Любовь к электричеству: Повесть о Леониде Красине - Василий Аксенов

Виктор Горизонтов уверенно двигался в толпе, не выпуская из поля зрения желтую фатовскую шляпу с голубой лентой. Мистер Заризи, он же тифлисский мещанин Авессалом Арчаков, он же член боевой группы «Гусейн», он же агент охранки Герцог, стоя на краю тротуара, подзывал кеб.

Виктор последовал его примеру, и вскоре два кеба на некотором расстоянии друг от друга пробирались по запруженным улицам центра к вокзалу.

Воспользовавшись этой паузой, мы можем в двух словах описать жизнь Горизонтова после гибели Тани. Удар был так силен, что он едва смог прийти в себя, вспомнить о задании Никитича, о Болгарии, о яхте. Он прибыл в Варну с опозданием на три дня и, естественно, никого там не нашел. Дальнейшие его действия были настолько хаотичны, неосмысленны и неосторожны, что он сразу же был арестован болгарской полицией и посажен в тюрьму. Около трех месяцев понадобилось русской и болгарской секретным службам для того, чтобы списаться по поводу задержания русского «авантюриста» и договориться о передаче его в надежные руки родины. Виктор бежал из тюремного вагона прямо на пути к двум вертикальным столбам и одному поперечному, с которого свисал уже приготовленный лично для него «столыпинский галстук». В отхожем месте он оглушил сопровождающего жандарма, переоделся в его форму и на ближайшей станции вышел из вагона. После долгих мытарств он добрался до Москвы и здесь среди товарищей понемногу начал оттаивать, отвлекаться от страшной своей беды, от бесконечных мыслей о Тане…

В Лондоне он действовал уже с прежней уверенностью и даже с некоторым нахальством, свойственным Англичанину Васе. Он сразу «вышел» на Арчакова, узнал в нем «героя декабрьских баррикад», затащил в паб, напился там, разоткровенничался – говорил, что разочаровался в революции, что вожди шлют их на убой, как пушечное мясо, что с него хватит и хорошо было бы уехать на Восток, где есть свои люди. Арчаков клюнул на слово «восток» и начал исподволь готовить в лице Виктора себе замену. Он, Заризи, тоже любит Восток, в Персии у него невеста, он собирается выйти в отставку, но он может свести Англичанина с людьми, которые помогут ему преодолеть духовный кризис. Один из этих людей сейчас отдыхает в Брайтоне и…

Должно быть, в Брайтон держать совет и направлялся сейчас мистер Заризи.

…Николай Берг двигался в вокзальной толчее как сомнамбула. Взгляд его был прикован только к одной точке в толпе – желтой фатовской шляпе с голубой лентой. Горизонтов отстранил его от операции «Гусейн», считая малоопытным в делах такого рода. Николай, уязвленный в своем самолюбии, всю ночь дежурил у гостиницы, где жил Заризи. Он решил во что бы то ни стало опередить Виктора и Илико. Теперь иные джентльмены с аккуратно подстриженными усиками недовольно оглядывались на бледного юношу с шальными глазами, словно чувствуя недоброе.

– Excuse us, sir! – три улыбающихся господина в черных котелках и с зонтами. Скотланд-Ярд! И провокатор с улыбкой взирает на эту встречу; желтую шляпу с голубой лентой он держит теперь в руке.

Виктор шел уже к поезду и собирался сесть в третий от Арчакова вагон, как вдруг на перроне возникло какое-то странное движение, послышался крик, кто-то стремительно, как дельфин, прорезал толпу, грохнули подряд три выстрела, покатилась желтая шляпа, промелькнуло оскаленное лицо Арчакова, и на руках дюжих мужчин повис с полуоткрытым ртом задыхающийся, но с каким-то самосожженческим сиянием в глазах Николай Берг.

…Ударил колокол. Свистнул паровоз. Поезд тронулся. Перрон опустел.

На вокзальной площади к Горизонтову подошел гибкий изящный юноша-итальянец.

– Берг все испортил, Вася, ищи теперь брайтонского незнакомца, – сказал он, по-тифлисски щелкнув языком и сделав характерный жест.

– Мы сами виноваты, Илико, – буркнул Горизонтов. – Надо было этого одержимого запереть в гостинице.

– Я успел ему крикнуть «крейзи мен»! – сказал Илико. – Он слышал.

– Молодец. Как жалко Колю! Может, догадается разыгрывать сумасшедшего…

«Впрочем, после гибели Лизы и Павла он действительно стал слегка «крейзи», – подумал Горизонтов.

В Петербурге имел случай обыска в помещении с.-д. думской фракции… Явилась полиция во главе с полицмейстером и приставом 2-го участка Литейной части с предписанием охранного отделения.

