Фабрика героев - Даниэль Дакар

— Красавица.

— Это еще что, — сказал Корсаков, убирая кристалл обратно в футляр. — Если хотите, я вам перешлю копию того курса, который она для «Александра» рассчитала. Навигаторы преклоняются, штурмана благоговеют, Дубинин грозится лучшей водкой поделиться…

— А что ж не привели, Никита Борисович? Хоть бы познакомили. Или боитесь, что старик Гусейнов не так уж и стар? — насмешливо прищурился командующий.

— Я бы привел, — помрачнел Корсаков, — но она сейчас в лазарете, а с доктором Тищенко спорить…

— Это верно, Станислав Сергеевич человек серьезный. А почему в лазарете? Что там такое, что сам Тищенко до сих пор не справился?

— Видите ли, бельтайнские пилоты используют в бою такую химию, что Тищенко при одном упоминании волком смотрит и рычит, спасибо, хоть не кусается. А у химии есть ограничение: при малейшем кровотечении или недавнем повреждении кожи ее использовать нельзя, даже если кошка поцарапает. Так что несколько дней в месяц бельтайнки — у них пилоты исключительно женщины — воевать не могут. А я уже говорил, боевой пилот на планете был один-единственный, в лице мисс Гамильтон. Остальные — пенсионеры-резервисты. Детей надо было спасать, других кандидатур попросту не нашлось, вот капитан и наплевала на запреты. Вы бы видели ее нательный комбинезон, выжимать можно было. Насилу откачали.

— Дела, — Гусейнов встал, прошелся по салону, остановился возле иллюминатора, побарабанил пальцами по стеклу.

— Да тут другое плохо, Теймур Ибрагимович. По их уставу за такое расстрел полагается. Если она своим медикам попадется до того момента, пока уже нельзя будет по составу крови точно определить, что там было, чего не было…

Адмирал пристально вгляделся в собеседника, понял, что тот и не думал шутить, и тихонько помянул шайтана.

— То-то я смотрю: вроде бы раньше Никита Борисович в адмиральскую каюту гостий не зазывал… Расстрел? Боевой офицер принял неравный бой с превосходящими силами противника, спас — сколько? Три тысячи? — детей, и за это ему не ордена и дворянство, или что там у них, а смертная казнь?! За нарушение пункта устава?!

— Уставы кровью писаны, ваше высокопревосходительство, вам ли не знать… — поморщился Корсаков.

— Знаю. Устав — дело хорошее, правильное дело, но в данном случае… я вас всецело поддерживаю, выручайте капитана. Икра-то у вас есть? Нету? А гостью после кровопотери чем потчевать собрались? Эх, молодо-зелено…

Когда час спустя Корсаков, нагруженный черной икрой и десятком доставленных аж с самой Земли гранатов (Гусейнов утверждал, что настоящие, правильные гранаты растут только на родине его предков) добрался до «Александра», ему доложили, что Джерайя Саммерс арестован и требует суда. Смертельно уставший Никита, пробормотав что-то вроде: «Каков наглец!», заявил вахтенному, что отправляется спать, а что делать с Саммерсом — пусть решает мисс Гамильтон. Запереть мерзавца, выставить охрану и пускай посидит, поразмыслит над своими перспективами. Оставив эскадру Гусейнова улаживать дела с захваченными кораблями и их командами, «Александр» и «Борис», уже никуда не торопясь, двинулись к Бельтайну.

Проснувшись, Корсаков первым делом наведался в рубку. До планеты оставалось около четырех часов хода. С «Глеба» сообщили, что спуск детей на поверхность начался и проходит без осложнений. «Сент-Патрик» прошел около пятнадцати процентов пути. Сопровождающие штурмовики двигаются в режиме автопилота. Каперанг Якубович испрашивает разрешения по окончании высадки детей оставить на орбите количество штурмовиков, идентичное сопровождающим «Сент-Патрик», и выдвинуться навстречу транспорту: автопилот автопилотом, но люди устали. Разрешение тут же было дано. Сообщение от премьер-лейтенанта Донахью лично для адмирала: «Медики встретили у трапа». Ответа не требуется.

Разобравшись с текущими делами, Никита поинтересовался местонахождением старшего помощника и ничуть не удивился, услышав, что Петр Иванович в лазарете, навещает капитана Гамильтон. Поражаясь самому себе, он не стал задерживаться в рубке ни секунды сверх действительно необходимого, и при первой же возможности отправился туда же. Первое, что Корсаков услышал, войдя в указанный куда-то спешащим медтехником коридор, был взрыв хохота. Он остановился, не дойдя до открытой двери, и прислушался:

— Ну сами посудите, Петр, — обращение к старпому по имени почему-то неприятно кольнуло контр-адмирала, — как должен поступить истинный джентльмен, если у пьяной в дым красотки отказывают ноги в непосредственной близости от него?!

