Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1 - Александр Дюма

Итак, г-жа де Беарн ограничивалась доходами лишь с тех земель, которые не фигурировали в процессе, да была еще обязана вносить арендную плату. Она получала всего около тысячи экю ренты, что вынуждало ее избегать двора, где надо было выбрасывать деньги на ветер, платя по двенадцать ливров в день только за наем кареты, на которой просительница обычно разъезжала от судей к адвокатам и обратно.

В особенности же она избегала двора потому, что справедливо полагала, что до ее тяжбы дело дойдет не раньше, чем лет через пять. Еще и сегодня бывают долгие процессы, но им далеко до судебных разбирательств тех лет: процесс мог пережить два-три поколения, он расцветал, подобно сказочному растению из «Тысячи и одной ночи», раз в двести или даже триста лет.

Госпоже де Беарн не хотелось истратить последнее свое достояние, пытаясь получить обратно несколько десятин спорных земель; как мы уже сказали, она была дамой старой закалки, то есть проницательной, осторожной, энергичной и скупой.

Вне всякого сомнения, она смогла бы лучше любого прокурора, адвоката и судебного исполнителя вести тяжбу, вызывать в суд, защищать, привести приговор в исполнение. Но она была урожденная Беарн, и это имя во многом служило ей препятствием. Из-за него она страдала и томилась, подобно Ахиллу, укрывшемуся в своей палатке и терзавшемуся при звуках боевого рожка, делая вид, что не слышит его; нацепив на нос очки, графиня де Беарн весь день напролет просиживала над старыми грамотами, а по ночам, завернувшись в халат из персидского шелка, произносила речи, расхаживая с развевавшимися по ветру седыми волосами перед своей подушкой, и отстаивала свое право на спорное наследство с таким красноречием, которого только и могла желать своему адвокату.

Нетрудно догадаться, что приезд Шон, представившейся м-ль Флажо, приятно взволновал до Беарн.

Молодой граф де Беарн был в это время в армии. Обычно охотно веришь в то, чего страстно желаешь. Вполне понятно поэтому, что г-жа де Беарн поверила рассказу молодой дамы.

Впрочем, в сердце графини закралось некоторое сомнение: графиня лет двадцать была знакома с Флажо, сто раз была у него дома на улице Пти-Лион-Сен-Север, но никогда не замечала, чтобы с квадратного ковра, казавшегося ей слишком маленьким для просторного адвокатского кабинета, на нее смотрели глазки какого-нибудь постреленка, выбежавшего клянчить конфеты.

В конце концов можно было сколько угодно напрягать память, пытаясь припомнить адвокатский ковер, представить себе ребенка, который мог играть, сидя на этом ковре, однако м-ль Флажо была перед ней, вот и все.

Кроме того, м-ль Флажо сказала, что она была замужем, и, наконец, что рассеивало последнее подозрение г-жи де Беарн в том, что девица нарочно приехала в Верден, – она сообщила, что направляется к мужу в Страсбург.

Вероятно, графине де Беарн следовало бы попросить у м-ль Флажо рекомендательное письмо; однако если допустить, что отец не может отправить с поручением родную дочь без такого письма, то кому тогда он вообще мог бы доверить дело? И потом к чему были эти опасения? К чему могли привести подобные подозрения? С какой целью надо было проделывать шестьдесят миль: чтобы рассказывать графине сказки?

Если бы графиня была богата, как, скажем, жена банкира или откупщика, если бы она, отправляясь в путь, брала с собой дорогую посуду и драгоценности, она могла бы заподозрить заговор с целью обокрасть ее в дороге. Но графиня де Беарн от души веселилась, когда представляла себе разочарование разбойников, которые вздумали бы на нее напасть.

Поэтому когда Шон, переодетая мещанкой, уехала от нее в плохоньком кабриолете, запряженном одной-единственной лошадью, в который она предусмотрительно пересела на предпоследней почтовой станции, оставив там свою роскошную карету, графиня де Беарн, убежденная в том, что настал ее час, села в старинный экипаж и отправилась в Париж. Она все время подгоняла кучеров и миновала Ла Шоссе часом раньше ее высочества, а у заставы Сен-Дени оказалась всего часов шесть спустя после того, как через нее проехала г-жа Дю Барри.

Так как у путешественницы был весьма скудный багаж – а важнее всего на свете были для нее тогда сведения о тяжбе, – то г-жа де Беарн поехала прямиком на улицу Пти-Лион и приказала остановить карету у двери Флажо.

Понятно, дело не обошлось без любопытных – а все парижане очень любопытны, – окруживших громоздкий экипаж, выехавший, казалось, из конюшен Генриха IV: такой он был надежный, крепкий, с покоробившимися от времени кожаными занавесками, двигавшимися с ужасным скрежетом на медном позеленевшем карнизе.

