Блуд на крови. Книга первая - Валентин Лавров

Валентина за столом не выпила ни рюмочки.

Николай несколько повеселел, внутренне оттаял. Он думал: «Ведь двое детишек у нас, пора Валюшке и остепениться. Господи, за что я ее так люблю! Ведь когда уезжал в Любань, места себе не мог найти. Почто связалась она с этим гнусным дворником? Пусть исправится, все забуду, любые прихоти стану исполнять!»

…Дом уже спал. Николай задержался у себя в кабинете, занимаясь с расходно-приходными книгами. Часы пробили двенадцать раз.

Николай устало потянулся. Подумал: «Пора спать! Валюшка, небось, заждалась. Надо помириться… хотя бы ради сыновей, такие славные они растут. Ольга Козлова яблочки моченые мне принесла, возьму в спальню, угощу супружницу. И ножичек, разрезать яблоко, чтоб кушать способней Валентине было».

С трепещущим от сладостного ожидания свидания с любимой женой Николай вошел в спальню. В нос шибануло табачным дымом. Валентина, лежа на высоко взбитых подушках, пила прямо из графина яблочное вино и курила папиросу.

Николай укоризненно сказал:

— Ну что ж, ты опять за свое? Ведь дым к детям в спальню идет, да и я не люблю им дышать.

Валентина грубо расхохоталась:

— А мне так наплевать, чего ты любишь, чего нет. — Она была изрядно пьяна и ее язык заплетался. — Иди спать к Федьке, а я Ваську Ладугина позову. Он мужик покрепче тебя будет.

Бросилась кровь в голову Николаю. Он схватил с тарелки, которую держал в руках, десертный серебряный нож и кинулся на ухмылявшуюся Валентину. Со всей силой ударил ее в раскрытую грудь.

Он сел на край широкой кровати и сухими глазами смотрел на рану против сердца. Кровь бежала ровной сильной струйкой, все более окрашивая подушки, одеяла, простыню.

Николай пошел в соседнюю комнату. Дети, разметавшись в своих постельках, крепко спали.

— Прощайте, маленькие! У вас нет теперь ни матери, ни отца. — Он не выдержал, разрыдался. Чуть успокоившись, он увидал на полу чулочек младшего, поднял его, прижался к нему губами.

…Он ушел из дома спокойным и тихим. Когда несколько спустя Николая Кашина сюда ввела полиция, то дом продолжал спать. Об убийстве еще никто не знал. Тело Валентины уже холодело.

ЭПИЛОГ

13 сентября 1901 года дело об убийстве Н. И. Кашиным своей жены слушалось Петербургским окружным судом. Обвиняемого защищал знаменитый Н. П. Карабчевский. Пять месяцев и восемь дней, проведенных в тюремной камере, сильно переменили Николая. Лицо его стало еще более серьезным и добрым, но приобрело тот землисто-серый цвет, который всегда отличает тюремных сидельцев.

Из битком забитого зала донеслись сочувственные вздохи:

— Бедняга! Несчастный!

Вот один из газетных отчетов той поры:

«Продолжительное судебное следствие, длившееся с часу дня до 10 часов вечера, вполне подтвердило, что этот вызывающий у всех симпатию 22-летний юноша, теми страданиями, которые он перенес за четыре-пять лет своей супружеской жизни с Валентиной, вполне искупил свою вину. Двадцать свидетелей дали показания по делу… Все они подтвердили, что это был отзывчивый, порядочный, строго — в духе старого купечества, воспитанный юноша, безгрешный в отношении своей жены и детей».

В зале не оставалось равнодушных зрителей. Все сочувствовали Николаю, у многих на глазах блестели слезы.

Присяжные заседатели вынесли Кашину оправдательный вердикт. Зал поднялся и дружно аплодировал.

ТРУПНЫЕ ПЯТНА

Жуткое преступление было совершено с маниакальной изощренностью и леденящей душу расчетливостью. Ради низменных интересов растоптали жизнь невинного существа.

ОЧАРОВАТЕЛЬНАЯ КЛЕОПАТРА

В большом и веселом селе Пятилуки Моршанского уезда проживало десять тысяч человек. Несколько церквей, школы, библиотеки, читальня, обширная торговля мучных лабазов, лавок с гастрономическими, колониальными, мануфактурными, шорными товарами, трактиры и чайные — все это было наполнено жизнью, все развивалось и процветало.

Подобно столицам, тут был свой, пусть сельский, но вполне культурный музыкально-литературный салон.

Царствовала в нем златокудрая красавица с совершенно неожиданными на лице блондинки крупными агатовыми глазами — Клеопатра Александровская. Ее прелесть усиливала медленная тягучая речь, в которой явственно звучало произношение южанки.