— Разумеется, предложить свою помощь, — судя по голосу, Савельев улыбался до ушей. — Подать руку, поддержать…

— Именно! Именно это он и сделал! — похоже, капитан Гамильтон изо всех сил старалась не рассмеяться раньше времени. — А у меня на пальце перстень был. Тяжелый такой, с крупным, грубо ограненным камнем. Конечно, я оцарапала беднягу! И Келли, умница, тут как тут — тебе, мол, надо проветриться, Аманда, не пройти ли тебе в дамскую комнату! Ну, я и пошла. А в сумочке-то анализатор, и ДНК-грамма соответствующая загружена! В общем, через десять минут в переносицу господина ван Хоффа упирался пистолет Келли, а в затылок — мой. Тем все и кончилось. Чистой прибыли за один приятно проведенный вечер — помимо задержания — четыре с половиной тысячи фунтов и шляпа.

— Какая еще шляпа?! — еле выдавил старпом, безуспешно пытающийся сдержать рвущийся наружу смех.

— У ван Хоффа отобрала. Трофей, как ни крути! — теперь уже оба собеседника хохотали, причем так заразительно, что настроение Никиты, подпорченное было приятельскими интонациями его гостьи по отношению к Савельеву, моментально исправилось.

— Я вижу, мисс Гамильтон, вам уже лучше? — сказал он, заходя в небольшой двухместный отсек.

— Благодарю вас, господин Корсаков, значительно, — ответила Мэри, сидящая на койке, скрестив ноги и опираясь спиной на две подушки.

— Капитан Гамильтон рассказывает мне о своей службе в планетарной полиции Бельтайна, — пояснил Савельев, вставая с другой койки, на краю которой он только что сидел. — Поскольку капитан собирается в самое ближайшее время выйти в отставку, я намерен предложить ей работу…

— Только в том случае, если эта самая работа не понадобится моей родной планете, господин Савельев. Надеюсь, вы понимаете, — Мэри говорила мягко, но твердо. — Тем не менее спасибо за предложение, я буду иметь его в виду. Боевым пилотам не так-то просто привыкнуть к штатскому существованию, уж поверьте второму лейтенанту полиции…

— Верю, мисс Гамильтон. А теперь разрешите откланяться, — Савельев с достоинством кивнул и вышел, послав напоследок Никите весьма выразительный взгляд. Понятно, старпома распирает информация, которой он непременно желает, поделиться с контр-адмиралом.

Корсаков присел на освободившуюся койку и внимательно осмотрел свою гостью. Бельтайнка выглядела вполне нормально, свободная поза отличалась от деревянной посадки в гравикресле как небо от земли.

— Вы действительно хорошо себя чувствуете? — задал он, наверное, банальнейший из всех вопросов, но надо же было как-то начать разговор.

— Вполне, — улыбнулась Мэри. — Более того, господин Тищенко тоже полагает, что я хорошо себя чувствую, что, согласитесь, гораздо важнее.

— Вы совершенно правы, мисс Гамильтон. Доктор Тищенко — тиран, каких поискать, и не будь он совершенно уверен в вашем благополучии… Ну, раз уж вы себя чувствуете достаточно здоровой, могу ли я надеяться, что вы присоединитесь ко мне за обедом? Скажем, через час?

— Почту за честь, господин Корсаков, — улыбка почему-то стала чуть напряженной, но Никита решил, что разберется с этим позднее.

— В таком случае, я вынужден вас покинуть. Есть некоторое количество дел, которые мне следует уладить до обеда, чтобы я уже мог не отвлекаться от вкусной еды и приятного общества, — с этими словами он поднялся на ноги, поклонился, и отправился на поиски Савельева, попутно отдавая через коммуникатор распоряжения накрыть обед на двоих в адмиральском салоне через час.

Мэри, задумчиво прищурившись, смотрела на опустевший дверной проем. Что-то… не то чтобы неладное, нет, но предельно странное творилось в ее голове. Мысли, роившиеся там, как потревоженные пчелы, вообще не должны были возникать у действующего бельтайнского пилота.

И эта разогретость мышц без всякой физической нагрузки… и явственно ощущаемое перераспределение крови в организме… Тищенко врач, причем из тех, кто никакие приказы как-то воздействовать на пациента (даже если предположить наличие этих самых приказов) выполнять не будет, так что мысль о том, что после его вмешательства в ее теле что-то прибавилось, смело можно отбросить. Значит, что-то убавилось. Что?

Разумеется, Савельев обнаружился у выхода из лазарета и, разумеется, он разве что ногти не грыз от нетерпения.