В августе 79-го, или Back in the USSR - Азат Ахмаров

– Нет, Жора, время еще не пришло, да и по тюрьмам я сидеть не собираюсь. Вот лет через двадцать, может быть, у тебя получится. А сейчас мне проще другим путем подняться.

Меня никогда не привлекала карьера в преступной среде, и с приблатненными ребятами я старался общаться только по необходимости. А в этом времени, где почти все крупные группировки находятся под колпаком КГБ, это было бы, по крайней мере, глупо.

Отправив анапских ребят домой, мы с Сашей завезли в тир оружие и вернулись в «Звезду», чтобы отметить удачное завершение дела. С долей иронии выпили за появление нового мафиози по кличке Башкир. Я подсчитал все расходы, связанные с мероприятием: как я и рассчитывал, получилось около двух тысяч рублей. Но результатом явилось то, что больше никогда на дискоклуб никто не наезжал – видимо, слухи по Москве расходились быстро.

Через месяц мне пришел первый перевод от ВААПа. Полученная сумма меня огорошила: только за один месяц всего одна песня «Паромщик» принесла мне две тысячи пятьсот рублей. Ее еще в сентябре Пугачева исполнила по ЦТ. Позже переводы шли регулярно, и к декабрю я уже вернул долг Алле Борисовне и даже купил себе новенькую «Волгу». Прятаться не было смысла – я уже был официальным композитором с официальными большими доходами.

Дела шли отлично: дискоклуб работал уже каждый день, кроме понедельника, известные исполнители стояли в очереди за песнями, и студия была полна заказами. Из-за границы постоянно шли приглашения для группы на участие в различных конкурсах и фестивалях, но за рубеж меня пока не пускали – видимо, по-прежнему боялись, что я там останусь. Песни с первого диска не спускались с верхних строчек европейских и американских хит-парадов. Фирма «Полидор» выпустила уже третий тираж моего альбома – на этот раз немцы напечатали полтора миллиона пластинок, и еще одна солидная сумма – более миллионов марок – прибавилась на моем заграничном счете, сделав меня реальным, но тайным долларовым миллионером.

Это странно, но жизнь в СССР мне стала нравиться. И это не удивительно, ведь главные «прелести» советского строя – всеобщий дефицит и лизоблюдство – меня почти не касались. Почти любую импортную вещь или продукт я мог купить в «Березке» или заказать по каталогу в спецотделе ГУМа. Сильное прикрытие сверху позволяло мне особо не пыжиться, прославляя советский строй и его «достижения». Несколько раз мне снова предлагали вступить в партию, но я твердо отказывался под предлогом, что не чувствую себя достойным, и от меня отстали. Мне не надо было сидеть на многочисленных собраниях и торжественных заседаниях. «Написав» несколько патриотических песен, я выполнил свой долг перед советской родиной и относился ко всем социалистическим загибам с тайной иронией.

«Москву» часто приглашали выступать на различных торжествах и юбилеях. Я принимал только самые выгодные предложения и давал согласие выступать только на самых престижных мероприятиях. Популярность у группы была такой, что солисты уже не могли спокойно выйти на улицу. Мне помогало только то, что меня почти никто не видел «в натуральном виде» – без усов, парика и темных очков.

С Женей мы почти не встречались: при моих деньгах и славе можно было спокойно хоть каждый вечер знакомиться в дискоклубе с разными девушками. Иногда приезжала Катя, но я не хотел портить ей жизнь и постепенно от нее отдалялся.

Меня часто приглашали в разные комиссии, на различные мероприятия, но я постоянно отказывался под различными предлогами – мне это все было неинтересно и не нужно, да и времени было мало.

Глава 14

Хорошая вещь одиночество…

Если есть кому сказать, что одиночество – хорошая вещь.

В общем, все было прекрасно, пока 20 декабря я, просматривая почту, не обнаружил обычное письмо с московским штемпелем и необычным обратным адресом: Москва, ул. Потешная, дом 3, психбольница номер 4, палата 12, Бабарыкин. Мне приходило много почты, но из психушки я еще писем не получал.

