Стая (СИ) - Оксана Сергеева

— Папа, это жестоко по отношению ко мне, — чуть позже сказала Юля. — Ты хочешь лишить меня того, что мне дорого, чем я увлекалась много лет. Я не готова вот так взять все и бросить. Это, конечно, не смыл моей жизни, но каждый нормальный человек должен иметь увлечение для души, — сказала после нескольким минут молчания благоразумно спокойным тоном, посмотрев отцу в глаза.

Зря Денис посчитал, что девчонка не будет сопротивляться. Будет, только решила выбрать для этого нужный момент и подходящую интонацию.

— Найди себе другое увлечение, — жестко ответил он.

— Какое?

— Не знаю. Подумай, чем бы ты хотела заниматься.

Наталья пока не вмешивалась в разговор, но следила за его течением с явным интересом. То, что Юля неспроста начала беседу в таком тоне, она заподозрила сразу.

— Мне нужно активное увлечение, а не просто запереться в четырех стенах. Я же не говорю о чем-то экстремальном. Не прошу тебя позволить мне прыгать с парашютом, — продолжила девочка свое обращение. Она не спешила и слова подбирала очень тщательно. И проговаривала их четко, будто боялась, что отец не поймет их смысл.

— Хорошо, твои варианты, — уступил Монахов.

На лице Юли ничего не отразилось, но глаза блеснули.

— Какие у меня могут быть варианты? — словно отмахнувшись, спросила она. — Для меня занятия танцами — это спорт. Я не могу без этого. Я всю жизнь жила в нагрузку. Не сильную, но все же. В какой спорт мне удариться в пятнадцать лет, скажи на милость? Что бы я ни предложила, ты обязательно скажешь, что это травмоопасно, — добавила чуть-чуть капризности тону. Ровно настолько, чтобы разбудить в отце жалость. И ей это удалось. Отец смягчил взгляд и задумался. Некоторое время оценивающе смотрел на дочь.

— Займись плаванием. Плескайся сколько хочешь и когда хочешь. Для тебя хоть отдельный бассейн…

— Отец прав, Юля. Плавание очень полезно тут и спорить нечего. И никаких травм, — поддержала мужа Наталья.

— Ни за что!

Никто не ожидал, что Юлька вскинет глаза и начнет яростно протестовать, но именно это она сделала. Отец даже вилку отложил, а Наталья непонимающе уставилась на дочь.

— В отцовский клуб я ходить не буду, — твердо заявила Юля. — Если и займусь плаванием, то буду ходить в другой бассейн. Поговорю с подружками, посоветуюсь. Не нужен мне одной целый бассейн, я хочу общаться с девочками и мальчиками, — резко заявила она.

На что получила столь же резкий ответ отца:

— В другой клуб ты ходить не будешь. Можешь приводить с собой подружек, но о другом клубе и не мечтай.

— Я подумаю, — недовольно поджав губы, сообщила она.

В голосе девушки чувствовалась едва заметная напряженность, но лицо ничего не выражало. Денис молча прослушал состоявшийся разговор. Внутри царило стойкое ощущение, что его нагрели, но в чем именно понять никак не мог…

ГЛАВА 18

Не только для дочери утро началось с обезболивающих таблеток.

Наталья проснулась с жуткой головной болью, какая обычно одолевала ее после приема пары бокалов шампанского.

Однако, сегодняшнее недомогание не имело со спиртным ничего общего. Сказывалась бессонница. Почти всю ночь женщина не сомкнула глаз, заснув под утро. Какие только мысли ни мучили, какие предположения ни посещали, был даже порыв рассказать обо всем мужу. Но только, как рассказать…

Для Юли это первая влюбленность. По крайней мере, до этого момента не было заметно, чтобы дочь кем-то увлекалась. Но беда в том, что это не просто «кто-то» и далеко не мальчик…

От этих мыслей голова разрывалась, а самой стало невыносимо дышать, похоже, давление поднялось. Наталья спустилась на кухню, наверху в спальне стало тесно и душно. О событиях и вещах, которые сегодня лишили ее сна, лучше думать наедине с собой и, хотя муж крепко спал, его дыхание мешало и почему-то не позволяло сосредоточиться.

Поставила чайник. Не очень хотела горячего чаю, но руки созвучно кипучим мыслям сами сделали дело. Выдохнув, Наталья приказала себе успокоиться, сжала кухонное полотенце, замерла у стола, смахнула крошки…

Денис Шаурин — мужчина и взгляды на жизнь у него недетские и потребности взрослые, а Юля еще девчонка, ребенок. С дочерью нужно обязательно поговорить, но необходимо найти правильные слова, и пока с большим трудом она представляла, что скажет. Но сказать — должна. Обязана. Самая большая ошибка — пустить все на самотек.

Собачий лай за окном заставил вздрогнуть. Электрический чайник, вскипев, уже отключился. Наталья отвлеклась от тяжких мыслей, опустила в большую кружку одноразовый пакетик с заваркой. Когда пили чай всей семьей, на стол выставлялась красивая посуда, но в одиночестве женщина всегда пила из этой красной в белый горох кружки, — единственной сохранившейся из сервиза, принадлежащего ее матери. Был еще небольшой заварной чайник, но использовать его нельзя, потому что носик у него откололся, а выбросить рука не поднималась. Так и стоял он в буфете, в самом дальнем углу.

Толстая чашка, которую уже несколько минут Наталья не выпускала из рук, обожгла, потому она поставила ее на белую скатерть, опустилась на стул и бросила взгляд на книжку, оставленную Юлей. Книга — со старой потертой обложкой из библиотеки ее покойной матери, Наталья и сама ее когда-то читала. Пальцы коснулись шершавого переплета, листнули несколько страниц. Глаза уткнулись в первые попавшиеся строчки; неяркого света хватало, чтобы прочесть:

«…То было время, когда любовь, чувства добрые и здоровые считались пошлостью и пережитком; никто не любил, но все жаждали и, как отравленные, припадали ко всему острому, раздирающему внутренности.

Девушки скрывали свою невинность, супруги — верность. Разрушение считалось хорошим вкусом, неврастения — признаком утонченности. Этому учили модные писатели, возникавшие в один сезон из небытия. Люди выдумывали себе пороки и извращения, лишь бы не прослыть пресными.

Таков был Петербург в 1914 году…»

Классики не врут.

На дворе 1996 год, а ничего не изменилось. Наталья перечитала отрывок еще раз. Слова ладно сливались в предложения, а предложения сплетались в один клубок, ударяющий прямо в грудь. На миг стало страшно. Не за себя, ее собственная судьба уже сложилась и вряд ли что-то изменится, но за Юльку. Боязно, туманно. А вдруг и она в поисках ярких ощущений начнет «припадать к острому».

Мысли хаотично двигались в голове, наскакивали друг на друга, путались; решительность сплеталась с сомнениями; понимание ситуации тут же цеплялось за возможную ошибочность выводов. В висках пульсировала тяжесть. Невозможно заснуть и думать невозможно…