Руны судьбы - Дмитрий Скирюк

Аппетит пропал. Она всё же собрала на стол, но есть не стала, только выпила немного простокваши и съела хлеба с мёдом.

Затянувшийся сон не отпускал, мысли ворочались тяжело и вяло. Накатывала дурнота. Поразмыслив, Ялка решила прогуляться, подышать свежим воздухом и заодно проветрить дом, обулась, облачилась в безрукавку и направилась к двери. В последний момент вспомнила про коробку с чёрным воском, вернулась и намазала им башмаки.

День разгорелся. Было ярко и по-зимнему морозно. Лёгкий холодок прихватывал дыхание. Маленькая долина преобразилась. Снег и иней скрыли грязь и старые развалины, одели в кружево деревья, облили сахарной глазурью каменную чашу горного источника. Струйка воды сделалась совсем тоненькой и звонким эхом отдавалась в тишине. Не было ни ветерка. День обещал быть расчудесный.

Ялка постояла на пороге, глубоко вдохнула утренний колючий холодок и двинулась вперёд, твёрдо вознамерившись исследовать окрестности.

— Привет, — сказал вдруг кто-то. Ялка ойкнула и села в сугроб.

— Я говорю: «привет», — настойчиво повторил всё тот же голос. — Ты что, меня не слышишь?

— Здравствуй... те, — растерянно пролепетала та, оглядываясь по сторонам. — А вы... где?

— Посмотри наверх.

Ялка, как глупая девочка, послушно задрала голову, и тотчас же ей на макушку обрушилась пригоршня снега, залепила нос, глаза, засыпалась за ворот. Послышалось хихиканье. Ялка ахнула и съёжилась, зафыркала, отплёвываясь и вытираясь. Наконец она проморгалась и попыталась всё же рассмотреть неведомого шутника.

Как выяснилось, «привет» сказал ей маленький и толстый человечек, который сидел на самом краю крыши, курил трубку и болтал коротенькими ножками, обутыми в громадные несоразмерные ботинки. Он был румяный, безбородый, несуразно толстый, закутанный в клетчатый плед, из-под которого торчали только краешки синих штанин и рукава суконной серой куртки. Макушку человечка прикрывала шляпа, круглая, высоченная, как каминная труба, да вдобавок, ещё и с пером. Человечек с любопытством разглядывал девушку, пускал колечки дыма из своей трубки и вообще выглядел весьма довольным удавшейся шуткой. Как он при таком росте сумел забраться на крышу, и что он там забыл, оставалось загадкой.

— Ты чего кидаешься? — гневно спросила Ялка. — Совсем дурак? Смотри, я из-за тебя вся мокрая!

— Уж и снежком кинуть нельзя, — обиженно надулся тот, но через мгновение расплылся в хитренькой улыбке, показывая мелкие, но многочисленные зубы. Пустил ноздрями дым. — Ты что, обиделась? — спросил он. — Не обращай внимания. Это я так, шалю. Балуюсь.

— Ты кто?

— Дед Пихто! — человечек выколотил трубку о каблук, спрятал её в карман, оттолкнулся и спрыгнул вниз.

— Паберегись!

Он рухнул в сугроб, тотчас же запутался в глубинах своего великанского пледа и долго там барахтался в тщетных попытках выбраться. Вдобавок целый пласт рыхлого снега съехал с крыши вслед за человечком и почти совсем его завалил. Шляпа с него слетела. Ялка смотрела на него и чувствовала, как раздражение её куда-то улетучивается, и хоть она пыталась гневно хмуриться, всё равно не смогла сдержать улыбки.

Наконец человечек выбрался, отряхнулся и откопал свою шляпу, представ пред девушкой во всей своей красе и в полный рост. Нос человечка был кругл и красен, волосы торчали во все стороны, маленькие глазки постоянно бегали. Свои пухленькие ручки он сложил на груди кренделем и, несмотря на малый рост, держался перед девушкой с каким-то вызывающим достоинством.,Сколько ему было лет, определить было решительно невозможно. Ялка оглядела его с ног до головы, хмыкнула и покачала головой: более несуразного типа она в жизни не видела.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— А тебя?

— Я первая спросила.

— Я — Карел, — представился он, снял шляпу и раскланялся с комичной церемонностью.

— А живёшь ты где?

— В кукушкином гнезде! — ответил тот и вдруг прочёл четверостишие:

Зовусь я Карел-весельчак,Мой дом в кукушкином гнездеМеня нельзя найти никак,А встретите — везде.

Он смолк, прищурился и испытующе уставился на девушку:

— Ведь это ты — Кукушка? Так?

Ялка тряхнула волосами, поджала губы и обиженно вскинула мордашку.

— Меня зовут Ялка, — объявила она. Человечек на мгновение задумался.

— Лис зовёт тебя Кукушкой, значит, ты — Кукушка, — заявил он.

— Послушай, ты, Карел с крыши, — сердито сказала она, — если кто-то так меня зовёт, это ещё не значит, что всякий...

— Лис не ошибается, — не допускающим возражений тоном перебил её человечек и обошёл Ялку кругом, бесцеремонно разглядывая со всех сторон. — А ты ничего, — одобрил он, и прежде чем она успела возмутиться, без перехода предложил ей: — Прогуляемся? Давай дружить. Я тебе лес покажу. Хочешь?

Всё это снова начало Ялку раздражать. Она конечно и сама хотела осмотреть окрестности, но в одиночку. Мало ли, что на уме у этого Карела. Сам-то он, конечно, невелик и на вид не опасен, но... А ну, как заведёт в чащобу, а там его дружки? С другой стороны он знал про травника и даже знал, как тот её зовёт. И потом, Лис же сам ей говорил, что бояться здесь нечего... Как бы то ни было, но Ялка твёрдо вознамерилась сказать «Нет» и уже раскрыла рот, и вдруг неожиданно для себя ответила:

— Хочу.

И покраснела.

Переулок Луны в старом Лиссе был местом тёмным и унылым. Упомянутое выше светило почти не заглядывало сюда ни ночью, ни тем паче — днём. Своему странному названию этот кривой и узкий закуток на юго-западной окраине города всецело был обязан длинному изогнутому дому очень странной планировки — при взгляде сверху, с птичьего полёта или же со шпиля ратуши, он здорово напоминал ущербный полумесяц.

Когда-то много лет тому назад один безумный архитектор смог уговорить тогдашний магистрат построить здесь торговый центр, отдав этаж внизу на откуп лавочниками и трактирщикам.

Уже тогда идея выглядела чистой воды авантюрой — строить на подъезде к городу торговые ряды, когда на рынке можно всё купить дешевле, не имело смысла; а позже, когда район захирел после воины, о ней и вовсе позабыли. Дом тем не менее достроили. Кирпичный, мрачный, с выбитыми окнами и с длинной галереей, пребывавшей в полумраке даже в солнечные дни, он стоял здесь Бог знает, сколько лет, совершенно никому не нужный, кроме квартирантов наверху да пары-тройки лавочников в галерее. А ещё на нижнем этаже была гостиница. Небогатая и пользующаяся определённой репутацией. Лавочники были упрямые и тоже небогатые, и эти качества заставляли их изо всех сил держаться за место, завоёванное под солнцем.