Она умела быть с каждым приветливой и как бы манящей. Надо ли говорить, что весь пятилукский бомонд был от нее в восхищении и каждый завидовал ее мужу, который был ровно в два раза старше своей избранницы, — 55-летнему ротмистру Владимиру Семеновичу Александровскому. Этот солидный возраст, впрочем, не помешал ротмистру иметь полуторагодовалого сына Костю.

Супружеская пара, кажется, жила в мире и согласии, ничем не нарушаемыми.

Интерес к красавице-блондинке усиливался ее загадочным прошлым, о котором ходило много домыслов весьма романтического характера, но сказать о нем что-либо согласное истине никто не умел.

А прошлое это действительно было незаурядным.

Клеопатра была дочерью богатого грека-виноторговца, давно нашедшего пристанище в одном южном городе России. Дела его шли успешно, достояние исчислялось многими сотнями тысяч рублей.

Когда девице исполнилось 18 лет, ее обручили с сыном владельца многих пароходов и судов, ходивших по рекам и морям. Для обеих сторон этот брак был бы весьма удачным.

Но случилось так, что за несколько дней до свадьбы Клеопатра познакомилась с каким-то лихим поручиком, человеком небедным, кутилой, игроком, мотом и покорителем женских сердец. Опытный развратник легко вскружил девице голову, поклялся в вечной любви и умыкнул ее из-под родительской крыши.

Скандал был громким. Оскорбленный отец написал на поручика жалобу самому государю, а дочь проклял, лишил родительского попечения и наследства.

Поручик был разжалован в рядовые и отправлен на Кавказ. Но еще прежде, натешившись юной любовницей, он бросил ее в гостинице, оплатив номер, но забыв оставить прежней подруге какие-нибудь деньги на жизнь. Положение девицы было ужасным: без гроша, вдали от родного порога (на который, впрочем, ее не пустили бы) — хуже придумать нельзя!

Но тут подвернулся какой-то гусар с пышными усами. Он на некоторое время взял на себя заботы о Клеопатре. Но вот улан тоже ускакал в туманную даль, и девица, которая к тому времени оказалась в Костроме, устроилась гувернанткой. Она должна была воспитывать 15-летнего сына губернского чиновника-вдовца.

Легко догадаться, что вдовец соблазнил смазливую гувернантку. Та, в свою очередь, подбила на блудный грех своего малолетнего воспитанника. Оскорбленный и возмущенный вдовец выставил Кллеопатру из своего дома — с треском.

Далее судьба совершила неожиданный вольт. Девица пристала к странствующей труппе лицедеев и с немалым успехом, обнаружив большие актерские задатки, подвизалась на театральных подмостках.

Но каждодневный тяжелый труд утомил Клеопатру. Она поступила в платные любовницы к акцизному чиновнику, ловко и по крупному бравшему взятки. Чиновника как-то схватили за руку и на целый год отправили в тюрьму.

Клеопатра верности не проявила и ждать несчастного узника не стала. Она еще года три вела бестолковое и бессмысленное существование, пока счастливый случай не свел ее с ротмистром.

Тот, догадываясь, что ее прошлое не было всегда ангельским, простил по доброте сердечной все чохом и повел под венец. Ротмистра понять легко. Кроме красоты, Клеопатра отличалась начитанностью и умением вести себя в обществе. К тому же, за полгода до встречи с девицей ротмистр овдовел: жена умерла во время родов. Так что, спасаясь от одиноких тоскливых вечеров, он предложил невесте не только сердце и руку, но и солидный капитал, перешедший к нему по наследству от родителей.

По делам службы ротмистра вскоре перевели в Пятилуки. Здесь он купил хороший дом, произвел капитальный ремонт, обзавелся модной мебелью и роялью. Что весьма обрадовало его супругу, изрядно музицировавшую.

Вскоре молодожены переехали в Пятилуки. Вместе с ними был очаровательный грудной малыш — голубоглазый блондин Костик.

МУЗЫКАЛЬНЫЕ ДОСУГИ

Итак, каждую субботу вечером в дом ротмистра приходили гости. В основном, это были местные чиновники. Постоянным посетителем являлся юркий, одетый с провинциальным шиком 27-летний становой пристав Дмитрий Шпилькин.

— Позвольте артисту бокал игристого аи! — с пафосом восклицал Шпилькин. Выпив залпом дорогое вино, он становился в изящную позу возле рояля. — Клеопатра Митрофановна, не откажите в любезности, сыграйте мне аккомпанемент.

Хозяйка, понимающе улыбнувшись, садилась за рояль. Движением головы откинув волосы назад, Шпилькин едва шептал:

— «Вертеп разврата», прошу… Только помедленней, проникновенней.

Клеопатра брала аккорды вступления и становой пристав вступал неожиданно приятным, сильным тенором: