Очерки времён и событий из истории российских евреев [том 4] (Уничтожение еврейского населения, 1941 – 1945) - Феликс Кандель

Их низводили на уровень примитивного существования, но узники гетто Вильнюса не поддавались. Издалека может показаться, что это были бессмысленные поступки обреченных на неминуемую гибель, однако люди желали оставаться людьми до последней своей минуты. Нелегально собирались "миньяны" для молитв. Работали Союзы писателей, художников и артистов, организовывали в гетто творческие встречи, доклады, выставки, музыкальные вечера и утренние концерты для детей. Союз учителей и Союз инженеров проводили заседания по обсуждению профессиональных проблем, врачи гетто устраивали научные конференции с показом больных; в молитвенном доме прочитали доклад на тему "Вино, вода и слезы".

Присуждали премии на литературных и музыкальных конкурсах. Выступал симфонический оркестр под управлением Вольфа Дурмашкина; музыканты пронесли в гетто свои инструменты, а когда обнаружили в опустевшей еврейской квартире пианино, они разобрали его и по частям перенесли на огороженную территорию. "Оркестр готовит вместе с хором Девятую симфонию Бетховена. Текст четвертой части симфонии – ода Шиллера "К радости"… Там говорится, что все люди – братья… Только жаль, что гитлеровцы этого не знают…"

Работала библиотека с читальным залом на несколько тысяч абонентов, большим спросом пользовался роман Л. Толстого "Война и мир". Запрятанные радиоприемники приносили сведения из недоступного им мира. В гетто создали эстрадный оркестр (дирижер М. Векслер), джаз-оркестр и оркестр на мандолинах; перед зрителями выступали два хора, один из которых исполнял песни на иврите, а другой на идиш – его солисткой была певица Люба Левицкая (ее расстреляли из-за мешочка гороха, который она пыталась пронести в гетто).

Создали театр – перед первым его спектаклем состоялась демонстрация протеста, узники гетто в черном несли плакат: "На кладбище не поют!" Но театр работал, дал за год 119 спектаклей для 35 000 зрителей; в первую годовщину его существования глава юденрата сказал: "Наши тела находятся в гетто, но наш дух не порабощен… Перед первым представлением говорили, что спектакли нельзя играть на кладбище. Да, это правда, но вся жизнь сейчас – это кладбище. Нам нельзя опускать руки. Мы должны быть сильны телом и духом…" Театр подготовил три спектакля и семь эстрадных обозрений – монологи, скетчи, песни и танцы; спектакль по пьесе А. Индика "Человек под мостом" прошел с успехом 46 раз. "К кассе театра ежедневно выстраивались длинные очереди, спектакли шли с аншлагом. Актеры на сцене с воодушевлением распевали: "Знать ничего нельзя. Если захочет Господь, выстрелит и метла!.." И всё гетто повторяло: "Знать ничего нельзя…"

В гетто Вильнюса открыли спортклуб, подготовили гимнастический зал и спортивную площадку, где молодежь устраивала соревнования. "Трудно было глазам поверить, хотелось крикнуть: "Что это – сон или явь?" От невозможности происходящего хотелось радоваться и плакать. И может быть, правы те, кто живет так, словно нет вокруг этого кошмара, кто не хочет видеть окружающей нас стены, словно забыл, что мы находимся на ладони железной руки, которая может захлопнуться в любой момент и раздавить всех, как мух…"

Тише, тише, сын мой, тише –

Удержи свой плач.

Всё равно слезы сиротской

Не поймет палач.

Берега имеет море,

Только наша скорбь

Безгранична и безбрежна –

Нет ей берегов.

Во многих гетто на оккупированных территориях запрещали проводить учебные занятия, даже с отдельными учениками – за это грозили жестокими карами, а потому школы вели нелегальное, а кое-где полулегальное существование под угрозой ликвидации. Подпольные классы существовали в гетто Риги, Каунаса, Львова, Шяуляя, Несвижа; дети учились голодные, в неотапливаемых помещениях, без необходимых учебников, часто без тетрадей – даже мел для классных досок доставали с трудом и проносили через ограждение, рискуя быть задержанными при проверке.

Гетто Каунаса: " Очистили сарай, сколоченный из досок… Ящики заменяли парты и стулья. Учились там дети от семи до двенадцати лет (с двенадцатилетнего возраста немцы заставляли работать)… Дети знали, что школа тайная, вели себя тихо и дисциплинированно…" Гетто Шяуляя: "Несмотря на тяжелые условия жизни, детишки с радостью бегут в школу, учатся охотно и со вниманием. Тридцать пять – сорок детей сидят, а то и стоят, тесно прижавшись друг к другу. В классе никакого шума…"

В гетто Каунаса издавали журнал на иврите "Ницоц" ("Искра"). Во Львове два журналиста вели хронику жизни гетто и прятали записи в подвалах здания юденрата. В Яновском лагере, несмотря на чудовищные условия жизни, тайно, по ночам, проводили литературные вечера, читали стихи и прозу, сочиненные узниками. Сохранился архив гетто Белостока: копии немецких документов‚ записи раввинов окрестных местечек о судьбах их жителей‚ песни гетто. Неизвестный собиратель спрятал их и написал: "Для будущих поколений"...

3

Ружка Корчак, гетто Вильнюса (из книги "Пламя под пеплом"):

"За воротами слева – узкий вход с крыльцом. На первом этаже дверь в нашу комнату. Сюда собирается молодежь на тайные сходки, сюда принесли первое добытое оружие, которое до поры спрятано под половицами.

Во флигеле, где некогда помещалась молельня еврейских маляров, теперь детский сад… По комнатам перекатывается смех и песни десятков детишек, старшим из которых по шесть лет… Рядом – дешевая столовая, которая обслуживает учителей и учеников. Ежедневно распределяют здесь сотни обеденных порций… По вечерам в этой столовой устраивают репетиции хора под управлением Авраама Шлепа…

В соседнем доме работает народное училище N 2. Там преподают Шефтель, Кабачник, Мира Беренштейн и другие. Молодежь наполняет двор оглушительным шумом. В хорошую погоду здесь проводятся и уроки гимнастики. Вечером в зале школы собираются участники драматической студии, которая готовит на иврите пьесу " Вечный жид". Звуки иврита и ивритских песен вливаются в общий сумбур звуков… Чуткий слух различит в этой вечерней симфонии мучительные вздохи и тихий шепот: "Где достать на завтра кусок хлеба?.."

Малыши ходят в детский сад. Для сирот, чьи родители убиты, открылся приют. Для тех, кто закончил школу, организованы курсы высшего образования и ремесленные – столярные, слесарные, малярные... Работают курсы иностранных языков и высшей математики. Есть техникум. Организованы иешива и хедер…

Уцелевшие в гетто артисты и литераторы создают свой литературно-театральный клуб. Его возглавляют Калманович, поэт Суцкевер и журналист Герман Крук. По вечерам, после каторжной ежедневной работы на немцев, эти люди готовят литературные вечера, концерты… Регулярно читаются лекции по еврейской истории. Работают шахматные кружки… Художники и скульпторы устраивают выставки своих произведений. Множество работ посвящено жизни гетто. Наряду с работами Рахель Суцкевер, Якова Шера, Умы Олькиницкой поражают талантом многочисленные картины восьмилетнего Самека Бека…

В двух просторных комнатах на улице Ятковой помещается молодежный клуб. Вечерами сюда собираются юноши и девушки шестнадцати–восемнадцати лет. Школу уже они переросли, целый день изнемогают на каторжных работах вне гетто, и по вечерам клуб дает им единственную возможность отдохнуть, развлечься, приобрести какие-то знания. Их лица не по возрасту серьезны. Среди них нет ни одного, у кого не убит кто-нибудь из близких. На многих легли заботы по содержанию младших братьев и сестер… Они серьезны и задумчивы…

Песню, посвященную этому молодежному клубу, сочинил на идиш Шмерке Качергинский. Песня полюбилась всем, ее поют в гетто и стар, и млад:

Запомним наших врагов,

Друзей своих не забудем.

Соединим нынешний день

С нашим вчера…"

4

И далее, из книги Ружки Корчак "Пламя под пеплом":

"Окна нашей квартиры выходят на Николаевский переулок, граничащий с гетто… По правилам, следовало забить эти окна досками, но мы лишь закрасили стекла. Вечерами, украдкой, чтобы кто-нибудь не заметил, приоткрываем окрашенную створку, и тогда на какое-то мгновение кажется, будто мы уже не в гетто. В сумрак нашей комнаты входит успокоительное вечернее затишье… а если рискнуть и выглянуть из окна, то видна раскидистая верхушка дуба, которая свободно шевелится на ветру… Сейчас на нем уже набухают почки. Весна. Она близится, и, кажется, дышится легче и хочется верить, что весна принесет немного света и тишины, что самое страшное уже позади…

И вот – в атмосфере метаний от отчаяния к надежде, от смертного страха к тоске по чуду – подошли дни праздника Песах. По древним переулкам гетто пронеслось свежее дуновение. Женщины наводят порядок в своих квартирах, вытаскивая пожитки во двор, на чердак, в любое свободное местечко. Дворы, где и раньше было не протолкнуться, теперь совсем забиты. Юденрат получил разрешение на выпечку мацы в гетто, и к пекарням выстраиваются длинные очереди за карточками на мацу.