Блуждающая Искра - Джеймс Купер

— И это говорит пылкая итальянка! Молоденькая восемнадцатилетняя девушка, уроженка той страны, где, говорят, сердца жгут горячее солнце, где женщины готовы принести в жертву избранному им любимому человеку все — семью, родину, надежды, счастье, даже самую жизнь!

— И как бы мне легко было принести все это в жертву вам, Рауль! Я чувствую, я знаю это, но нас разделяет непроходимая пропасть, которая на моих глазах увеличивается с каждым днем. Вы знаете, о чем я говорю, Рауль. Вы не хотите перешагнуть через нее, а я не могу.

— О, Джита, вы заблуждаетесь! Если бы вы любили меня действительно так, как вы говорите, никакие бы препятствия не разлучили нас.

— Это не житейские препятствия, Рауль, а нечто более глубокое.

— Поистине эти попы — бич, посланный на мучение человеку! Они дают нам суровые уроки в детстве, учат нетерпимости в юности и делают идиотами и суеверными под старость. Я не удивляюсь, что мои честные соотечественники изгнали их из Франции; они, как саранча, пожирают и уродуют землю.

— Рауль! — остановила его Джита мягко и печально.

— Простите, дорогая Джита, но я теряю терпение, когда вижу, из-за какого пустяка вас теряю. И вы воображаете, что любите меня!

— Я не воображаю, Рауль, — это слишком глубокая и, боюсь, тяжелая действительность.

— Возможно ли, чтобы молодая девушка, такая открытая, с таким любящим сердцем и честной душой потерпела, чтобы какие-то второстепенные соображения разлучили ее с избранным ею человеком!

— О, Рауль, если бы вы могли понять!

— Но я не буду становиться поперек ваших убеждений; разве мало примеров, что жена предана одному, а муж занят совершенно другими делами?

— Я не вас боюсь, Рауль, а себя самою, — возразила Джита с блестящими от слез глазами, когда ей удалось подавить подступавшее к горлу рыдание. — Я не скрываю, что меня обрадует весть о том, что вы счастливы и спокойны, и я желаю вам всякой удачи, хотя это, может быть, и нехорошо, потому что вы наш враг. Но вот и дорога, а вон и домик, где меня ждет дядя, и мы должны проститься, Рауль! Я никогда не забуду вас! Не рискуйте, не рискуйте ничем, чтобы меня увидеть, но если…

Сердце бедной девушки было переполнено, и она не могла продолжать. Рауль напряженно ждал, чтобы она высказалась, но она молчала. Он протянул руки, чтобы обнять ее, но Джита уклонилась, не доверяя себе, и убежала, как бы спасаясь от преследования. С минуту он колебался, не пойти ли и ему за нею, но затем благоразумие одержало верх, и он решил позаботиться о собственной безопасности, пока еще была ночь. Будущее еще было перед ним, и он не отчаивался достигнуть, наконец, своей цели относительно Джиты тем или другим способом.

Рауль нашел Итуэля безмятежно спавшим в лодке. Предвидя, что ему предстоит продолжительная работа веслами, он удобно расположился на одной из скамеек и уснул так крепко, что Рауль насилу его добудился. Прежде чем сойти с горы, Рауль внимательно прислушался и, не различая ни малейшего подозрительного звука, рассчитал, что может безопасно выехать в открытое море и к рассвету совершенно исчезнуть из их глаз.

— Говорят, природа хороший работник, капитан Рауль; и действительно, нельзя выдумать более укромного местечка — здесь так славно спится! Однако нам необходимо выбраться! Этот низкий проход труднее отыскать, чем канат продеть в ушко иглы. Вот так! Отталкивайтесь, мы живо выскочим в открытое море.

Рауль последовал этому совету, и ялик легко проскочил через нависший свод и выплыл в широкое море. Обоих моряков охватило несколько тревожное чувство от этого простора вокруг, потонувшего во мраке; сноп огня, освещавший вершину Везувия, верхушки гор около Кастелламаре, — вот все, что вырисовывалось на этом громадном полотне уснувшей воды.

Оглядевшись с минуту, они взялись за весла. Но только что вошли в залив, как совсем близко от них послышалось мерное надувание паруса, что заставило их обоих вздрогнуть. Судя по звуку, можно было подумать, что судно идет прямо к горам и грозит перерезать им путь.

— Переждем, Итуэль, — сказал Рауль.

— Это, пожалуй, будет, действительно, самое благоразумное. Но, прислушайтесь! Точно ножом режут спелый арбуз.

— Моя «Блуждающая Искра»! — воскликнул Рауль, протягивая руки, как бы желая обнять судно, — Она нас ищет, Итуэль, ведь нас ждали туда гораздо раньше.

Судно быстро приближалось, и сквозь сплошной туман мало-по-малу начали выделяться его изящные, прихотливые очертания. Не могло быть сомнения в том, что это был люгер Рауля; он подъехал уже саженей на пятьдесят, надо было не упустить его.

— Да здравствует республика! — отчетливо произнес Рауль, не решаясь громко крикнуть.

С судна услышали. Слышно было, как на нем забегали, затем прибавили ходу; Рауль направил свой ялик вдоль борта и скоро мог ухватиться за сброшенную веревку, а секунду спустя был уже у себя.

Он поднялся на палубу, уверенный в достоинствах своего люгера, на который смело можно было положиться в минуты опасности, полный веры в себя, не ощущая ни малейшей тревоги, хотя знал, что он окружен врагами. В нескольких словах были выяснены взаимные недоразумения. Общая радость и оживление при внезапном появлении Рауля не поддавались никакому описанию, так как он пользовался общей любовью за свою смелость, энергию, предприимчивость, доброту и великодушие.

— Я-таки чуть не вовлек вас в беду, ребята, — говорил Рауль, тронутый общим участием, — но теперь мы за себя отплатим. Тут по берегу рыщут кой-какие английские лодки: они гонялись за моим яликом. Не худо бы их пощипать, пусть знают, что еще существует судно, называющееся «Блуждающей Искрой».

Дружные радостные восклицания были ответом. Старик рулевой, когда-то руководивший первыми мореплавательными попытками Рауля, протиснулся теперь к нему с фамильярностью свободного моряка.

— Капитан, — сказал он, — вы разве так близко видели англичан?

— Ближе даже, чем этого можно было желать, Бенуа! Откровенно говоря, причина, задержавшая меня там надолго, была именно та, что я провел некоторое время на палубе нашего старого друга — «Прозерпины». Ее офицеры и матросы не желали со мной расстаться, раз они меня заполучили.

— Чорт возьми, капитан! Да этак выходит, что вы были военнопленным?

— В этом роде, Бенуа. По крайней мере, они поставили меня с надлежащей торжественностью на платформу, одели петлю на шею и собирались вешать, когда три выстрела из Неаполя возвестили им о распоряжении Нельсона дать мне отсрочку. Но так как мне такая перспектива не особенно улыбалась, то мы с Итуэлем воспользовались нашим яликом и улизнули от них, не попрощавшись. Впрочем, я мысленно дал обещание вернуться к ним и дать себя повесить, когда для меня ничего лучшего не останется.