В помещении находились 34 депутата. Они не дали себя обыскивать и позвонили Столыпину и министру юстиции… Обоих не оказалось дома… Приехал прокурор СПб судебной палаты Камышанский, разъяснивший: «…что касается неприкосновенности депутатов, то конституция, предусматривая ее, ничего не говорит о праве обыскивать депутатов…»

…Полиция находилась в помещении более 5 часов. Арестованы все приходившие во фракцию за справками и присутствующие русские и иностранные корреспонденты…

Ввиду крайнего переполнения московских мест заключения решено построить новую тюрьму.

«Русь», май – июнь 1907 г.

В Москве арестованы 22 делегата конференции крестьянского союза.

Под Москвой состоялась массовка рабочих, в которой участвовало свыше тысячи человек. Обсуждался аграрный вопрос.

В Вильно захвачена военно-революционная организация партии социалистов-революционеров.

Массовые аресты в Петербурге.

Роспуск Второй Государственной Думы (3 июня 1907 г.).

Арест социал-демократической фракции Думы.

Теперь они уже совсем обнаглели. Вот двое идут за ним. Остановился возле витрины. Так, они тоже остановились. Более того, они приближаются и встают за спиной, словно он уже арестован. Вот отражаются в витрине их рысьи глазки, так дисгармонирующие с дородными фигурами и брыластыми мордами. Один из них машет рукой и подзывает третьего, что-то шепчет ему, показывая глазами на Красина, явно так, чтобы поднадзорный видел: куда-то отсылает.

Красин следует дальше в густой толпе по солнечной стороне Невского и возле Пассажа видит этого третьего. Тот радостно улыбается, почти кивает. А двое по-прежнему идут сзади на расстоянии пяти саженей. Слежка эта не прекращается уже неделю, а возле дома и возле службы совершенно откровенно, на глазах у всех дежурят по два «гороховых пальто», шушукаются с дворниками, со швейцаром, с городовым… Цель ясная – психический террор, довести жертву до нервного истощения, запугать, деморализовать. Ну, что ж… а не принять ли вызов? Не показать ли им высший класс подпольщика, чтобы у них самих задрожали собачьи поджилки?

Красин вдруг, словно вспомнив о чем-то, ринулся в Пассаж, прыгая через три ступеньки, взлетел на вторую галерею, вошел в магазин готового платья, сбросил свое пальто и шляпу на руки приказчику, быстро примерил новинку – макинтош песочного цвета «Кембридж» и дурацкую спортивную кепку с огромной пуговицей на макушке.

В зеркале он видел, как по галерее мимо магазина пролетели ополоумевшие от растерянности филеры.

Макинтош вообще был кстати. Красин уплатил деньги и попросил прислать старые вещи домой. Затем он спокойно спустился и в густой толпе прошел через весь Пассаж, свернул на Садовую и сел в вагончик конки на империал.

Ловкость и быстрота, с которой он «обрубил хвост», резко повысили его настроение. Макинтош тоже был преотличнейший, и ветер гулял над Петербургом отнюдь не тюремный, а вольный, морской…

Перед ним опустилась газета, и он увидел желтоватые от никотина острые кончики усов, пятнистый длинноватый нос, целлулоидовый воротничок, подпирающий вялые складки щек, твердые хрящи ушей под выгоревшей шляпой и глаза, почти слезящиеся, дрожащие, словно умоляющие ответить…

– Что же это такое, милостисдарь?! Что же происходит? Виселицы, тюрьмы, убийства? И чего же людям нужно, вы не можете мне объяснить?

Красин выскочил из конки, остановил извозчика. Что за наваждение – эта жалкая, никчемная фигурка?

…В четыре часа пополудни чуткое ухо его уловило сопение и тихий разговор на лестничной площадке. Он сидел в это время в кресле с книгой, Люка ползала по ковру, Любовь Васильевна читала роман Золя.

– Люба, – сказал он, неторопливо вставая. – Кажется, явились.

Жена захлопнула книжку. Лицо ее было совершенно спокойным.

– У тебя здесь что-нибудь есть?

– Почти ничего, кое-какие двусмысленные документы.

Послышался звонок в дверь, затем застучали сразу в несколько кулаков.

– Спрячь в детской, – быстро сказала Любовь Васильевна и погнала дочерей в их комнату.

Стук усиливался. Красин быстро вынимал из ящика документы.

– Кто там? – донесся голос жены.

– Полиция!

– На каком основании?

– Откройте, мадам! У нас ордер на обыск.

Красин быстро прошел в детскую и сунул документы в карман фартучка своей падчерицы Нины.

– Сиди на подоконнике, пока не уйдут эти дяди.

…Жандармы ушли ни с чем. Едва за ними захлопнулась дверь, как зазвонил телефон и послышался взволнованный голос Кандида.