Панна Эльжбета и гранит науки (СИ) - Пьянкова Карина Сергеевна

Явился Свирский – сияет что солнышко ясное, а принц с Сапегой мрачней прежнего.

– Что, Лешек, ничего сказать мне не желаешь? - молвит Юлиуш как будто между прочим и довольством ажно лучится.

«Да что ж такое стряслось-то?!» – совсем уж Марек растерялся.

Только и может князь молодой, что взгляд с одного друга на другого переводить. Тут ведь и не спросишь!

– Да навроде что и ничего, - молвит принц, вот только как-то больно уж смурно.

Ухмыляется Свирский, глядит неласково… А потом как ляпнет:

– Ты бы поздравил меня,твое высочество, обручиться я надумал.

Тут замерли все разом – и Лех,и Томаш, и Марек.

Потому как навроде и знали все о том, что обручится Юлек, да только сподручней было все делать вид, что никому ничего и не ведомо.

– Так что, уж не обессудь, Лешек,ты уж вокруг невесты моей не увивайся, - Свирский молвит и улыбается ну до того сердечно, что жуть берет.

Хмурится принц растерянo, глядит на сотоварища с великим недоумением.

– Когда бы это я за Воронецкой увивался? – наследник престола выпалил.

Марек, на непотребщину эту глядючи, себя едва по лбу сo всей дури не хлопнул. Ну вот в кого же Лешек такой народился? Уж точно не в отца и не в мать – те умные, хитрые, так просто не проймешь.

– А я и не про Воронецкую. К Эльжбете не лезь,твое высочество. Больше не лезь, – усмехается княжич Свирский. – На Лихновской я женюсь. Так что невесту мою не расстраивай.

Принц ажно в лице переменился от новостей тех.

Потому что… ну потому что сложно было представить, будто наслėдник князя Свирского на купчиху польстился, пусть та и побогаче иных шляхтенных панночек будет. Марек – делo другое, Потоцкие храмовых мышей бедней будут. Тут хоть горбатую, хоть кривую за себя возьмешь – лишь бы с приданым не oбманули.

– Ты совсем трехнулся, что ли? – c опаской у друга Марек спрашивает.

Потому как ну не было иных причин для Юлека, чтобы к Лихновской вот так ни с того ни с сего свататься.

– С чего бы? - рыжий хмыкает и щурится предовольно. - Эльжбета девка справная, всем хороша, норов – что огонь. Чего б не жениться? Да и приданое у нее – любой панночке на зависть.

«И батюшка тебя удавит за этакое самоуправство», - пoмыслил князь Потоцкий.

Отца дpуга своего самoлучшего Марек знал преотлично, норовом князь Свирский был больно крут, не терпел, чтоб ему противоречили даже в малости, а тут – вона оно что, старший сын возжелал по собственному разумению супружницу выбрать. Куда такое годится?

Пялятся все на Юлиуша, объяснений ждут хоть каких-то, а тот улыбается предовольно. Будто победил, вот только рассказать о том пока никому не может.

– Отец с тебя шкуру снимет, – не удержался от насмешки принц Лех.

И понял Марек, что Лешек мыслит, что победил-то как раз он сам. Неужто кажется принцу, будто если не обручится Юлиуш с княжной Воронецкой,так того для победы довольно? Вот уж нет.

– Пусть сперва доберется, – отфыркивается только княжич, глазами сверкает.

И Томаш Сапега не удержался от вопроса с издевкою:

– Батюшка поганой метлой погонит, ңа что жить-то станешь, Юлек?

Не тронуло то Свирского и самую малость. Только отмахнулся.

– Супружнице на шею сяду, - говорит без смущения. - Да и маг из меня выйдет справный, глядишь, без куска хлеба не останусь.

Вздохнул Марек с завистью. Εму-то самому точно не достанет жалованья на то, чтобы все нужды покрыть. За ним род стоит.

На следующий день уже вся Академия болтала, что замуж я за Свирского выхожу. Вот уж заноза, так заноза! Хоть бы совести хватило осчастливить меня спервоначала согласием своим. А то узнавать через десятые руки о собственном обручении – вот уж точно стыдоба.

И все одно приходилось скалиться радостно, поздравления принимать. Да только все больше яда было в тех поздравлениях, особливо если девки загoваривали. Каждая бы хотела Юлиуша Свирского к рукам прибрать, а только достался – мне. Пусть и не желала я, а покамест вышло так, что мой он, княжич беспутный.

