Книга Холмов - Антон Карелин

Умом она понимала, что этого делать нельзя. Нельзя пускать кровь. Нельзя ухудшать и без того тупиковую ситуацию и подводить одного из самых могущественных заказчиков в Мэннивее. Но в данный момент, глядя на лежащего лицом вниз сына Странника, она не могла отпустить клинки ярости и взяться за ум. Слишком многое Лисы перенесли за последние сутки, чтобы их всех не мучало желание хоть кому-то за все это отомстить. И слишком дорого стоило потерять Кела. Самоуверенного красавца, харизматичного сукиного сына, у которого под плащом бравады и манерой раздувать каждый пустяковый конфликт, прятался по-настоящему благородный странник, всегда помогавший тем, с кем столкнула Дорога…

Винсент кривился с мрачной злобой и полным презрением, заметно даже сквозь маску. Вот уж кто не ставит жизнь и довольство простого народа ни в грош, и никогда не ставил. Чернь есть чернь, сорняки под ногами у стоящих людей. Останься у него силы, особо наглые холмичи уже получили бы по самое горло. Становится не до криков, когда тебя душит собственная тень. Но увы, магу нужно как следует отдохнуть.

Дмитриус стоит как всегда спокойно и молча. У Стального разговор короткий. Он скорее всех из Лисов причинит любому встречному что потребуется и глазом не моргнет. Наверное, потому, что нет глаза, нечем моргать. Даже Ричард предпочтет разрешить дело миром там, где ходячий доспех может просто взять и… Левая рука ходячего доспеха была поднята и нацелена в толпу. Анна вернула ему железный прут, задвинула обратно в локтевой сустав, но и без этого, у Дмитриуса по четыре таких прута в каждой руке. Попробуйте суньтесь, крестьяне.

Впрочем, злые мысли о мести клокотали в головах не у всех. Некоторым было не до того. Мать умирающей, белая, как полотно, завалилась на бок. Алейна вскочила, распрямившись, как тростинка, повернулась к холмичам бледным лицом, на котором горели темно-зеленые глаза.

— Нужна кровь! — громко выкрикнула она. Толпа еще отступила. Никто не хотел давать своей крови подстилке низвергской, проклятой твари-предательнице, пусть имя ее сотрется из памяти, чего ее вообще в живых оставлять, эту чертову Марет!.. Вон, бесстыжая, с голыми сосцами валяется, у всех на виду! Смотрите, люди — а люди смотрели. — Беррик, — Алейна выхватила взглядом замершего здоровяка. В ярком сиянии светлин, бронзовые волосы жрицы блестели сквозь запятнавшую их грязь, как что-то благородное, драгоценное. Белый единорог на груди приковывал взгляд — единственная абсолютно чистая сущность на мили вокруг…

Старший над юнцами словно очнулся и решительно подошел к ней. Взгляд его вмещал столько чувств, что сжатые, побелевшие губы Алейны слегка дрогнули, не в улыбке, но в намеке на усмешку. Конечно, она простила его. Пускай теперь заслужит.

— Сожми руку. Вот здесь.

Ланцет сверкнул в пальцах целительницы и лег ей подол, но, безупречно острый, прорезал его и упал в грязь. Алейна явно устала. По тыльной стороне локтя Беррика потекла густая, темная кровь. Девчонка накрыла разрез рукой, другую руку положила Марет под левую грудь. Кровь холмича вливалась в жрицу, проходила сквозь нее, превращаясь в чистую энергию жизни, выходила из другой руки Алейны и впитывалась в тело умирающей. Получив такой дар, тело само распределит как нужно: сделает кровью, если нужна кровь. Неудивительно, что энергия, солнечно просвечивая сквозь плоть Марет, стекалась ей в правый бок.

Ланцет блестел в грязи, но капли крови уже бесследно стекли с него, а черная жижа не лепилась на невероятно гладкие, совершенные изгибы. Все же, белый единорог не был единственным чистым в Землеце. Святой символ Матери и кровавое орудие страшнейшей ведьмы, проклятой даже своими сестрами на долгие века — два столь разных средоточия чистоты, в шаге друг от друга, орудия одних и тех же спасительных рук… это многое говорит о мире, о жизни.

Наконец Алейна кивнула. Отстранила Беррика. Тянулись секунды, но стало понятно, что девочка не умрет. Хоть и несладко ей придется, после всего этого…

Жрица спрятала ланцет и убрала в сумку пузырьки с отварами, из которых поила спасенную. Отступила от нее, с трудом разогнулась, тихонько замычав от усталости. Оперлась о вытянутую руку Дмитриуса, будто та не была орудием смерти, нацеленным в холмичей. Улыбнулась в их скривленные лица.

— Марет будет жить. Она не виновна. Ее совратила Ареана, как и всех вас. И некоторых из нас.

В голосе жрицы не было обвинения, констатация факта.

— Вот и славно, — зачастил староста, — расходись уже, честный люд, отдыхать пора, синяки глиной мазать. Завтра будем думать, да судить, да рядить, утро вечера светлей. Расходись, расходись, покончено с демоницей, под Холмом она.

Он семенил вокруг Лисов расширяющимися кругами, проваживая земляков по домам. Беррик взял Марет на руки и понес ее в дом Выдера. Бледная мать плелась за ней, ловя спиной проклинающие взгляды соседей.

— Милосердная жрица, — взбулькнула дебелая молодка с вытянутым и вдавленным, как месяц, да еще и бледным как месяц лицом, подступая к ним маленькими шажочками. За спиной у нее жалась все та же семья, мужик с отрубленными пальцами, завернувший руку в тряпье, двое других с пораненными ладонями, да дородная баба в расшитом переднике, с кикой на голове. — Соизволите ли… раны исцелить… вашим воином нанесенные… по вине демоницы…

Голос девки заплетался и затихал, по мере того как взгляды Лисов сходились на ней. Испугавшись, она резко попятилась, по привычке подбирая длинное платье с узорами, хоть и бестолку, оно было полностью в грязи.

— Не соизволю, — сказала Алейна, отвечая не молодке, а хозяйке семьи. — Вы меня в жертву демону принесли и отдали. А только что кляли и грязью кидались. Завтра может подумаю, а сегодня пошли прочь.

— Брешут все про твою Матерь, — презрительно бросила баба и сплюнула. — Нет в ней святости! Пошли.

Анна и Ричард одновременно повисли на правой руке Дмитриуса, которая в ту же секунду взлетела вверх и уставилась матроне в голову. Оба Лиса гнули стальную длань вниз, сбивая прицел и шикая:

— Стой!

— Перестань!

Но стрелять и не понадобилось, холмичи припустили, мелькая ногами, злобная баба испуганно мычала на бегу, а дебелая молодка нелепо и высоко вскидывала колени. Каждый из Лисов смотрел им вслед по-разному: Дмитриус с оценкой, если выстрелить в хамку, какая вероятность, что попадешь удачно, и она дотянет до утра? Анна с жалостью, Винсент с полным презрением, Ричард уже спокойно — народ как народ, что с них взять, брехливых.

Жрица закрыла глаза, прижав руку к символу Хальды на груди.

— Ареана так и сидит в девочке? — тихо спросил маг, провожая взглядом расходящуюся толпу.