Ковчег. Исчезновения — 1. - Вадим Сухачевский

Нина твердо ответила:

— Пока не отключите анабузыкалку, ничего не скажу.

— Что-то ты того, что-то ты расхорохорилась, дитя, — прохрюкал король. — Кнопочка-то сама знаешь, у нас под рукой. Не боишься, что эдак мы разобидемся да и нажмем ее вгорячах?

— Что ж, нажимайте — тогда уж точно волшебного слова не получите.

Король спросил с сомнением:

— А отключим — скажешь?

Нина была тверда.

— Сразу скажу, но только после того.

Некоторое время король и император перебранивались на тарабарском наречии, наконец король произнес в трубку:

— Дитя, ты из нас просто веревки вьешь!.. Но… Но доброта наша нынче не знает границ. — Словно перед прыжком в ледяную воду, он произнес напоследок: — Эхххх!.. — и писк в пояске тут же смолк.

— Порядок! — сказала Нина Еремееву.

Он разорвал поясок руками и отшвырнул его в темноту.

— Ну, — донесся из трубки настороженный голос, — и где оно, твое волшебное слово?

— Бедные вы бедные… — со вздохом ответила Нина.

— Ты хочешь сказать — слишком доверчивые? — зло спросил король. — Не шути с нами, девчонка, мы найдем способ заставить тебя пожалеть о таких шутках!

— Да и не думаю шутить, — сказала она. — А бедные вы потому, что детство у вас было, видимо, суровое, если не знаете самых простых вещей.

— Это каких же?

— Не знаете, что волшебное слово — это всего-навсего "пожалуйста"!

— Гм, и только? Можно его вводить?

— Конечно!

После минутной тишины из трубки послышалось:

— Пошли монетки! Закапали, закапали родимые!.. Право, с тобой приятно иметь дело, дитя. Ты можешь всегда рассчитывать на наше благорасположение — ведь, глядишь, когда-нибудь еще повстречаемся. Как ты полагаешь?

— Не знаю, все может быть, — ответила Нина и выключила телефон.

Лежали, молчали. Не сразу удалось осознать, что время обрело свое прежнее свойство — течь в бесконечность, не упираясь в смертельную красную точку под чьим-то корявым пальцем. Но в этом старом времени он, Еремеев, теперь чувствовал себя совершенно по-новому, хотя еще не освоился в этом своем новом состоянии. Пока он знал одно: отныне без этой девочки, лежащей рядом, ему — не жизнь.

— Ну вот, — тихо сказала она, — все миновало… Теперь можешь идти… — И с жаром добавила: — Правда, Дима, уходи, уходи поскорей!.. Уходи! Ну!..

Спросил, не слыша собственного голоса:

— В самом деле хочешь, чтобы я ушел?

Наверно, этот голос его, им самим не слышимый, что-то ей подсказал. Вдруг она снова обняла его за шею и, всхлипнув, проговорила:

— Нет, Димочка, ну конечно, не хочу… Я такая… такая дура…