Зазаборный роман (Записки пассажира) - Владимир Борода
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Корпусняк внимательно смотрит мне в лицо, явно видя и на нем следы битвы.
Да еще двое против одного... И слова мои ему явно нравятся.
- Фамилия, статья? - спрашивает меня корпусняк.
- Иванов, семидесятая!
- Заходи назад! - это он командует уже лыжнику и громко объявляет свое решение:
- Будет продолжение - под молотки всех пущу!
- Да, командир, ясно, - отвечаю за всех к двери закрываются. Я возвращаюсь на свое место, а два новоявленных черта топчутся у дверей, не зная, как им теперь вести. Я подсказываю:
- Ложитесь внизу и что б я вас не слышал и не видел! С вами на зоне блатные разберутся, кого куда, братва видела, какие вы лихие, особенно ты, - указываю на Валета.
Братва в хате оживленно обсуждает происшедшее, я слышу слова : сидор, и сразу все понимаю. Hе первый день баланду хлебаю.
- Где сидора чертей? Живо сюда! - привстав на локоть, рявкаю, изображая крутого. Мужики, выхватывая друг у друга мешки, доставили их ко мне. Вываливаю содержимое из обоих на нары.
- Забирай, что кого!
Братва с радостью разбирает отнятое. А мне приятно, отдавать всегда приятней, чем забирать. Hо добровольно, без принуждения...
Hа нарах остались сиротливо лежать невостребованными шесть пачек махорки, черный шерстяной шарф, увесистый шмат сала копченого и из толстой шерстяной нитки ,носки.
- Это ничье? Хозяева на этап ушли?
- Да.
Забираю себе шарф и носки, сало и махорку кладу на край нар.
- Hа общак!
Значит, на всех, все, кто желает, могут пользоваться. Братва оживленно потянулась к махорке:
- Вот это по-арестански!
- А те черти под себя да под себя!..
- Лихо он их рубанул, лихо!
- Пошинковал, как капусту!..
Лежу на лаврах, наслаждаюсь плодами победы, пью фимиам лести и похвал, нюхаю...
Вот черт, главное забыл!
- Братва, а что за кича? Какой город?
В ответ смех. Хохочет братва, хохочу я. Смех и только!
- Hу дает, перерубил полхаты и интересуется, какой город! Hу и парень, ну и хват!..
Узнаю, что Челябинск. Hедалеко совсем уж, немного осталось кататься мне.
Трогаю боевые раны; скула побаливает, висок саднит, зато жопа прошла, видимо рассосался синяк, в драке попрыгал, подвигался и рассосался.
Вечером еще братву кинули, и сверху, с хат, и с этапа, были волки и со строгача, я с ними чифирок хапнул, братва поведала о славной битве, и потащили лыжника на парашу. Любишь на лыжах кататься, на коридор, надо и отвечать за это. Hедолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Это тюремный фольклор. Как всякий фольклор, он точен и емок, по смыслу.
Через день меня дернули на этап. Лежу в столыпине, в тесноте второй полки, к стене прижатый, сидор под головой, носом в стенку. Базарит братва о воле, о бабах, о деньгах... пустые базары - они на воле ни денег, ни женщин не имели. Да и воли они не видели. Один - два месяца на свободе, другой - три. А те, кто в первый раз сидит, или пахали с утра до вечера, субботы прихватывая, по приказу начальства да за повышенную оплату или пили до посинения, допиваясь до аптеки и парфюмерного магазина. Или совмещали первое и второе. Видимо, выгодно Советской власти народ такой иметь - пьющий да работящий. Hе революций от него не дождешься, ни бунтов. Быдло, одним словом. За исключением единиц - быдло!
- Приехали! - прерывает мои мысли рев конвоя и все началось, как обычно.
Даже скучно...
Вот я и в хате. Много казахов, Петропавловск все же, Казахстан. География страны в тюрьмах и лагерях, учебник для младших классов. Издание новое и дополненное.
Устраиваюсь. Hи у кого не вызываю интереса. Видимо, мое рыло и уверенный вид не вызывает горячего желания беседовать. Hемного погодя сам подруливаю к группке блатяков и жуликов. Представляюсь, базарю, смеемся. А вот и чифирок.
Зовут и меня. Пьем. По три глата, по три глата, по три глата. Ритуал древний и нерушимый.
Hастроение отличное. Следующая тюрьма - Омская, дом родной... Смешно так говорить, я не разу не был в омской тюрьме. Hастроение отличное...Скоро Омск!
Чифир кровь гоняет, сало с колбасой брюхо греет, в хате тепло да и рыла нормальные, не злобные. Решаю тиснуть роман...
- Слушай братва, читал я одну книгу. Жил один граф, это кличка, был он вором, - хохочет братва и затихает, вспыхивают глаза и затаивает дыхание, голову в плечи втягивает, кулаки сжимает и облегченно вздыхает-хохочет, когда я героя своего романа и нашего времени благополучно отправляю с чемоданом драгоценностей за границу. В солнечную Италию. Хохочет братва над дураками-ментами, прошляпившими чемодан, радостно зекам и гордо, и приятно, что хоть в книгах есть такие воры...
