Моя желанная западня - Надежда Анатольевна Черкасова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она даже глаза зажмурила, так как те отказывались верить в происходящее. Правду говорят: помяни черта – он тут как тут.
К дому, разговаривая по телефону, быстрым шагом приближался – спутать с кем-то еще Софья, даже если бы очень захотела, так не смогла бы – Северов собственной персоной! В той же самой легкой куртке с поднятым воротом и бейсболке, надвинутой на глаза.
Она уже ничего не понимала. Как же так, неужели он заодно с Кротовым? Но это же чистейший бред сивой кобылы в темную ночь. И сивая кобыла – она, Софья. Ну что здесь скажешь? Это уже не насмешка судьбы, а полный нокаут.
Северов вошел в подъезд. Софья чувствовала себя в полной прострации, хотя подсознание упрямо настаивало бежать отсюда без оглядки куда глаза глядят.
Долго ждать не пришлось. Минут через пять она увидела его уже выходящим. И снова он с кем-то говорит по телефону. Может, с Еленой, которую не застал и теперь назначает свидание в другом месте?
Тогда что здесь делает Софья?.. Расследует преступление, вот что! Надо еще раз попытаться разговорить Ксюшу.
Поторопившись следом за входящей в подъезд крупной женщиной, Софья просунула руку в проем, не дав двери закрыться. Но не успела она переступить порог, как ее оглушил истошный вопль застывшей у второго входа мадамы:
– Спасите! Помогите! Убили!
Софья попыталась отодвинуть женщину, но та словно вросла в пол.
– Да что случилось-то?
С трудом протиснувшись между тучным телом и косяком двери, Софья увидела наконец причину столь бурной реакции: на бетонном полу в растекающейся луже крови лежала женщина. Лица Софья разглядеть не могла, так как его прикрывали русые волосы. Но догадаться, кто это, не составляло большого труда.
В подъезд входили другие соседи, обходя тело, кто-то вызвал «Скорую» и полицию, кто-то пытался проверить пульс потерпевшей.
Софья не могла сделать и шагу: второй раз за неделю почти на ее глазах произошло нападение, которое она наверняка могла предотвратить, если бы не колебалась и не раздумывала, стоит ли ей идти или не стоит. Теперь она точно знала: всегда лучше сделать и потом жалеть, чем не сделать… и жалеть тоже.
Глава 19
Чем дальше в лес, тем своя рубашка ближе к телу
Софья спустилась в метро и присела на свободную скамью, не в силах двигаться дальше. Растерянным взглядом, размытым застывшими в уголках глаз слезами, попыталась отыскать в сумке запропастившийся куда-то так некстати носовой платок. Не найдя, закрыла сумку и словно окаменела, отказываясь верить фактам.
Настырная мысль долбила измученный сомнениями мозг: это он, Северов! Софья опять выбрала не того мужчину. Снова ошиблась, обманувшись привлекательной оберткой, а внутри-то – гниль. И сердце вовремя не подсказало. Может, так сильно истосковалось по любви, что совсем ослепло? А когда загораешься до такой степени, уже не приходится удивляться, что обожглась.
Рядом подсела старушка, которую не иначе как сам черт подослал, чтобы окончательно сломить колеблющуюся волю Софьи:
– Дамочка, вам плохо?
– Да, – честно призналась Софья. – Мне очень плохо. – Слезы хлынули из глаз, и она, закрыв ладонями лицо, разрыдалась.
– Ну что вы, дамочка, так убиваетесь-то? Неужто, помер кто?
– Да, помер… А вам-то что? Оставьте меня! Оставьте меня в покое, уйдите от меня! – отпихнула Софья ухватившуюся за ее локоть старушку. – Поезжайте, куда ехали. Отстаньте от меня!
– Извините, что хотела помочь, – обидчиво поджала губы старушка и заспешила в открывшиеся двери вагона. Затем оглянулась и гордо добавила: – Была бы честь предложена.
Вот и разбились вдрызг мечты о семейном счастье. Ну и ладно, туда им и дорога.
Понемногу Софья успокоилась. Утерев глаза ладонями и опустив голову, смотрела перед собой, а вокруг кипела и бурлила жизнь. Мелькание бесконечного множества ног завораживало; людской поток несущихся мимо человеческих судеб подсказывал, что не все так плохо, как может показаться с первого взгляда.
Может, и в самом деле не стоит слишком уж убиваться из-за мужика? Да, ужасно жаль расставаться с надеждами на любовь. Но лучше раньше, пока не утонула в ней окончательно, когда дороже не окажется никого на свете. А если уже утонула? Так нужно поскорее выкарабкиваться! У нее есть дочь и внук, а их Софья не променяет ни на какого Северова. Тогда стоит ли из-за него лить слезы?
А что, если он виноват также и в смерти жены? С сердечниками ведь так: лекарство вовремя не принял – и ты не жилец на этом свете, таблетку не успел дать… или не захотел – и ты убийца. Может, Северов и в самом деле такой вот преступник: вроде и не виноват и виноват одновременно.
Еще и вина не доказана, а она его в убийцы записала? Варя была права, когда говорила, что у Софьи злой язык.
Только успела добраться до съемной квартиры, глаза снова на мокром месте. Да где же этот несносный платок?
Софья вывалила на кровать содержимое сумки и нашла наконец что искала. Но плакать уже расхотелось. Промокнув лицо, принялась разбирать кучу не пойми чего. Раскрыла пакет с баночками, которые до сих пор зачем-то таскала с собой, и принялась свинчивать с них крышки, проверяя содержимое.
Горькая усмешка тронула губы. Вот и улика против Северова, которую Софья так глупо пропустила: несколько шариков забруса на дне одной из банок точно такого же диаметра, как он ей дарил. Если бы Софья раньше их обнаружила, давно связала бы с рассказом Веры о жующей нечто Елене. И что – тут же записала бы Северова в убийцы?..
На следующее утро она сидела напротив Верстова, не зная, куда прятать глаза.
Накануне вечером у нее духу не хватило говорить с полицией, и она, смешавшись с толпой соседей, незаметно выскользнула из подъезда и в шоковом состоянии отправилась в съемную квартиру. К Насте не поехала, так как чувствовала, что нужно побыть в одиночестве.
Провертевшись всю ночь с боку на бок без сна, ничего лучше не придумала, как, спрятав под матрас пистолет, явиться спозаранку в полицию. Неужели решила проверить народную мудрость: повинную голову и меч не сечет?
Но как только призналась, что снова оказалась рядом с местом преступления, стало ясно: сечет, да еще как!
– Это что такое?! – орал благим матом Верстов, густо покрываясь красными пятнами и вытаращив на Софью посеревшие вмиг васильковые глаза. – Я вас спрашиваю:
