Плохо быть богатой - Джудит Гулд

— Ты думаешь?..

— Ну, наконец, витрины. Болтайся сколько хочешь и глазей…

— Так! — с тихой угрозой и отвращением проговорила Эдвина. — Решено! Я покупаю это платье. — Она решительно направилась к двери, и Аллилуйя едва успела ухватить ее за рукав, оттягивая назад.

— Ma, мы не можем себе этого позволить! — выпалила она. Возьми же себя в руки!

— Черт побери, Ал! Ты что, не понимаешь: я не могу себе позволить не купить его! Да я с ума сойду, свихнусь — причем в буйной форме! — если немедленно не куплю себе хоть что-нибудь! А одежда — это моя слабость. Она заменяет мне и хлеб, и воду. Мне без нее просто нечем дышать!

— Ma, я не понимаю, что в тебя вселилось! Ты выдаешь тут просто тексты из трагедий. Как их там звали, этих греческих бабулек? Федра и Медея, вот.

Эдвина медленно повернулась к дочери.

— С каких это пор, — произнесла она слабым монотонным голосом, — птенцы желторотые вроде тебя рассуждают со знанием дела о греческой классике?

— С тех пор как Лес мне все уши про них прожужжал. Вот кто типичный ботаник! Все книги да книги…

— Книги… — мечтательно подхватила Эдвина. — Когда-то я просиживала над ними часами, копалась в книжных полках и отводила душу, упиваясь толстенными фолиантами по искусству… Кажется, что прошла уже вечность… Они и тогда стоили чертовски дорого!

— Конечно, если покупать их в „Риццоли". А если же спуститься немножко вниз и заглянуть в букинистический… Ma! Слушай, почему бы нам не двинуть туда прямо сейчас?

Передернув плечами, Эдвина изобразила на лице невообразимый ужас:

— Копаться в этой пыли? В этих страницах с загнутыми углами? В обгрызенных мышами корешках? Ал, ты забыла, что у меня аллергия? Что со мной будет? К тому же сейчас есть другие дела, требующие участия твоей бедной — без цента в кармане — мамочки. — Она не стала добавлять, что надеется потрясти еще раз одно денежное дерево. Дерево, которое, как выяснилось, оказалось удручающе бесплодным. — Нет, моя девочка, солнце мое, счастье жизни моей, — продолжала Эдвина жалобно. — Если твоя бедная-бедная мамочка отчаянно в чем и нуждается, то вовсе не в том, чтобы рыться в старье. Мне нужно найти работу. Денежную работу — чтобы купить себе всю эту чепуху, эти никому не нужные безделушки, без которых я просто не могу жить. О небо, ну почему ни Джеффри Бин, ни Оскар де ла Рента, ни Билл Бласс не ищут себе опытного и преданного первого помощника? Можешь ты мне это объяснить?

— Потому, — заметила Аллилуйя с язвительной рассудительностью, — что никто из тех, кому подвалило это клевое место, не швыряется им налево-направо. Никто — кроме моей мамули. А теперь она ходит кругами, рвет на себе рубаху и ревет как белуга. Это что, нормально?

— Киса моя, ты уверена, что весенние каникулы еще не закончились?

— С тобой становится просто невозможно, ма! Если бы ты могла услышать себя со стороны! Ты то стонешь, то вздыхаешь, то жалуешься на нехватку денег. Знаешь, я тоже не железная!

— „Деньги правят миром", малышка!

— Да очнись же ты наконец! Ты как ушибленная! Возьми себя в руки. Научись, наконец, расслабляться!

— Ал, моя милая, сладкая Ал, почему, как ты думаешь, мы бродим столько времени по Мэдисон-авеню? — спросила Эдвина самым нежно-невинным тоном. — Это и есть расслабление. Урбанистическое расслабление.

— Ф-фу, — устало вздохнула девочка, покачав головой. — Только не для тебя, это факт. Это же чистый мазохизм!

