Код Зверя - Кира Иларионова

— Приходи в себя, сука! — мужской крик, хриплый, полный ярости. — Я хочу, чтобы ты смотрела мне в глаза!

Новый удар и новая порция пульсирующих мушек. Вика медленно подняла веки. Уже рассвело; среди деревьев по земле стелилась легкая влажная дымка. Туман. Дождя днем не будет, а жаль. Он мог бы прибить радиоактивную пыль, и дорога до Москвы далась бы парням гораздо легче.

ZB7

— Алексей! Что ты творишь? — визгливый крик резанул по ушам. — Немедленно убери револьвер! Ты же не собираешься…

— Собираюсь, — прорычал Ермолов. — Еще как собираюсь! За парней своих…

Лба охотницы коснулся холод.

— Смотри на меня, мразь, — прорычал капитан, толкая наганом ее голову. — Ну, каково оно, знать, что сейчас сдохнешь?

Вика не поднимала глаз. Взгляд ее приковало тело, лежащее у дерева.

Фрунзик растянулся на земле, раскинув руки, будто в последнее мгновение хотел обнять весь мир. В стеклянных глазах застыли удивление и почти детская обида. Пятнистый платок слетел с темноволосой головы и влажным, окровавленным комком валялся в паре метров. В спине парня, вогнанный по самую рукоять, торчал клинок. Ее клинок.

— Ясно, — пролепетала девушка и закрыла глаза.

— Что тебе ясно, тварь?

«Улыбайся… Давай же, тряпка. Улыбайся. Жестоко, довольно. Как это умеешь только ты. Улыбайся…»

Губы Вики медленно растянулись в улыбке. И в следующее же мгновение голова мотнулась от сильнейшего удара.

«Сплюнь кровь. Что, зуб расшатался? Ничего, новый вырастет. Как всегда. Сплёвывай. Давай, вот так. Надменно. Смотри ему в глаза. Пусть он увидит в них радость, пусть он увидит в них счастье. Пусть похолодеет от ощущения никчемности своей жизни. Смейся…»

Вика залилась смехом. Задорным, довольным. Заставившим Ермолова отшатнуться от нее, как от прокаженной.

— Ясно, что мозги у вас хоть как‑то варят, — в голосе девушки не звучало и капли раскаянья. — Не совсем дебилы с одной извилиной от фуражки. Даже странно!

— Что ты несешь? — прошептал Чугун. — Вика…

— Только не начинай опять меня оправдывать, папочка, — елейные нотки в голосе дались Вике особенно тяжело. — Или ты хочёшь услышать, что все это несчастный случай? Просто так получилось — Фунтик шел по лесу, споткнулся и упал спиной на мачёте.

Потом достал его, обтер о бандану и, вот незадача, снова споткнулся! Ну кто бы мог подумать?

— Заткнись! — прорычал Ермолов, вновь с силой вжимая револьвер в лоб улыбающейся девушке.

— Алексей, не смей!

Николай повис на руке капитана, но тот одним мощным движением оттолкнул его в сторону.

— Не лезь!

— Действительно, не лезь, когда взрослые разговаривают… Тюремщик, — заметив, как распахнулись глаза сидящего на земле Лесника, Вика перевела взгляд на Ермолова и продолжила: — Ну, давай же! Стреляй. Если уверен, что так просто сможешь меня убить.

Охотница напрягла руки, проверяя, насколько крепко держит ее Андрей. Парень что‑то невнятно пробормотал и усилил хватку.

— Ну что же ты, командир, — заканючила девушка. — Или этого угрюмого паренька тебе не жалко? Тогда, может быть, за Медведя с Лисом? Или за полоумного докторишку? — Вика облизнула губы. — Или за Скальда?

Ермолов напрягся. Голова его едва заметно затряслась — так сильно капитан сжал зубы.

— О, это было самое занимательное зрелище, — жестко усмехнулась охотница, заметив реакцию мужчины. — Как он бултыхался в ледяной воде, пока его жрали миноги. Целое представление!

Грохот выстрела спугнул с деревьев ворон, мирно чистивших перышки. С резким карканьем птицы унеслись в небо. Грудь Вики обожгло, с губ сорвался тихий стон. Охотница отчетливо слышала, как гудят пластины бронежилета, сдерживая силу пули, выпущенной практически в упор. Как трещат ломаемые ребра, как лопаются в точке удара сосуды. А в следующее же мгновение в голове взорвался очередной снаряд. В виске, на пару сантиметров выше внешнего уголка глаза.

ГЛАВА 10. ПО ТУ СТОРОНУ ДОБРА И ЗЛА

Часы тянулись бесконечно долго. Однообразные, как плывущие за окном деревья, сливающиеся в одно коричневато — зеленое полотно. Монотонные действия: остановиться, чтобы срубить мешающую растительность; остановиться, чтобы найти объездной путь; остановиться, чтобы с помощью лебедки переправиться через водоем. Остановиться, остановиться, остановиться. Москва казалась бесконечно далекой. Много дальше, чем когда они шли по северным землям. Дорога вилась цикличной спиралью. Лентой Мёбиуса.

