Сокровища чистого разума - Вадим Панов

«Но?» – поднял брови Эзра. Он действительно был очень умён.

«Иногда мне кажется, что война началась в том числе из-за меня, – глухо признал Павел. – Обстановка на планете накалялась, но наверняка можно было отыскать мирный выход, наверняка… К сожалению, мои изобретения подарили Дагомаро иллюзию могущества».

Деликатный Кедо не стал уточнять, о каких именно изобретениях идёт речь, промолчал, и это позволило Гатову задать встречный вопрос:

«Почему вернулся ты?»

И после своего откровения получил правдивый ответ:

«Потому что я, так же как ты, счёл себя должником. Но не кому-то конкретному… – Эзра помолчал, с грустной улыбкой глядя на языки пламени. – Я ведь старый, я помню, какой была Менсала до войны, до этого поколения, которое знает только кровь и смерть. Я помню весёлые праздники, помню набитые учениками школы и большие университеты, помню наши прекрасные города. Помню тишину полей… Тогда ею наслаждались, а не прислушивались, ожидая нападения… Помню наш мягкий выговор… На Менсале особое произношение универсала: очень мягкое, плавное, такого нет больше нигде… Да и здесь уже почти не встречается. – Ещё одна пауза, и я, клянусь самим Гермесом Триждывеличайшим, я почувствовал, что воздух после слов старика стал горчить. – Наверное, потому, что на войне мягкость мешает. Мягкость во всём».

В молодости каждый из нас верит, что он – и только он! – сможет изменить мир, в зрелости становится ясно, что не получится, и наступает разочарование, сменяющееся старческим безразличием.

Эзра же сумел сохранить огонь, несмотря на возраст.

Он любил этот хнявый мир, представляете? Любил, несмотря на зло, которое этот мир опутало. Он оплакивал его и…

«Ты хочешь вернуть прошлое?» – тихо спросил Гатов.

«Я хочу построить будущее, – ответил Кедо. – И хочу научить людей ценить и беречь то, чего они достигли…»

– Неплохая у тебя организация, – выдал сдержанную оценку Удав.

– Чувствуется, что у сотни есть командир, – поддакнул Закорючка.

– Толковый командир.

– Точно.

Авабр прищурился, пытаясь понять, насколько искренни его случайные компаньоны и не таится ли в их словах насмешка, но бандиты уловили охватившие сотника сомнения и поспешили с объяснениями:

– Мы серьёзно, Авабр, – твёрдо произнёс Удав.

– Обычно свободяне напоминают селян с огнестрелом, – с презрением добавил Закорючка. – Мы ведь оружием торгуем и много кого видели.

– В некоторых сотнях даже винтовки не принято чистить, я уж молчу о дисциплине.

– Сотни такие, какими их делает командир.

– Я служил в лекрийской армии, – помолчав, сообщил сотник. – Правда, недолго – два года, но кое-какие правила запомнил на всю жизнь.

Обучением рекрутов у старого Рубена занимались военные советники с Галаны, они же сидели в штабах и постоянно инспектировали части, так что можно было с уверенностью заявлять, что Авабр два года пробовал на вкус качественную копию одной из лучших армий Герметикона.

– Я знаю, как нужно устраивать жизнь военной части.

– Заметно.

Сотня и в самом деле показалась уголовникам. Во-первых, хорошо, а главное – однотипно вооружена: у всех бойцов неплохие галанитские карабины «Цвиммер», может, и не очень дальнобойные, зато весьма удобные на средних дистанциях. Во-вторых, составлена из вымуштрованных людей: оказавшись в компании свободян, Удав и Закорючка не почувствовали характерных для полубандитских формирований расслабленности и расхлябанности. Бойцы говорили мало, только по делу, и не имели привычки обсуждать полученные приказы. В-третьих, оснащение. В условленное место Авабр и его люди прибыли на колёсном, кустарно бронированном паротяге, ощетинившемся стволами пяти «Шурхакенов». У кадровых панцирников данное приспособление могло вызвать приступ весёлого смеха, однако, помимо огромных размеров, машина обладала высокой надёжностью и мощью, могла с лёгкостью раздавить автомобиль, не заметив, снести с дороги грузовик, а потому, по менсалийским меркам, сотню следовало признать прекрасно оснащённой. К тому же паротягом транспортное вооружение свободян не ограничивалось, и по всему выходило, что с союзником Удав и Закорючка не просчитались. А уж когда Авабр достал карту и принялся скупо и точно излагать свой план, стало окончательно понятно, что, рассказывая о военном прошлом, сотник если и рисовался, то имея на то все основания: Авабр многому научился в лекрийской армии.

– К Паровой Помойке ведут три дороги: с северо-запада, из Триберди, с северо-востока, от Агульци, и южная, ведущая в Мритию. – Вопреки ожиданиям бандитов, сотник водил по карте не указательным пальцем, а тупым концом карандаша, что окончательно делало его похожим на настоящего офицера. – Мы перекроем все.

– Только дороги? – уточнил Удав.

– Почему спрашиваешь?

– Вдруг они пойдут лесом? – высказал предположение уголовник. – Какими-нибудь тайными тропами?

– А зачем? – удивился Авабр. – Никто ведь не знает о засаде. Вы явитесь в Помойку, спугнёте их, дадите понять, что обязательно вернётесь, после чего Эзра, если он Круглому и вообще всей троице и впрямь хороший друг, посадит их на что-нибудь быстрое и отправит куда подальше.

В «полевых условиях» сотник преобразился: невысокий рост, хлипкое сложение перестали читаться, спрятались. И точно так же исчезли агрессивная скандальность и привычка раздражаться на всё подряд. Сейчас рядом с бандитами стоял опытный военный, умеющий разрабатывать планы, отдавать приказы и добиваться их выполнения.

– Круглый и его дружки будут торопиться и поэтому поедут по дороге.

– А вдруг им дадут аэроплан? – вставил своё слово Закорючка. – У Эзры есть аэропланы?

– Нет.

– Уверен?

– Я не уверен, я знаю.

– Хорошо.

Сомнение, отчетливо читавшееся в голосе Закорючки, заставило Авабра бросить на уголовника быстрый и не очень добрый взгляд, однако затевать в преддверии операции склоку сотник счёл неразумным. Помолчал, после чего продолжил:

– Так вот, я исходил из того, что троица покинет Помойку наземным транспортом, на автомобиле или мотоциклетах. Вопрос в том, куда они поедут?

– Какая разница? Нужно перекрыть все дороги.

Торопливое заявление Удава вызвало у Авабра усмешку, в которой промелькнуло нечто, похожее на сожаление. Чернявый коротышка уважал шпеевских бандитов, признавал в них авторитетных людей, но себя уважал больше, видел, в чём превосходит штатских, и не считал нужным скрывать это превосходство.