Натуралист на мушке - Джеральд Даррелл

Вернувшись из часовни, мы увидели Джонатана, который с виноватым видом держал в руке кусок оконного стекла.

— Вот посмотрите, — сказал он, показывая нам осколок. — Я всего лишь пытался заглянуть в одно из окон на противоположной стороне дома, когда этот осколок упал прямо на меня. Если я просуну руку внутрь, то можно будет открыть окно и проникнуть в дом.

Я вздохнул.

— Не знаю, какое наказание предусмотрено греческим законом за взлом и проникновение, но, думаю, никак не меньше нескольких лет, а греческие тюрьмы не слишком комфортабельны.

— Я уверена, никто об этом не узнает, — сказала Ли, — тем более если потом мы вставим стекло на место.

— А что, если хозяин появится здесь в тот момент, когда мы расположимся в его доме? — спросил я.

— Когда все мосты сожжены, отступать некуда, — решительно произнес Джонатан. — По крайней мере, успеем снять сцены на веранде.

Итак, мы проникли на виллу. Наше настойчивое желание попасть внутрь объяснялось двумя вескими причинами. Во-первых, Джонатан хотел снять то, как я и Ли бессмысленно выглядываем из различных окон и ходим взад-вперед через двери, и, во-вторых, нам требовалось подключиться к электрической сети для проведения вечерних и ночных съемок. На все это ушло немало времени, и было уже поздно, когда мы наконец упаковали оборудование и (тщательно закрыв дом и вернув на место кусок стекла) отправились в обратный путь к «Корфу-Палас».

Черепашки по-прежнему копошились в ванне.

Следующее утро у нас выдалось свободным, поскольку Пола и Джонатан отправились освобождать гусениц, арестованных на таможне. Как мне кажется, эта фраза требует некоторого пояснения. Ввиду того, что время проведения съемок на Корфу было не самым удачным для местных гусениц (по крайней мере тех, которых мы собирались снимать), мы были вынуждены импортировать гусениц из Англии с хорошо известной фермы, гае разводят бабочек. Легко представить себе реакцию греческих таможен киков, когда, попросив открыть подозрительный ящик, они обнаружили там гусениц перламутровки, капустницы и парусника, устроившихся на своих любимых растениях. Попытки Энн объяснить, что все эти виды гусениц можно найти на Корфу, были встречены недружелюбными взглядами офицеров таможни. Если всех этих гусениц можно найти на Корфу, спрашивали они, то зачем потребовалось идти на колоссальные расходы, связанные с их импортом из Англии? (Объяснить все трудности съемок фильмов о животных офицерам греческой таможни было просто невозможно.) В любом случае, указывали они — теперь в них заговорила национальная гордость, — если такие же гусеницы водятся на Корфу, то почему мы их не используем? Чем греческие гусеницы хуже английских? Греция всегда славилась своими огромными, качественными гусеницами. Всем известно, что греческие гусеницы лучшие в мире. Таким образом, какой смысл импортировать английских гусениц (посредственных во всех отношениях), способных заразить гусениц Корфу какой-нибудь опасной болезнью? К полудню Пола, Энн и Джонатан, злые и возбужденные, были вынуждены дать письменное подтверждение того, что все гусеницы были индивидуально осмотрены Королевской коллегией ветеринаров, Королевской коллегией хирургов, министерством сельского хозяйства и Лондонским зоологическим обществом. Далее они дали письменные гарантии греческому правительству о выплате крупных страховых сумм в случае, если английская гусеница станет причиной гибели хотя бы одной (самой лучшей) гусеницы Корфу. Затем они торжественно пообещали, что английские гусеницы не будут оказывать разлагающего влияния на гусениц Корфу, вступая с ними в какие-либо контакты, и сразу же по окончании съемок все до единой будут выдворены за пределы Корфу и отправлены обратно в Англию — где им и надлежит превратиться во второсортных бабочек. Все трое вернулись в отель едва живыми от изнеможения, но зато испытывая чувство триумфа за отбитых у таможни британских гусениц.

И вот в полдень мы снова отправились на виллу. Осколок стекла снова таинственным образом вывалился наружу, дом был открыт, и мы приступили к работе. Гусеницы, как и большинство животных, весьма посредственные партнеры по съемкам. Они либо застывают в полной неподвижности, словно музейные экспонаты, либо начинают скакать по растению с такой скоростью, что камера не успевает за ними следить. Покончив с гусеницами, мы приступили к съемкам других насекомых, которых Энн, Ли и я усердно собирали в течение последних нескольких дней, — жуков-скакунов, скарабеев, цикад и прочих. Все они были аккуратно рассажены по банкам и спичечным коробкам. Во времена моего детства на Корфу у меня не было всех этих прекрасных приспособлений для ловли насекомых, которые доступны сегодня юным натуралистам, но, как говорится, нужда — мать изобретательности, и я проявлял ее в полной мере. В нашем доме не пропадало ни одного пузырька или банки из-под джема; картонные коробки ценились на вес золота, как и консервные банки, но лучше всего подходили спичечные коробки — их было легко носить с собой повсюду, а благодаря своему маленькому размеру они не позволяли пойманным насекомым слишком активно шевелиться и калечить себя. В моем распоряжении одновременно находилось несколько сотен спичечных коробков, которые я брал с собой в свои экспедиции и возвращался, наполнив их все, напоминая бродячий мини-зверинец. Разумеется, спичечные коробки, при всей своей полезности, порою были источником различных казусов. Я хорошо помню тот день, когда случайно оставил один из своих коробков на каминной полке и мой старший брат (никогда не испытывавший особой любви к животным) открыл его, чтобы прикурить сигарету, после чего ему на руку выползла обвешанная детенышами самка скорпиона. Наверное, излишне описывать, что за этим последовало. Однако я был рад, что скромный спичечный коробок не утратил своей актуальности и по сей день, оказав нам помощь при съемках фильма. Но их обитатели все время проявляли свою непокорность, либо падая с цветов, на которые их сажали, либо расправляя крылышки и улетая прочь, и поэтому, когда наступил тот момент, который называют «потеря света» (то есть становится так темно, что даже режиссер с неохотой признает невозможность продолжения съемок), нам пришлось упаковать наших второсортных гусениц и вернуться в город.

Черепашки по-прежнему копошились в ванне.

Следующее утро (как и все предыдущие) было солнечным, вновь порадовав нас безмятежно голубым небом. Когда мы сидели за своим завтраком, появился Джонатан, и по всему было видно, что он пребывает в необычайно хорошем настроении. Заказав свой обычный скромный завтрак из овсянки, кофе, тостов, джема, сосисок, бекона, яичницы, жареного картофеля и десерта в виде фруктового салата и взбитых сливок, он откинулся на стуле и одарил нас лучезарной улыбкой.