Двери закрыты, бойницы задраены, жалюзи на стеклах опущены. Там, снаружи, раскинулся радиоактивный ад, разделенный на девять кругов. И на последнем, полном льда отчуждения, правит его король, извечный царь погибели и крови, — человек.

Грузовик, упрямо кроша колесами разбитый асфальт, пытался увезти людей подальше, вырвать из цепких лап Костлявой. Но бежать некуда. Последняя война уничтожила мир, а выжившие… Выжившие — все лишь пережитки прошлого, тешащие себя глупыми надеждами на завтра. Которого не будет. Не может быть будущего у мертвецов. И как бы ни ревел мотор «Шишиги», дальше ада ей не уехать. И не стать ничем большим, чем отдельным, персональным котлом.

Z9D

В машине повисла гнетущая тишина, разбавляемая рычанием двигателя и редкими репликами Ермолова, указывающего путь прапорщику. Андрей, опустив голову, изучал покачивающийся пол кунга. Николай забился в дальний угол, ближе к двери, и затравленно посматривал на охотницу, прикованную к стене рядом с кабиной. Руки девушки спеленали толстой проволокой от запястий до предплечий и прикрутили путы к откинутой скамейке. Чтобы ослабить давление, Вике приходилось сидеть неестественно прямо, но она, казалось, даже не замечала неудобств. Бездумно улыбаясь, охотница смотрела куда‑то сквозь стену.

На подъезде к Клину Ермолов скомандовал остановку. Лежащий впереди город был последним серьезным препятствием на пути к Москве. Дорога проходила по улицам. Построить объездной путь, как и в Вышнем Волочке, в свое время не додумались, а значит, оставался шанс встрять надолго. И лучше плутать по переулкам при свете дня. Да и что творится с фоном за городом, неизвестно.

Ночевать решили в грузовике, но перед тем как разложить спальники, капитан позволил парням выйти размять ноги. Чем Сом с Николаем незамедлительно воспользовались. В кунге остались лишь Вика и стерегущий ее Макс. Когда дверь за Ермоловым закрылась, парень присел рядом с охотницей и развязал ей рот. Достав фляжку с водой, он открутил крышку и прислонил емкость к губам девушки. Та сделала несколько жадных глотков.

— Вика, — прошептал Мак, убирая флягу. — Скажи мне только одно. Зачем?

Девушка усмехнулась и подтянула под себя ноги, стараясь выпрямиться как можно сильнее, чтоб хоть немного снизить нагрузку на затекшие руки.

— Зачем что? Убила их всех? — она тихонько хохотнула. — Мне было скучно.

Питерец облокотился спиной о стену и положил локти на разведенные колени, смотря в пол.

— Зачем ты лжешь? Это не ты… Не могла быть ты…

— Может, ты просто не хочешь верить? — Вика подняла глаза к потолку. — Ты ведь даже не знаешь, какое это опьяняющее чувство.

Чувство, что ты можешь все. Это я убила их. И убью еще больше. Так что… — девушка наклонила голову и почти выдохнула в ухо Максу: — Пока есть возможность, беги. И молись, чтобы я не выследила тебя.

Парень вздрогнул и вскинулся, встретившись с изумрудными глазами охотницы. Ее взгляд завораживал, а тени эмоций, кружившие где‑то на дне радужки, заставляли сердце пропускать удары.

— А я ведь… Я ведь помню тебя, валькирия, — Макс медленно убрал за ушко девушки седую прядку. — Забавно, правда? Я вспомнил тебя, когда Ермолов нажал на спусковой крючок.

Яркое весеннее небо изливалось на пестрые здания теплыми солнечными лучами. Их нежные касания раскрашивали улицы в мириады красок, рисовали улыбки на лицах прохожих. Бульвары, проспекты, переулки гремели сотнями веселых голосов; стонали мосты под весом празднично одетых людей. Куда ни глянь — символ ушедшей эпохи, победный флаг великого свершения — двухцветные ленты. Черный и оранжевый.

Одинокий мальчик на переполненной улице не замечал праздника. Веселый гомон больно бил по ушам, пугал. Малыш плакал навзрыд, вытирая слезы крохотными кулачками.

— Перестань плакать, — высокий звенящий голосок смог пробиться сквозь гул, так напоминавший мальчику рассерженных пчел.

На его голову легла теплая ладошка, взъерошила волосы. Проглатывая слезы, малыш поднял заплаканные глаза. От яркого солнца фигурка, всего на голову выше его самого, казалась чем‑то неземным. Сдвинувшись вбок, она загородила свет. Девочка. Красивая, как ангел. С нимбом из пушистых русых волос.

— Кому говорю, не плачь. Мужчины не плачут.

Она присела на корточки, сжав в руках влажные пальцы мальчика, даже не заметив, как подол длинного белого сарафана подмел пыльный асфальт.