Я вскрыл конверт и обалдел: на листке из школьной тетрадки было написано неровным почерком всего пять слов: «Горбачев, перестройка, Ельцин, Путин. Помогите!»

От удивления я сел на стул и пару минут не двигался.

Выходит, этот самый Бабарыкин «прибыл», как и я, из путинского времени, но не смог сориентироваться или приспособиться. Вследствие чего попал в психушку. Помогать или нет, я не раздумывал – мне сильно не хватало родственной души, то есть человека из своего времени. Я вскочил в машину и быстро поехал в больницу. И совершенно зря, потому что к пациентам пускали только родственников и врачей. Пришлось ехать домой переодеваться: без парика, очков и усов меня в больнице не узнали.

К известному композитору отношение сразу же изменилось – меня тут же проводили к главному врачу. Он рассказал мне необычную историю, которая, тем не менее, полностью совпала с моими предположениями. На пляже Рублевского водохранилища к милиционеру обратился пострадавший: во время отдыха на пляже он прикорнул на песочке и уснул. Когда проснулся, не обнаружил ни одежды, ни документов, ни денег, ни машины – все украли. Сначала он назвал милиционеру несуществующий адрес, нес какую-то чушь про работу в каком-то несуществующем институте радиотехники и электроники. Потом замкнулся и замолчал.

В милиции проверили его данные: такой человек в Москве вообще не проживал, и в списках пропавших и разыскиваемых он также не числился. Пробовали его раскрутить по линии КГБ, но потом бросили, так как на вопросы он отвечал странно, даже после применения спецсредств. Очень похоже на случай частичной амнезии. На всякий случай оставили его в больнице; вел он себя тихо, только постоянно читал – особенно газеты и журналы.

– Вы его знаете, Артур Керимович?

– Он очень похож на моего старого друга… Мне можно с ним поговорить?

– Да, конечно, вдруг ваша встреча поможет ему избавиться от амнезии.

Главврач попросил привести больного Бабарыкина к себе в кабинет, а сам тактично вышел. Через пару минут в кабинет вошел симпатичный пухленький парень лет тридцати. Увидев меня, он протянул ко мне руки и с волнением заговорил:

– Это вы! Слава богу! Я уже начал сходить с ума! Вы действительно Артур Керимович Башкирцев?

– Не совсем Керимович.

– Я так и подумал. вы из нашего времени, но вам удалось ассимилироваться, достать документы и даже стать знаменитым!

– Да… А как получилось у вас? Как вас зовут, кстати?

– Сергей, Сергей Евгеньевич Бабарыкин, кандидат технических наук, работал в Московском институте радиотехники, электроники и автоматики. – Он рассказывал торопливо, видно было, что сильно переживал. – Тринадцатого августа две тысячи восьмого года поехал на своей «десятке» на пруды, искупаться, вещи в машине запер. Ополоснулся, решил на песочке полежать – и заснул. Просыпаюсь – ни машины, ни вещей! Я сначала разницу-то не понял – деревья и деревья вокруг! Сдуру сразу к милиционеру бросился, тот мимо проходил. Говорю, так и так, машину угнали, ВАЗ, «десятку». Это я потом понял, что «десятки» еще вообще не выпускают. Милиционер на меня странно так посмотрел и повез в отделение – на мотоцикле! Я еду, смотрю – что-то не то! Здания в городе не те, рекламы на улицах никакой! Что за хрень такая?! Пока доехали, сообразил, что попал в какое-то другое время. Но доказательств-то никаких! Ни вещей, ни документов – одни плавки! Стали меня допрашивать. Пробовал говорить правду хотя бы частично: адрес, там, место работы – фиг вам! Никто не верит! Дальше больше – шпиона во мне заподозрили. Ну, думаю, если я о своих технических знаниях заговорю, об электронике – точно за шпиона примут! Решил вообще молчать, изображать потерю памяти.