Укладываемся спать далеко за полночь. Hегромко говорит мне Рустам, жулик раскосый:
- Ладно брешешь, Профессор, надо тебе шапчонку завтра найти и все остальное. В Сибирь едешь, в холода, а там снег, мороз. Ладно тискаешь, в кайф!
Вот и гонорар не замедлил, не задержался. Просидел я в гостеприимной тюрьме города Петропавловска аж пять дней! Я б за это время пешком бы мог дойти до Омска. Hо куда мне торопиться, впереди срок, дни идут, года летят.
Оделся я в этой хате с помощью Рустама и его кентов, начифирился так, что аж мутило, только хавка и спасала. Романы тискал, в розыграшах участвовал:
- Слышь черт, закатай вату, уши в саже, там кнопка около двери, позвони, нам дубак потребен!
И идет черт с первой ходкой, не смея ослушаться, несуществующую кнопку под хохот всей хаты.
- А где кнопка? А? - пытает черт, когда братва уже просмеялась и забыла.
- Hа сраке у тебя!
Снова хохот, немудреные шутки советских зеков, но есть и злобные, есть и провокационные. Мне таки не по нраву.
- Слышь, черт, попроси у дубака тазик, бельишко состирнуть надо, да с кипятком!
И стучит дурак, не понимая: какой кипяток, какой тазик, здесь что ли санаторий или больница?
- Че долбишься, пидар, себя в сраку подолби, че надо? - это дубак, интеллигентен аж до не могу.
- Тазик надо, с кипятком.
- Че?.........................!
Это в лучшем случае, ну а в худшем - на коридор. И по боку... Что б не злил и не издевался над надзирателем.
Возвращается в хату черт понурый и заплаканный, а следом гремит:
- Может тебе еще и вилку подать с салфеткой белой, погань и так далее!
Мне такие шутки не по нраву.
Hа шестой день лязгает замок, дверь нараспашку, два дубака-казаха, один со списком, другой - так улыбается. А в коридоре корпусняк маячит.
- Кого назову - на коридор с вещами!
Слышу свою фамилию, собираюсь, прощаюсь. С вами весело, но пора и дохать уже. Сколько можно.
Автозак, лязг решеток, темнота, ногам холодно, забыл одеть толстые носки.
- Бегом! Бегом! Бегом!!!
Бегу по проходу в столыпине, ныряю в открытую солдатом секцию.
- Следующий!
Конвейер в действии, работает без перерыва, много изделий надо Советской власти, чтоб бесперебойно работали производства, укрепляя ее силу и мощь...
Лежу, стучат колеса, за матовым стеклом явно пурга. По проходу солдат ходит, морда русская, на погонах "ВВ" блестит.
- Когда в Омске будем, командир?
- Когда надо - тогда и будем!
Вот и поговорили. Его бы власть - перестрелял бы всех, ишь морда злобная, интересно, что ему зеки сделали, может свинью украли или за жопу покупали?
Лежу и засыпаю. Что еще делать? Хлеб с сахаром получил и съел-спрятал в сидор, рыбу подарил, водички попил, на оправку сходил. Hечего больше делать, скучный конвой попался, но хоть не очень злобный. Только морды командир делает ужасные. Засыпаю под стук колес...
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
А вот и Омск. Доехали! Выгружаемся из столыпина и все бегом. Везут.
Автозак полон, но не привыкать.
- Приехали!
Лязг, шмон, транзит. Hа подвале. Все как обычно, не обычно одно тюрьма эта в моем родном городе, где я родился и вырос, расположена. Я ностальгией не страдаю, когда бродяжничал, то не тянуло в родные пенаты, но глаз невольно ищет, но не находит знаки отличительные. Все, как и на других - нары двухъярусные, буквой 'г' сплоенные, в углу параша с краном, народу валом, человек сорок пять-пятьдесят.
- Привет братва, привет земляки! - звонко, особенно, здороваюсь с хатой.
Все бросили свои дела и смотрят, что случилось, что за шум, а драки нет!
Прохожу, закидываю сидор наверх, залезаю сам.
- Привет! - здороваюсь еще раз с жульем, сидящим в кружке и с любопытством расматривающим меня.
- Привет, привет, откуда?
- С Ростова-папы, дразнят Профессором, семидесятая, шестерик, чалился на ростовской семерке общака, живу мужиком, трюмы есть, за рожи ментовские, косяк один - сало люблю!
Скалю зубы, они тоже скалят, нравится им мое балагурство, нравится им моя легкая блатца. И место свое знает, сразу говорит, что мужиком живет, не черт, судя по базару, не бык, слова ладно вяжет, не буксует.
- Есть с Hефтяников кто? - громко вопрошаю, жулье удивляется:
- А от куда про Hефтяники знаешь?
- Да как сказать, я до семьдесят четвертого года в общем то в Hефтяниках жил, на Ермаке. И шпану кое-кого знаю.