Гнев божий - Александр Афанасьев

Алисия была девушкой проницательной, в отличие от мужчин, она прекрасно разбиралась в женских чувствах и эмоциях – женщина всегда могла понять другую женщину. Что-то в этом во всем было не то – какая-то фальшивая нота…

По коридору застучали каблуки – в холл спешил шериф.

– Мэм, я вызову доктора Розена, – решила Алисия.

– Нет, не уходите! Не уходите, прошу вас!

Бюстгальтер! В Мексике принято его носить, это испанский обычай – в то время как в США его давно уже никто не носит, кроме тех, кому надо придать своей груди хоть какую-то форму. Блузка была порвана, а бюстгальтер был цел!

– Мэм…

– Алисия, что там? – спросил шериф.

Хлопнула входная дверь.

– Patria o muerte!

Громыхнул выстрел – почти в упор.

В последний момент депьюти Ханни шагнул вперед, заслонив шерифа своим здоровенным телом и приняв в себя две длинные автоматные очереди боевиков-революционеров. Это дало шерифу – бывшему далласскому копу – две секунды, но и эти две секунды он израсходовал как надо. Выхватив пистолет, он успел дважды выстрелить – первая пуля попала товарищу Гонсало в бронежилет, а вот вторая – в рот, причинив смертельное ранение. Захлебываясь собственной кровью, товарищ Гонсало, их водитель, упал на пол холла.

Больше шериф ничего сделать не успел – товарищ Мигель, единственный из всех, кто откинул приклад и целился от плеча, сделал два точных выстрела – и шериф рухнул на пол, сверху на него навалился Вик Ханни, уже мертвый.

– Вперед!

Мария кричала как сумасшедшая – уже мертвая Алисия упала прямо на нее, и она обнаружила, что убить человека, пусть даже продавшегося копам, пусть даже во имя революционных идеалов – не так-то просто. Верней убить-то просто, нажал на курок и все – непросто то, что будет с тобою потом.

– Родриго!

Не слушая ее, Родриго последовал за Мигелем, они прорвались в зал, где сидели полицейские, – оттуда вел коридор к кабинетам. Один из депьюти оказался столь глуп, что выскочил под автоматные очереди прямо из коридора, даже не целясь в них из пистолета, просто держа его в руках. Перед черным зевом коридора Мигель, шедший первым, притормозил, просунул ствол автомата в дверной проем, нажал на спуск и не отпускал, пока не высадил все, что было у него в магазине. Потом в коридор рванул товарищ Родриго, у которого магазин был почти полон, – и нарвался на выстрел почти в упор.

Один из депьюти уже лежал в коридоре, истекая кровью, – он неправильно выбрал позицию и за это жестоко поплатился. Второй же сделал более удачный выбор – он затаился в первом кабинете слева, держа пистолет наготове – и когда автоматчик шагнул в коридор – он сделал шаг вперед и выстрелил в него дважды, почти в упор. Автоматчик начал падать, в коридоре было темно, и насколько серьезно он ранен, понять было невозможно. Военный в этом случае обязательно добавил бы контрольный в голову, но депьюти не был военным, а контрольный выстрел в голову мог обернуться для полицейского уголовной ответственностью. Сделав шаг вперед, из-под защиты стен кабинета, депьюти раскрылся – и второй автоматчик срезал его короткой очередью почти в упор.

Прорвавшись в коридор, Мигель пустил две короткие очереди по дверям – он помнил расположение дверей в коридоре и знал, за какой из них может скрываться опасность. Прижался к стене, держа на прицеле противоположную дверь. Как он и предполагал – эти поганые революционеры храбры только на словах, а как доходит до дела – приходится все делать самому. Что ж, придется так придется.

В конце концов, он избрал самый простой путь – длинная очередь по двери, рывок вперед под ее прикрытием – и уже несколько коротких очередей. Двое депьюти – обоих он знал – пытались укрыться за перевернутым столом, один из них выстрелил в Мигеля из пистолета и промахнулся, второй из дробовика – и попал. Однако ни одна дробина бронежилет так и не пробила, хотя Мигелю показалось, что его боднул в грудь бык. А вот бронебойные китайские пули «АК-47» прошили стол, как картонную коробку.

В следующее мгновение его еще раз саданули сзади, снова в бронежилет – он обернулся и расстрелял остаток того, что было в магазине, еще по одному депьюти. Вот это было по-настоящему опасно! Если бы тот принял решение стрелять не в корпус, а в голову – Мигель был бы мертв.

Последнего из оставшихся в живых депьюти он подловил очень просто – толкнул дверь кабинета, где он прятался, захлопывая ее – и прошил захлопнутую дверь семьюдесятью пятью бронебойными патронами, стараясь, чтобы было максимальное рассеивание и чтобы пули покрыли всю площадь кабинета. Потом, сменив магазин, пошел и добил раненого.

