Гончие смерти - Антон Грановский

– Убр-р-р! Хорошо пошла, зараза!

Наконец Лесане удалось оттеснить его от стойки.

– Хлопуша… – Голос девушки дрожал от негодования. – Пока ты тут пьешь и ешь, мои соплеменники умирают! Мы пришли сюда по делу.

– Ах, да, – Хлопуша кивнул. – Мы должны порасспрашивать людей про твоего ручного упыря. Ну, это просто. – Он повернулся к ближайшему бражнику, толкнул его в плечо и спросил: – Слышь-ка! Ты не видал тут поблизости упыря?

Бражник воззрился на него изумленным взглядом.

– Ясно, – хмыкнул Хлопуша. Он обвел толпу бражников, толкущихся у стойки, веселым взглядом и громогласно призвал:

– Эй, народ! Люди!

Гул голосов стал тише, десятки пар глаз уставились на Хлопушу. Тогда Хлопуша громогласно осведомился:

– Кто-нибудь из вас видел в городе упыря?

Народ снова зароптал, но на этот раз удивленно.

– А на что тебе упырь, здоровяк? – крикнул кто-то из бражников.

– Нужен, раз спрашиваю, – грубо пробасил Хлопуша. – Ну как, видел его кто-нибудь или нет?

Чья-то тяжелая рука легла Хлопуше не плечо.

– Чего расшумелся, толстяк?

Хлопуша сбросил с плеча огромную лапу охоронца, одетую в медный наруч, обернулся и прорычал:

– Как ты меня назвал?

Охоронец, такой же рослый, как Хлопуша, но сухой и жилистый, проговорил тем же высокомерным голосом:

– Ты слышал мои слова, толстяк. Хочешь, я повторю их тебе еще раз?

Лицо Хлопуши потемнело от гнева.

– Попробуй повтори, – прорычал он. – И, клянусь жареной куропаткой, я забью эти слова тебе в глотку.

Охоронец осклабил в ухмылке крепкие белые зубы, посмотрел на целовальника и небрежно осведомился:

– Озар, этот толстобрюх заплатил тебе за выпивку?

Хлопуша взревел от гнева, кулак его стремительно понесся охоронцу в челюсть. Ратнику следовало бы увернуться, но вместо этого он схватился за рукоять меча. Схватиться-то схватился, но вытянуть из ножен не успел. Кулак Хлопуши с треском врезался охоронцу в лицо и сбил его с ног.

– Подмога! – завопил тот, пытаясь подняться. – Подмога!

Четыре охоронца с обнаженными мечами и перекошенными от злобы лицами уже неслись к Хлопуше. Богатырь повернулся к ним и тоже начал вытаскивать меч, но за спиной у него вырос еще один охоронец и быстро приставил к горлу Хлопуши лезвие кинжала.

– Вложи меч в ножны, здоровяк! – резко проговорил он и слегка надавил лезвием Хлопуше на шею. – Ну!

На ключицу Хлопуше сбежала струйка крови. Он пару секунд стоял неподвижно, затем нехотя вложил меч в ножны и сказал:

– Я погорячился, ребята. Выпил лишнего. С кем не бывает?

Охоронцы окружили Хлопушу. Самый рослый из них, тот, которого Хлопуша повалял по полу, приблизился к нему почти вплотную, усмехнулся и хлестко ударил его кулаком в лицо. Потом еще раз, и еще. Голова Хлопуши слегка качнулась.

– Отлично, – сказал он примирительным голосом и даже улыбнулся разбитыми губами, хотя по потемневшим глазам здоровяка было видно, что он едва сдерживает гнев. – Ты дал мне по морде, охоронец, и теперь мы в расчете. Позволь мне уйти, и все останутся целы.

Охоронец, глядя Хлопуше в лицо холодными, безжалостными глазами, покачал головой:

– Нет, толстяк. Ты обнажил оружие против княжьих охоронцев и теперь отправишься в темницу.

– Княжьих? Да разве вы княжьи?

