Человек, который съел «Боинг-747» - Бен Шервуд

После пения псалмов и короткой проповеди все прихожане стали молиться. Несмотря на то что в помещении царила полная тишина, Вилле казалось, что она слышит мольбы, которые возносят к небесам ее сограждане. Рядом безмолвно шевелила губами ее мать. Чей-то негромкий кашель разнесся под сводами церкви, как раскат грома. Плач младенца неожиданно сильно резанул слух.

И вдруг благоговейная тишина, царившая в храме, была нарушена резким, безошибочно узнаваемым звуком. Сначала едва уловимый, он звучал все сильнее, и через несколько секунд этот знакомый, когда-то казавшийся невыносимым скрежет привычно наполнил собой воздух Супериора. Прихожане перестали молиться и удивленно переглядывались. Вилла от волнения схватила мать за руку и крепко сжала ее ладонь. Никто не мог поверить в происходящее.

Этот звук нельзя было спутать ни с каким другим: за долгое время жители города научились безошибочно узнавать скрежет и грохот, исходившие от дробильной машины Уолли Чабба. Вот и на этот раз самодельный аппарат, перемалывавший части огромного «боинга», зазвучал в полную силу. Но как? Как это было возможно? Уолли сейчас на ферме нет, он лежит в больнице, в глубокой коме. И все же… громогласный звук разносился над городом, как радостный марш.

Годами жители Супериора делали вид, будто не замечают его. Сегодня же прихожане церкви повскакивали со своих мест и бросились к выходу. Первой выскочила на улицу Вилла. Она увидела, как из домов выбегают люди, переглядываются с соседями и, не сговариваясь, бегут туда, откуда доносятся лязг и скрежет. Обгоняя остальных, Вилла тоже кинулась в сторону фермы Уолли Чабба.

Всей толпой они пробежали по дороге, ведущей к шоссе, уходящему из города на север, миновали водяную мельницу и срезали угол прямо через поле Баргенов. Плечом к плечу, взявшись за руки, жители Супериора приближались к тому самому лугу, где когда-то совершил вынужденную посадку старый «Боинг-747».

Там их взору предстало нечто невообразимое: у входа в амбар Уолли, рядом с огромной машиной, стоял человек со сплошным синяком вместо лица. В одной руке он держал здоровенные ножницы по металлу, а в другой — кусок самолетной обшивки. Вид у него был решительный и целеустремленный. Было ясно, что этот человек доведет начатое дело до конца во что бы то ни стало. Ошибки быть не могло: чужак, нежданно-негаданно приехавший в город и так же стремительно уехавший из него, вернулся, чтобы перемолоть остатки самолета в измельчительной машине Уолли Чабба.

Еще недавно ему и в голову прийти не могло, что он станет есть измельченный листовой алюминий. Кто угодно, но только не он. Вдруг, к его собственному изумлению, он увидел мир иначе, и все самое невероятное показалось ему более чем реальным и возможным.

Джей-Джей съездил в Грецию — и вернулся обратно другим человеком. Там, на далеком острове в Эгейском море, он вдруг понял, куда и зачем ему нужно стремиться. Ему вдруг стало ясно, чего именно он хочет от этой жизни. Оставалось только надеяться на то, что его простят и разрешат остаться там, в этом заповедном месте, где живут такие чистые, добрые и благородные люди.

Обратная дорога в Супериор напомнила Джей-Джею еще один мировой рекорд: самое большое расстояние, преодоленное ползком без остановки. Под «передвижением ползком» правила подразумевали такой способ передвижения, при котором хотя бы одно колено претендента постоянно находится в контакте с земной поверхностью. Рекорд, поставленный в тысяча девятьсот девяносто втором году шотландцами Питером Маккинли и Джоном Марри, составлял тридцать одну с половиной милю. Джей-Джей чувствовал себя так, словно он преодолел ползком — на локтях и коленях — все восемь тысяч миль, отделявших его от цели поездки — от этого маленького городка на границе Небраски и Канзаса.

Увидев толпу, собравшуюся на кукурузном поле перед амбаром, Джей-Джей подождал еще немного, а затем, решившись, нажал на красную кнопку и остановил мощные жернова, перемалывавшие авиационный алюминий в серые опилки. Измельчитель дернулся раз-другой и затих. Джей-Джей выдержал паузу, потом прокашлялся и сказал:

— Я знаю, что причинил этому городу много зла. Я понимаю, что очень подвел вас. И прошу за это прощения.

Он вновь и вновь обводил взглядом собравшуюся перед амбаром толпу. Виллы нигде не было видно. Неужели она не пришла? Неужели уехала из Супериора? Уж кому-кому, а ей он хотел объяснить все подробнее, чем остальным. Именно у нее он должен был лично просить прощения.