Вот теперь все…

Товарищ Мигель вышел в коридор, бросил автомат – в нем еще оставались патроны, но он был ему уже не нужен. Достал из кармана пистолет, навернул на него глушитель.

– Мигель! – позвал его Родриго, пытающийся встать. – Помоги мне, я ранен! Мне руку раздробило!

Не оглядываясь, Мигель рванулся вперед, пробежал остаток коридора – там был поворот и задняя дверь. Перед ней он прислушался – не стоит ли там кто, если стоит, то шансов мало. Приняв решение, он закатал шапочку обратно, чтобы было видно его лицо, спрятал руку с пистолетом за спиной – и шагнул в освещенный палящим техасским солнцем мир.

За дверью никого не было.

Он оказался на заднем дворе конторы департамента шерифа – там стояла какая-то небольшая японская машинка не первой свежести, старая гражданская машина шерифа – «Шевроле Каприс», которая была не на ходу и к которой покойный шериф испытывал самые нежные чувства, отказываясь сдать железную клячу на свалку. Еще там был большой старый джип «Форд Экспедишн» в полицейской раскраске, его купили, когда еще бензин стоил доллар за галлон, а сейчас он стоил уже шесть с четвертью и продолжал расти, и ездить на такой машине было накладно. Болела грудь, сильно болела, хотя Мигель ранен не был – скорее всего, от запреградного действия[82] сломано ребро. Он подумал – не стоит ли взять этот «Экспедишн», все-таки полицейская машина, проходимая. Но, подумав, он все же решил отказаться от этой мысли, слишком заметно с воздуха. Нужно было нечто другое, более проворное и быстрое – и он знал, где это взять.

Открыв калитку – она запиралась на простой засов изнутри, он оказался на улице, по-прежнему пряча пистолет, теперь уже за отворотом легкой куртки. Куртку он вывернул наизнанку – она была двусторонняя, изнутри светло-серая. Вот в этой куртке, легкой, но все же неуместной в жару, он и вышел на улицу, пошел прогулочным шагом. Несмотря на стрельбу, он не заметил какого-то оживления, никто ничего особо не понял.

С Вест Остин он свернул на Норд Колледж, пошел более быстрым шагом. В этот момент где-то за спиной отчетливо прогремела длинная, автоматная очередь – как швейная машинка, ту-ту-ту… Он улыбнулся, ускорил шаг.

Нужный ему дом располагался на одной из тихих, разморенных жарой улиц – не богатый и не бедный, средненький. Жили здесь белые, из небогатых – отец работал в какой-то компании по производству упаковки и ездил на работу за тридцать с лишним миль в одну сторону каждый день. Но по нынешним временам ценна была и такая работа.

Оглядевшись – до него не было никому никакого дела, – товарищ Мигель вошел в калитку, направился к гаражу – там было то, что ему нужно. Мотоцикл. Старенький кроссовый мотоцикл на двести пятьдесят кубов, на котором хозяин дома обожал гонять по пустыне в выходные. Боковая дверь в гараж была заперта, но замок… баловство одно.

– Офицер Кабрера!

Мигель вздрогнул, медленно повернулся на голос. Это была его настоящая фамилия – сам он давно сделал документы на другую.

Невысокий белобрысый паренек лет девяти целился в него из игрушечного, с красной нашлепкой на стволе автомата.

– Вы арестованы!

Как его зовут… Помнил ведь…

– Что ты здесь делаешь, Джимми? – принужденно улыбаясь, спросил товарищ Мигель. – Ты почему не в лагере?

Вообще-то, вопрос о целях пребывания на чужом земельном участке следовало бы задать ему самому. Но он был взрослым мужчиной, и к тому же полицейским – а вот Джимми был всего лишь девятилетним мальчишкой. Мальчишкой, которого научили уважать закон и уважать полицейских. А мистера Кабреру он знал как полицейского – их водили на экскурсию в департамент шерифа, и он видел его там.

– А у папы денег нет на лагерь, вот, дома сижу.

– Папа работает?

– Да, мистер Кабрера, работает. Он встает в шесть утра, чтобы ехать. А мама там же, на почте. А я дома сижу.

– Ну и хорошо, ох…

Полицейский скривился, сунул руку за отворот куртки. Ребра у него действительно болели – зверски.

– Офицер Кабрера, вам плохо?! – встревожился Джимми.

«Полицейский» выстрелил.

Тело ребенка он спрятал просто – отломал сзади несколько планок и засунул под дом, приладив потом планки как смог. Дома здесь строили легкие – без фундамента, несколько легких свай и на них ладится коробка дома. Подумал – не стоит ли поджечь дом, но решил этого не делать, выиграть время сейчас важнее, чем замести следы. Потом прошелся, заровнял ногами следы крови на земле – из-за сухости и пыли они напоминали грязь. Сделал себе пометку в голове – надо будет сжечь не только всю одежду, но и обязательно обувь, и уничтожить мотоцикл – ноги его во время поездки будут стоять на подножках, и там останутся следы крови.