Обольщение джентльмена - Виктория Александер

— Я вижу в этом только заговор против меня, давным-давно составленный тобой!

— Что делать, — пожала плечами бабушка, — ради тех, кого любишь, приходится идти на все.

— Не понимаю…

— Тебе и не надо ничего понимать. — Графиня остановилась и посмотрела внучке в глаза. — Давай решим так: родовое проклятие существовало, но теперь его, возможно, уже нет.

— Возможно?

— Я имею в виду, что свадьба, о которой ты говорила, могла снять проклятие, если ты, конечно, не ошибаешься, считая, что для этого необходимо проявить самоотверженность, готовность пойти на жертву. Останься же проклятие в силе, его наверняка победила бы твоя готовность пожертвовать ради Оливера не только будущим обеих семей, но и собственной любовью.

— Ты действительно так думаешь?

— Да, — уверенно кивнула леди Дамливи. — Иначе говоря, если для освобождения от проклятия нужен только брак между представителями обеих семей, как мы думали изначально, то оно давно уже в прошлом, и ты можешь спокойно выходить за Оливера. Если же считать, что твои опасения небеспочвенны, то проклятию положила конец твоя жертвенность, и ты опять же можешь стать женой Оливера.

— Но мы ничего не знаем наверняка.

— Милая, — в голосе графини слышалась досада, — несмотря на все недостатки моего воспитания, ты выросла рассудительной, умной, практичной, совсем как твоя мать. Я тобой горжусь. — Она приподняла лицо Кэтлин за подбородок и заглянула в глаза, совсем как в детстве. — Дитя мое, жизнь не дает нам никаких гарантий, только в любви и надежде находим мы поддержку. — И вновь открыв зонтик, добавила: — Конечно, было бы лучше получить знамение, что проклятия больше нет.

— Что за знамение? — встрепенулась Кэтлин.

— Не знаю, трудно сказать. Знамение может быть каким угодно, но мы наверняка поймем, что это оно, когда увидим.

Впереди показался просвет, и женщины вышли на пересечение двух аллей. Графиня огляделась.

— Посмотри-ка туда, — сложила она зонтик и указала им в конец боковой аллеи, уходившей в правую часть сада. — Вот оно, знамение!

Кэтлин повернула голову — клумбы, на которых еще несколько дней назад увядали последние летние цветы, теперь горели на солнце ярким весенним разноцветьем. Она подумала, что недавно уже его видела.

— Весенние цветы распустились в преддверии осени, — восхищенно заметила бабушка. — Это ли не знак свыше, дорогая?

— Их всего-навсего принесли из теплицы, бабушка.

— Дорогая, знак знаку рознь. Некоторые посылаются нам свыше, чтобы поведать о конце родового проклятия, другие оставляют мужчины для женщин, которых любят. На твоем месте я бы считала, что этот знак — то и другое.

Графиня Дамливи ободряюще улыбнулась и добавила:

— Иди, Оливер, наверное, уже тебя заждался.

— Вы действительно думаете, что он в безопасности? — нерешительно спросила Кэтлин.

— Да. Иди же!

С гулко бьющимся сердцем Кэтлин поспешила к цветнику. Беспорядочно посаженные нарциссы, тюльпаны, анемоны, гиацинты, карликовые яблоньки и вишенки цвели и благоухали так, словно вопреки законам природы в сад и впрямь чудесным образом вернулась чарующая весенняя пора. Там красовался даже покрытый роскошными цветами рододендрон — вероятно, ради этого весеннего буйства графская теплица была вконец опустошена.

Над разноцветьем маячила знакомая высокая фигура — не замечая Кэтлин, Оливер озабоченно осматривал все это великолепие, будто раздумывал, не дополнить ли его чем-нибудь еще.

— Оливер, — позвала она. Не сказать ли ему, что она знает, откуда взялись цветы?

Его лицо светилось радостью, и это тоже было похоже на чудо.

— Кейт! Вы только взгляните, какая красота! — воскликнул граф.

— Да, очень красиво, — ответила она, пряча улыбку.

— Где это видано, чтобы первоцветы распускались в это время года? — продолжал удивляться граф с такой искренностью, что Кэтлин мысленно восхитилась его талантом к лицедейству. — Это настоящее…

— Чудо? — перебила она.

— Да, чудо тоже, но я хотел сказать — знамение.

— Вот как? И что же оно означает? — с невинным видом спросила Кэтлин. — Что мы одним махом перенесемся из осени в весну?

— Вовсе нет, — осторожно подбирая слова, возразил Оливер. — На мой взгляд, это знак того, что действие проклятия закончилось.

— Почему вы так решили?

— Видите ли, мы с Малькольмом нашли упоминания о проклятии в некоторых старинных документах, где говорилось о знамении, которое будет означать его конец, — с серьезным видом сказал Оливер. — Я думаю, что вновь распустившийся цветник и есть такой знак.

— По-моему, у этого явления нет другого разумного объяснения.

— Нет, — согласился Оливер. — Ничего другого просто не приходит в голову.

Их взгляды встретились.

— Это означает, что проклятие снято, — продолжала Кэтлин.

— И теперь ничто не может помешать нам пожениться, — добавил Оливер.

— Ничто, — как эхо отозвалась Кэтлин. Выражение облегчения на его лице сменилось безграничной радостью, и он заключил любимую в объятия.

— Вы уверены? — взволнованно пробормотал он.

— Абсолютно! — ответила она, не сводя с него восторженных глаз.

На его губах заиграла счастливая улыбка.

— Я люблю вас, Кейт, — проговорил он.

— И я вас, Оливер.

— И буду любить до самого последнего дня нашей долгой счастливой жизни, — продолжал он с таким обожанием в синих глазах, что от счастья у Кэтлин чуть не разорвалось сердце. — Мне кажется, я полюбил вас в ту секунду, когда впервые увидел, — вы без сознания лежали на диване.

Кэтлин рассмеялась.

— А я, — сказала она, — полюбила вас в тот момент, когда выдали четыре шиллинга закутанной в поношенный плащ женщине, решив, что она в них больше нуждается. Вы даже пожелали, чтобы они принесли ей больше удачи, чем вам.

— Откуда вы знаете? — прищурился Оливер.

— Мне пора обзавестись новым плащом, — ухмыльнулась она.

— Так это были вы?!

Она кивнула.

— И как, монеты принесли вам удачу?

— Конечно, ведь теперь мы вместе. — Она потянулась к Оливеру и нежно поцеловала его в губы.

И в этот момент Кэтлин всем своим существом ощутила, что проклятие наконец ушло в прошлое, окончательно и бесповоротно. Она даже почувствовала некоторую благодарность за то, что оно привело ее в объятия Оливера, не важно как — стараниями высших сил или бабушки. Она решила, что никогда не расскажет любимому о своих подозрениях по поводу рукотворности знамения.

И еще — такому здравомыслящему, несуеверному человеку, как он, совсем не обязательно рассказывать, что в теплице никогда не выращивали рододендроны.