Беглянка (сборник) - Элис Манро

Вскоре ему предстояло узнать, что по вечерам Тесса таскает ведрами воду от колонки к своим помидорным грядкам, окучивает фасоль и картошку, а если он хочет поболтать, то пусть помогает.

Нэнси же тем временем все больше увязала в предсвадебных приготовлениях, и ей совсем некогда было думать о Тессе или о нем, разве только жаловаться время от времени, что Олли теперь вечно не доискаться, когда он нужен.

29 апреля

Дорогой Олли,

я была уверена, что после возвращения из Квебека мы получим от тебя весточку, и удивилась, когда ничего не пришло (даже на Рождество!), но, должна сказать, теперь я знаю почему – несколько раз я начинала письмо, и каждый раз пришлось откладывать, чтобы не наговорить лишнего. Полагаю, эта твоя статья (или очерк, или как там это называется) в «Санди найт» написана хорошо, и ты по праву можешь считать публикацию в журнале алмазом в своей короне. Отцу не понравился оборот про «маленький» озерный порт, и он просит тебе напомнить, что это лучший и самый современный порт по эту сторону озера Гурон, а мне определенно не нравится слово «прозаичный». Не знаю, чем этот город более прозаичен по сравнению с другими, да и каким он, по-твоему, должен быть – поэтичным?

Однако главная проблема в том, как это затронет Тессу и изменит ее жизнь. Уж об этом ты наверняка не подумал. Не могу до нее дозвониться, а за рулем машины мне теперь удобно не устроиться (почему – оставлю твоему воображению), так что в гости тоже не съездить. В общем, поговаривают, что к ней хлынули толпы народу, а там, где она живет, сейчас самое неподходящее для машин время года – эвакуаторам то и дело приходится вытаскивать людей из грязи (за что они даже спасибо не получают, а только очередную выволочку за безобразное состояние дорог). Дорога непоправимо испорчена, вся в рытвинах. О диких розах явно можно забыть. Городской совет рвет и мечет, подсчитывая, во сколько обойдется ремонт, а местные жители в ярости: думают, что Тесса сама все подстроила и теперь купается в деньгах. Никто не верит, что она всем помогает бескорыстно, а если кто на этом и нажился, так это ты. Как сказал отец, я знаю, ты не из тех, кто гонится за наживой. Тебе эта публикация была нужна, скорее, ради славы. Прости, если мои слова прозвучали саркастично. Амбиции – это неплохо, но о других ты подумал?

Может, ты рассчитывал получить письмо с поздравлениями, но надеюсь, ты меня простишь – мне нужно было выговориться.

И вот еще что. Хочу спросить, давно ли ты задумал эту статью? Говорят, ты несколько раз ходил к Тессе один. Мне ты ничего такого не говорил и не звал составить компанию. Ни разу не обмолвился, что собираешь Материал (полагаю, именно так ты это назвал бы), и, насколько я помню, о той первой встрече ты вообще отзывался весьма язвительно. И во всей статье ни слова о том, что именно я познакомила тебя с Тессой! Ни одного намека; я уж молчу о каких-нибудь личных словах признания и благодарности! И позволь спросить, насколько откровенен ты был с Тессой по поводу своих намерений, спросил ли ее разрешения утолить – процитирую твою статью – свое «Научное Любопытство»? Объяснил, что ты с ней сделаешь? Или просто пришел и ушел, воспользовавшись местными Прозаичными Людьми, чтобы начать свою Карьеру Писателя?

Что ж, удачи, Олли; на ответ не надеюсь. (Тем более что ты нам вообще ни разу не написал.)

Твоя двоюродная невестка,

Дорогая Нэнси.

Нэнси, должен сказать, ты делаешь много шума из ничего. Тессу все равно бы кто-нибудь нашел и «описал», так почему не я? Мысль написать статью зарождалась у меня постепенно во время моих встреч с Тессой. И мною в самом деле двигало Научное Любопытство, а уж за эту свою черту я извиняться не стану. Ты, похоже, думаешь, что я должен был спрашивать у тебя разрешения или докладывать обо всех своих планах и передвижениях, пока ты устраивала величайшую в истории планеты суету по поводу свадебного платья, девичника, количества подарочных серебряных тарелок и бог весть чего еще.

Что же касается Тессы, ты ошибаешься, если думаешь, будто после публикации статьи я о ней забыл или не подумал, как это скажется на ее жизни. У меня есть от нее письмо, где сказано, что все не так ужасно, как ты описываешь. В любом случае ей недолго осталось вести такую жизнь. Со мной связались люди, которых очень заинтересовала моя статья. Сейчас ведется много исследований на тему таких способностей – и здесь, и главным образом в Штатах. Думаю, за рубежом этой темой интересуются активнее, да и средств готовы потратить больше, так что я изучаю реальные возможности – для Тессы в качестве предмета изучения и для себя в качестве научного журналиста – в Бостоне, Балтиморе или, возможно, Северной Каролине.