– Неделю назад князь Добровол издал указ, по которому все охоронцы, на кого бы они ни работали, переходят под его власть и считаются княжьими.

– Леший! – выругался Хлопуша. – Я ничего не знал про этот указ!

Охоронец усмехнулся:

– Теперь знаешь. Горан, свяжи ему руки!

Один из охоронцев снял с пояса веревку и шагнул к Хлопуше. И в этот момент Лесана выступила из толпы вперед и звонко выкрикнула:

– Нет!

Все присутствующие повернули головы и уставились на нее. А Лесана уже поднесла к губам узкую ладонь и тихонько дунула на нее. Облачко перетертой в пыль сухой травы взвилось в воздух.

Лесана опустила руку и, уставившись самому рослому из охоронцев в глаза, произнесла несколько слов на своем странном, курлыкающем языке. Лица охоронцев стали растерянными, руки, сжимающие мечи, опустились вдоль тел.

– Одион! Двойчан! Талоста! – громко произнесла Лесана. – Ничего не случилось, охоронцы. Никто ни с кем не ссорился. Повторите!

– Ничего не случилось, – хором ответили охоронцы. – Никто не ссорился.

– Верно, – кивнула Лесана и повернулась к толпе бражников. – И вы тоже ничего не видели! – властно проговорила она. – Здесь не было ни меня, ни этого здоровяка. Нас здесь не было! Повторите это!

– Вас здесь не было, – раздался в ответ нестройный хор голосов.

Лесана взяла растерянного Хлопушу за руку и повела его к двери. Толпа расступалась перед ними. Хлопуша то и дело оглядывался и таращился изумленно на лица охоронцев, выглядевших так, будто они задремали на ходу.

– Шагай быстрее! – приказала ему Лесана. – Скоро они очнутся!

Хлопуша ускорил шаг, и оба они вышли на улицу.

Молча и быстро пройдя по улице, беглецы свернули в ближайший темный переулок, и там Лесана остановилась и дала волю своему гневу.

– Болван! – со злостью воскликнула она, испепеляя Хлопушу сердитым взглядом. – Ты просто болван!

– Ну, чего ты расстраиваешься? – примирительно произнес Хлопуша. – Охоронцы от нас отстали. Мы с тобой свободны, как птицы в полете.

– Я извела на охоронцев последнюю щепоть колдовской травы! – с гневом и горечью заявила Лесана. – Последнюю! Понимаешь ты это?

– Не расстраивайся, – прежним добродушным голосом проговорил здоровяк. – Доберемся до Иноземья – нарвешь своей травы. Зачем же так переживать?

– «Доберемся»… – с досадой повторила Лесана. – Думаешь, туда так легко добраться?

– Уж как-нибудь дойдешь, – заверил ее Хлопуша. – Ведь впереди буду идти я. А впереди меня будет идти мой меч. Прорвемся, сестренка! – Здоровяк широко улыбнулся и легонько хлопнул Лесану по плечу. – Прорвемся!

7

После бурной встречи, объятий, радостных возгласов и нового знакомства Прошка снова посветлел лицом. Однако когда Глеб завел речь о «домашнем чудовище» Прошки Суховерта, парень ссутулился, опустил взгляд и тихо отступил в угол.

Глеб взглянул на Лесану и сказал:

– Мы нашли твоего упыря, травница.

– И где он теперь?

– Здесь.

Глеб нагнулся, ухватил рогожу за края и одним резким движением стянул ее. Лесана ахнула и попятилась. Хлопуша тоже слегка побледнел.

На полу лежал связанный по рукам и ногам живой мертвец, и выглядел он страшно. Глаза чудовища, устремленные на людей, пылали лютым огнем, зубы лязгали, раздирая собственные губы, из утробы доносился рык разъяренного зверя.

– Должно быть, ты ошибся, Первоход, – проговорил Хлопуша, с мрачным удивлением разглядывая упыря. – Лесана говорила, что ее упырь смирный. А этот – лютее и страшнее голодного волколака.