Слова приходили к нему сами собой.

— Я никогда по-настоящему не понимал истинный смысл этой затеи Уолли Чабба. Лишь сейчас я осознал все величие его подвига. Он сделал это ради большой, чистой и бескорыстной любви. Я же воспользовался его светлыми помыслами, чтобы выполнить свою рутинную работу.

Джей-Джей заметил в толпе Нейта Скуфа. Школьный учитель стоял, сложив руки на груди, и внимательно слушал его покаянную речь.

— Мне остается только надеяться, что вы примете мои извинения, — продолжал Джей-Джей. — Простите меня за то, что я натворил.

Ответом ему было молчание. Лишь кто-то из горожан негромко, почти шепотом, перекинулся парой фраз с соседями. Похоже было, что слова раскаяния не произвели должного впечатления на жителей Супериора. Что ж, оставалось последнее средство: только таким способом можно было доказать этим людям искренность своих слов и серьезность намерений.

Из приемного отсека дробильного аппарата Джей-Джей вытащил красное ведро, отсыпал из него часть серых опилок в стеклянную банку, долил в нее воды и размешал образовавшуюся смесь в кашу, воспользовавшись для этого большой деревянной ложкой Уолли.

— За здоровье Уолли Чабба, — провозгласил Джей-Джей и впервые вкусил частицу «боинга». Омерзительная серая масса царапала ему горло, но он упорно продолжал жевать и глотать эту кашу, ложка за ложкой. Он чувствовал, что на него смотрит весь город. Впрочем, ему уже не было дела до того, что про него думают все эти люди. С «боингом» он покончит сам — доест его до последнего кусочка, до последней заклепки, чего бы ему это ни стоило.

Он сделает это в честь Уолли. Он сделает это ради самого себя.

Затем он увидел, как из толпы зрителей вышел Нейт и направился к дверям амбара. Джей-Джей замер с ложкой в руке, не зная, чего ожидать от лучшего друга Уолли. Что тот может сказать и уж тем более сделать, оставалось только гадать. Лицо учителя химии, физики и биологии было непроницаемо. Нейт подошел к Джей-Джею вплотную, постоял секунду-другую неподвижно, а затем сделал последний шаг и обнял его. Это было настоящее дружеское крепкое объятие.

— Добро пожаловать домой, — сказал Нейт.

С этими словами он проворно вскарабкался по приставной лестнице к хвостовому килю самолета, отодрал свисавший, не до конца отрезанный от основания фрагмент рулевой плоскости и, спрыгнув на землю, вернулся к измельчителю. Как пользоваться машиной, он знал, наверное, не хуже самого Уолли. Перекинув один из тумблеров в нужное положение, он тем самым перевел механизм в режим наибольшей производительности и решительно засунул кусок алюминия в ненасытную глотку аппарата. «Надо же, — подумал Нейт, — и недели не прошло, а я уже успел соскучиться по этому кошмарному скрежету». Машина застонала, задергалась и вскоре выплюнула в приемный отсек очередное ведро серых опилок.

Действуя все той же деревянной ложкой, Нейт перемешал металлическую крошку с содержимым консервной банки с надписью «спагетти в томате». Этот «деликатес» он нашел на кухне в доме Уолли. Положив себе полную миску получившегося месива, Нейт взялся за дело. Он прекрасно знал об опасностях, связанных с накоплением в организме чрезмерного количества соединений цветных металлов. Как-никак он сам приносил Уолли копии статей из медицинских журналов, которые теперь стопками лежали в опустевшем фермерском доме на полу по всей кухне. Сегодня Нейту не было дела ни до медицинских предупреждений, ни до заботы о своем здоровье. Если любовь столько времени защищала Уолли от всех опасностей, то Нейту преодолеть их поможет дружба.

От дома к амбару люди выстроились в очередь за своей порцией алюминиевых и стальных опилок. Каждый посчитал своим долгом съесть хотя бы кусочек самолета. Каждому хотелось хоть чем-то помочь тому человеку, которого все знали с детства. Одним из первых за «боинг» взялся Малёк. Начальник полиции урвал себе изрядный кусок вертикального стабилизатора — фунтов шесть, по его прикидкам, не меньше. Перемолов рваный лист алюминия в машине, он смешал опилки с содержимым двух банок зеленого горошка и съел все до последнего зернышка. Набив желудок металлом до отказа, он не без труда добрался до своей машины. Что ж, видимо, этот «боинг» был послан свыше не только Уолли, но и худенькому офицеру полиции: именно на этот день после обеда у него было назначено очередное контрольное взвешивание, по результатам которого его могли либо уволить, либо оставить на службе.