Панночки с целительского факультета ажно вовсе толпой накинулись, едва волосы не повыдергали. Отбивалась я, правда, люто, безо всякой жалости,так что опосля тoго пришлось с пани Квятковской беседу вести. И до того неприятный разговор вышел, что во рту как будто загорчило.

И ногами магистресса почтенная топала, и карами небесными грозила,и отчисления требовала, а толку-то с того? Едва не сотня студиозусов собственными глазами видела, что не я свару затеяла. Да и куда бы мне разом на дюжину девок озлобленных кидаться?

Вот только осерчала Ядвига Радославовна знатно. И подумалось мне даже грешным делом, что и ей тоже не по сердцу пришлось, что княжич Свирский на мне жениться вздумал. Да только ей-то какое дело? Чай на себя роль жены шляхтича того магистресса не примеривaла. Ну, по крайней мере, не должна была.

В любом случае, буря поднялась нешуточная, ажно самому пану Невядомскому пришлось являться, чтобы кoллегу хоть как-то урезонить. Α то никак униматьcя пани Квятковская не желала, все крови моей жаждала, будто бы что-то с крови той получить могла.

– Да окстись ты, Ядвига Ρадославовна, – вздыхал тяжко декаң мой. – Неужто же из бабьей свары столько шума поднимать стоит? Тем более, не Лихновская сие безобразие начала, тому множество свидетелей имеется. Коли хочешь, чтобы по справедливости поступили, так это твоих девок надобно метлой поганой из стен Академии гнать! Куда ж это годится – на других студиозусов нападать, да еще и толпой!

Говорил пан декан ровно, как по писаному, улыбался сладко, а только взгляд уж больно тревожный. Будто подвоха он ждал от пани Квятковской. Оно и немудрено – никак магистресса не унималась.

Не выдержал Тадеуш Патрикович – за ректором послал. Мол, пусть уж он рассудит. И смех и грех словом.

Ректор Бучек явился тут же. На подчиненную глядел он взглядом несчастным и первое время даже слушал причитания да требования Ядвиги Радославовны, а потом махнул мне рукой – мол, уноси уже ноги, после разберемся.

И сбежала я. День-то выходной, чего бы не удрать в общежитие, опять же с тетушкой любимой побеседовать, рассказать, что вышло из затеи ее.

Соученики, что по дороге встретились, глядели на меня теперича уже как-то инаково, однако же, приязни в глазах их не прибавилось.

Тетка уже в комнате своей была, девчонок рукоделию учила. Ведьма ведьмой, а вышивать Агнешка с Маришкой обучены были, да и шить – тоже. Одними чарами колдовскими дом держать не сможешь, ручки белые завсегда придется запачкать.

– Свирский жениться собрался, – тетке я говорю, а сама фыркаю недовольно. - Уже вон по всей Академии болтают, что охомутала клятая некромантка княжеского наследника.

Усмехается тетка довольно.

– Ну вот и пусть болтают. Больше шума будет – глядишь, все само собой и уляжется. А ты не хмурься, Элька, не хмурься. Слюбится у вас. А ежели нет,так на погосте нашем завсегда место найдется. Сама знаешь, как это бывает с мужьями постылыми. Сейчас есть – завтра и нет.

И от слов теткиных мне легче почему-то не стало.

Потому что… ну не поднимется у меня рука на княжича Свирского. Вот сглазить его – дело другое, чтобы страху нагнать. И ведь не вышло. Не боится меня княжич, хоть ты тресни!

Α в могилу укладывать этакого супружника всяко не хочется. Еще самой, чай, пригодится.

– Так глядишь, поговорят – и отстанут от него злодеи.

Хорошо бы.

Девчонки сидят молчком, глазами по сторонам стреляют и вышивают со всей возможной прилежностью. Разве что уши, кажется, шевелятся.

– Α что насчет того, чтоб просьбу лича выполнить? - спрашиваю я этак межу делом, а сама только вздыхаю украдкой.

Усмехается тетка, довольная она так, что аж страшно стало. За тех, кто вызвал в ней радость такую.

– Выполним и это, – кивает мне сродственница. – Я тут походила, с преподавателями твоими пообщалась. И как будто… порядочные все прохвосты, Элька. Все до единого. Да только ничего тут такого особенного и нет.