Улица Пти-Лион – неширокая, поэтому величественный экипаж г-жи де Беарн совершенно ее загородил. Уплатив кучерам прогонные, путешественница приказала отвезти карету на постоялый двор, где она обыкновенно останавливалась в Париже, то есть в «Поющий петух» на улице Сен-Жермен-де-Пре.

Держась за сальную веревку, она поднялась по темной лестнице к Флажо; на лестнице было прохладно – к удовольствию графини, утомленной быстрой ездой и летним зноем.

Когда служанка Флажо по имени Маргарита доложила о графине де Беарн, он наскоро подтянул короткие штаны, которые были спущены из-за жары, натянул на голову парик, всегда лежавший у его под рукой, и надел полосатый шлафрок из бумазеи.

Одевшись, он пошел к двери с улыбкой, в которой сквозило столь сильное удивление, что графиня сочла своим долгом объявить:

– Да, дорогой мой господин Флажо, это я!

– Вижу, вижу, ваше сиятельство, – отвечал г-н Флажо. Стыдливо запахнув полы шлафрока, адвокат проводил графиню к кожаному креслу, стоявшему в самом светлом углу кабинета, и усадил ее на всякий случай подальше от бумаг на столе, памятуя о том, что графиня до крайности любопытна.

– А теперь, ваше сиятельство, – учтиво обратился к ней Флажо, – позвольте узнать, чему я обязан столь приятной неожиданностью?

Удобно устроившись в кресле, графиня де Беарн в эту минуту приподняла ноги, обутые в сатиновые туфли, давая возможность Маргарите подложить под них кожаную подушку. Услыхав слова Флажо, она быстро встала. Достав из футляра очки, она нацепи их на нос, желая получше рассмотреть Флажо, и спросила:

– То есть как неожиданность?

– А как же? Я думал, вы сейчас в своем имении, ваше сиятельство, – отвечал адвокат, в надежде польстить графине де Беарн, называя имением три арпана земли, распаханных под огород.

– Как вы верно заключили, я там и была, но по первому вашему сигналу я все бросила и примчалась.

– По первому моему сигналу? – удивленно переспросил адвокат.

– По первому вашему слову, намеку, совету – называйте, как хотите.

Глаза Флажо округлились и стали размером с очки графини.

– Надеюсь, вы довольны, что я не заставила себя ждать?

– Я как всегда рад вас видеть, ваше сиятельство, однако позвольте вам заметить, что я не совсем понимаю, при чем здесь я?

– Как? – вскричала графиня. – Как это при чем здесь вы?.. Ведь я приехала из-за вас!

– Из-за меня?

– Ну да, из-за вас. Так что у нас нового?

– О ваше сиятельство! Говорят, король замышляет переворот в парламенте… Не желаете ли выпить чего-нибудь?

– При чем здесь король? Разве речь идет о перевороте?

– А о чем же, ваше сиятельство?

– Речь идет о моем процессе. Я говорила о своем деле, когда спросила, нет ли чего-нибудь нового.

– О, что касается вашего дела, – грустно качая головой, отвечал г-н Флажо, – увы, нового ничего нет…

– То есть совсем ничего?

– Ничего.

– Ничего с тех пор, как ваша дочь со мной говорила? Но так как мы с ней разговаривали третьего дня, ничего и не могло еще за это время произойти…

– Моя дочь, вы сказали?

– Ну да!

– Вы говорите, моя дочь?

– Ну конечно, ваша дочь, та самая, которую вы ко мне послали.

– Простите, сударыня, – сказал г-н Флажо, – я не мог послать к вам дочь.

– Почему не могли?

– Да просто потому, что у меня нет дочери!

– Вы в этом уверены? – спросила графиня.

– Ваше сиятельство! Имею честь сообщить вам, что я холостяк.

– Вот тебе раз! – воскликнула графиня.

Обеспокоенный Флажо позвал Маргариту и приказал принести графине выпить чего-нибудь холодного; кроме того, он знаком велел за ней приглядывать.

«Бедная женщина! – подумал он. – Должно быть, у нее плохо с головой».

– Ничего не понимаю! – продолжала графиня. – Так у вас нет дочери?

– Нет, ваше сиятельство.

– Ну, у нее еще муж в Страсбурге…

– Ничего похожего, ваше сиятельство.

– И вы не поручали своей дочери, – продолжала графиня, не в силах освободиться от обуревавших ее мыслей, – сообщить мне, что мой процесс готов вот-вот начаться?

– Нет.

Графиня так и подпрыгнула в кресле, хватив кулаком по колену.

– Выпейте чего-нибудь, ваше сиятельство, – предложил Флажо, – вам станет легче.

Он подал знак Маргарите – та приблизилась, держа на подносе два стакана с пивом, однако старой графине было не до этого: она оттолкнула поднос так резко, что м-ль Маргарита, пользовавшаяся, по-видимому, в доме некоторыми привилегиями, почувствовала себя задетой.