Мне жаль, что ты так сурова по отношению ко мне. Ты не сказала – за исключением одного туманного (радостного?) заявления, – как течет твоя семейная жизнь. И ни слова об Уилфе, хотя, надо полагать, в Квебек ты взяла его с собой, и, надеюсь, вы отлично провели время. Хочу верить, он все так же процветает.

Дорогая Тесса,

видимо, ты отключила телефон, что вполне объяснимо, учитывая, что ты сейчас купаешься в лучах славы. Я это не из зависти пишу. В последнее время вечно говорю не то, что имею в виду. Я жду ребенка – не знаю, слышала ли ты, – и стала очень обидчивой и раздражительной.

Полагаю, у тебя сейчас очень беспокойный и странный период, со всеми этими посетителями. Должно быть, тяжело продолжать нормальную жизнь. Если у тебя появится свободная минутка, буду рада встрече. Так что, если окажешься в городе, приглашаю тебя в гости (в магазине говорят, ты теперь все товары заказываешь с доставкой на дом). Ты еще не была в моем новом – то есть заново отремонтированном и новом для меня – доме. Да и в моем старом доме, кстати, тоже – обычно я сама бегала к тебе в гости. И гораздо реже, чем хотелось бы. Всегда было столько дел. Приход-расход впустую наши расточает силы[42]. Почему мы вечно так заняты, что не делаем того, что должны, или того, что хочется? Помнишь, как мы вместе прибивали масло деревянными лопатками? Было весело. В тот раз я привела с собой Олли, и надеюсь, ты об этом не жалеешь.

Тесса, надеюсь, ты не подумаешь, что я суюсь не в свое дело, но Олли упомянул в письме, что связался с какими-то людьми из Штатов, которые занимаются исследованиями или чем-то в этом роде. Думаю, он тебе об этом сообщил. Не знаю, что за исследования он имеет в виду, но, должна признаться, когда я об этом прочла, у меня прямо кровь в жилах застыла. Сердцем чувствую, не стоит тебе отсюда уезжать – если ты и впрямь об этом подумываешь – туда, где ты никого не знаешь и где никто не считает тебя нормальным человеком или другом. Я просто решила, что стоит тебе об этом сказать.

И вот еще о чем хочу сказать, хотя и не знаю как. Дело вот в чем. Олли, безусловно, неплохой человек, но он способен оказывать воздействие на людей – если подумать, не только на женщин, но и на мужчин – и, скорее всего, сам это понимает, но просто не хочет брать на себя ответственность за свои поступки. Иными словами, не могу представить худшей судьбы, чем в него влюбиться. Похоже, он решил как-то объединить ваши усилия, чтобы написать статью, или провести эксперименты, или что там еще, так что будет вести себя очень добродушно и естественно, но, пожалуйста, не думай, что за таким поведением стоит нечто большее. Пожалуйста, не сердись, что я такое тебе пишу. Жду в гости.

Дорогая Нэнси,

пожалуйста, не волнуйся за меня. Олли все со мной обсудил. К тому моменту, как ты получишь это письмо, мы уже поженимся и, возможно, будем в Штатах. Жаль, что не увидела твой новый дом.

Дырка в голове

Холмы Центрального Мичигана покрыты дубовыми рощами. Нэнси занесло в эти места один-единственный раз, осенью шестьдесят восьмого, когда листва уже начала темнеть, но еще цеплялась за ветви. В привычных ее взгляду канадских лесах росло множество кленов, для которых осенние цвета – это красный и золотой. Более темные оттенки (ржавчины или темной вишни) дубовых листьев не поднимали ей настроение, даже в лучах солнца.

Частная клиника располагалась на совершенно лысом холме, вдалеке от городов и деревень или даже населенных ферм. Она занимала одно из тех зданий, которые в маленьких городках часто «переделывают» под больницы: раньше это была усадьба важного семейства, которое полностью вымерло или уже не могло ее содержать. Эркеры по сторонам входной двери, мансардные окна по всему периметру третьего этажа. Старый, закопченный кирпич и полное отсутствие зелени: ни кустов, ни живой изгороди, ни яблоневого садика – только подстриженный газон и посыпанная гравием стоянка.

Если кто-нибудь надумает сбежать – здесь даже спрятаться негде.

До болезни Уилфа такая мысль не пришла бы ей в голову – ну, или пришла бы не сразу.