуть к моим целительным снам. Холланд, умница, была как обиженное дитя, жаждущее утешения. Зато Лидия сражалась, как сущая дикарка, и ускользнула-таки, когда я уже думал, что она моя. А темноволосый парень и его мрачная…

— Хафтор и Марна, — пробормотала Кора.

— Ну да. Так вот, Марна послушалась меня, хотя и неохотно, словно животное, которое впрягают в ярмо. А вот Хафтор перехватил у меня сон и принялся его искажать. Знаешь, так выворачивают наизнанку одежду, выпячивая уродливые швы. Кора, в нем таится сильный и неприрученный дух! Я-то полагал, мы давно очистили его память от некоторых вещей, которые ему лучше бы позабыть, но он, оказывается, помнит!.. Еще одна паршивая овца, которую следовало бы изгнать из доброго стада…

Кора поднесла руку ко рту и отчаянно затрясла головой. В глазах ее застыло страдание.

— Не смей перечить мне, Кора! — продолжал Нильс. — Ты ведь сама призвала меня, чтобы я навел здесь порядок, не так ли? Знай же, что и для тебя не прошло даром общение с этой растленной!.. Та пародия на обряд и тебе в душу пролила вполне достаточно яда. Я и до тебя не смог добраться во сне! Да, да, и не вздумай отрицать! В твоем сознании появился темный чулан, в который ты и сама не заглядываешь и мне так и не дала заглянуть. Этой запертой дверью ты тоже обязана Ки!..

…Возможно, Кора сказала бы что-нибудь в ответ. Очень возможно, что Ки утратила бы власть над собой и влепила ему оплеуху. Но ничего этого не произошло, потому что снаружи донеслись хриплые вопли Руфуса. Слов было не разобрать, но кричал он так, что Ки и Кора разом сорвались с мест. Ки первой подлетела к двери и распахнула ее настежь. За ней подоспела Кора, за Корой — Нильс.

Отовсюду уже сбегался народ. Люди выскакивали из домов и амбаров, покидали поля — и спешили в дальний угол выгона. Ки помчалась во всю прыть. Холланд торопливо поставила наземь ведерко молока и корзиночку с яйцами и тоже припустила бегом. Кора и та поспешала за ними гораздо быстрее, чем, казалось бы, способны были ее старые ноги. Нильс не отставал от старухи.

Ки протолкалась через собравшуюся толпу туда, где стоял багровый от ярости Руфус. У его ног лежала бесформенная куча костей, обрывков шкуры и кровавого мяса.