— Ал, послушай! Откуда ты понабралась всех этих выражений? Не рано ли?

Вместо ответа девочка легонько толкнула мать в бок, многозначительно указав куда-то в сторону:

— Давай-ка лучше делать отсюда ноги, ма, — сказала она, снизив голос. — Мы и так уже торчим тут слишком долго — на нас начинают коситься продавцы. Наверное, решили, что мы толчемся здесь, чтобы спереть что-нибудь.

— Да, дорогуша, ты права, — покорно согласилась Эдвина. — И правда, они смотрят на нас. Лучше уйти, это точно. Если я еще пять минут проторчу тут рядом с этим красным комплектом, я за себя не ручаюсь. Произойдет нечто ужасное…

— Тогда двинулись. — Аллилуйя встревоженно посмотрела на мать. Мягко обхватив Эдвину за талию, девочка повела ее к выходу.

Оставив позади роскошный салон „Унгаро", они бесцельно побрели в верхнюю часть города, вдоль бесконечных кварталов „воровского рая", где аренда крошечного магазинчика, забитого до отказа ненужной роскошью, обходилась его владельцу тысяч в шестнадцать долларов в месяц, а то и больше. Обычно прогулка вдоль сияющей золотыми огнями Мэдисон-авеню была для Эдвины чем-то вроде психотерапии, успокаивающей больное сознание. Она свято верила: ничто на земле не может сравниться радостью открытия нового — за исключением радости приобретения.

Но сегодня, подумала она мрачно, Ал права. Прогулка по Мэдисон-авеню — это своего рода мазохизм. Казалось, никогда раньше ее голодный взгляд не замечал, сколько тут таится соблазнов. Цветы и порхающие над ними бабочки, выложенные из бриллиантов с сапфирами в витринах Фреда Лейтона, экстравагантная майолика у Линды Хорн, роскошные хлопчатобумажные простыни, расшитые шелком, в „Прейтеси". А одежда! Мэдисон-авеню можно по праву назвать мировым музеем, выставляющим напоказ экспонаты, от которых у Эдвины заходится сердце. Тут представлены все: Живанши, Сен-Лоран, Соня Рикель… Одного взгляда на эти восхитительные недосягаемые коллекции достаточно, чтобы Эдвина почувствовала, как слабеют ее колени…

— Деньги… — опять выдохнула она, едва сдерживая слезы. — Можно купить все, что только хочешь! Единственная проблема — это кругленькая сумма денег. Не говори, что я тебя не предупреждала, Ал! Счастье можно купить, и не верь ничему другому! — Она прижалась к дочери, обретая успокоение в ее объятиях. — О, девочка моя, — простонала она, — как же нам пережить это мерзкое, тяжелое время?

— Не знаю, — фыркнула девочка и с отвращением вздохнула. — Но уж скорее бы! Боюсь, что долго терпеть у меня никаких нервов не хватит!

Погода стояла прекрасная. Деревья в Центральном парке уже начали наряжаться в свежий зеленый убор, а над головой проносились по бирюзовому небу кудрявые накрахмаленные белые облака. Напротив, на другой стороне 59-й улицы, возвышался во всем величии, подобно свадебному торту, отель „Плаза".

Девушка была слишком занята, чтобы оценить погоду или открывающийся вид. Засунув руки в карманы юбки, она позировала, меняя позы, на фоне нарядного кабриолета, запряженного усталой, с поникшей головой, лошадью. Мощный электрический фен, подключенный к переносному генератору, взметал высоко в небо, подобно рвавшемуся вверх пламени, ее длинные, до пояса, волосы. Эти фотосъемки для июльского номера „Вог" были уже третьими за неделю. Накинутый на плечи манекенщицы расшитый бусинами жакет с широкими плечами стоимостью в десять тысяч, а также потертые джинсы фирмы „Ливайс" входили в осеннюю коллекцию Лакруа. Олимпия договорилась с журналом, что материал подадут на шести полосах.