Бульон терзаний - Ольга Лукас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не против! – подал голос Горюнин. – Нет, я совсем не против. Почему бы не вынести столы, если это лицо нашей фирмы. Но не удивятся ли зрители? Не скажут ли: а почему на балу у господина Фамусова прислуживают другие господа?
Вопрос был поставлен хорошо. Другие господа посмотрели на Владимира.
– А потому, что в этот момент вы будете не господами, – нашелся тот, – а слугами в доме Фамусова. Тут в одном закутке я видел целый ворох синих халатов, похоже не нужных никому. Таир, ты помнишь, где это? Принеси, пожалуйста, все, что есть. Мы аккуратно облачаемся в эти халаты поверх наших костюмов и спокойно выносим мебель. Я тоже буду столы таскать, между прочим.
– К слову, о костюмах, – заговорила Ядвига, – уже пора с ними определяться. Их будет кто-то шить?
– Денег на костюмы нет, все траты по спектаклю расписаны! – вскочила с места Нина.
– И не надо денег. Мы будем в нашей обычной, современной одежде, – успокоил ее Владимир. – Постарайтесь подобрать костюмы в черно-белой гамме. Серые – тоже можно. Если есть сомнения – обсудите их со мной.
– А в чем бабушка будет? – подпрыгнул Федя. – У меня нет повседневного костюма бабушки.
– Я тебе принесу, только напомни! – пообещала Лариса. – У меня с одного Хелоуина осталось такое черное платье на кринолине и перчатки выше локтя.
– О, супер, еще надо шляпку и зонтик, как у Шапокляк! – вошел во вкус Федя.
Но Владимир сделал ему знак замолчать.
– А платье в клеточку можно? – спросила одна из княжон.
– В черно-белую клеточку – вполне. Единственным ярким пятном будет у нас Софья. Она ведь на каждое действие заказала отдельное платье. Хотя по пьесе Фамусовы вообще-то в трауре.
Подняла руку Елена:
– А у меня есть черно-белый костюм горничной! Такое короткое черное платье с большим вырезом, передник и наколка. И еще метелочка из перьев. И чулки в сеточку.
Воображение Владимира нарисовало ему образ «развратная горничная» из коллекции маскарадных костюмов для взрослых, которую он недавно разглядывал в Интернете. В таком виде Елена, определенно, заткнет за пояс Снежану, какие бы смелые модели платьев та не заказала.
– Нет-нет, что-нибудь поскромнее, – по-тартюфовски отмахнулся от почти ожившей фантазии режиссер. – Юбку в пол! Грудь прикрыта. Передник и наколку – можно. А метелочку вписываем в реквизит, для Ульяны. Нина, але, вписываем метелку, молодец, умница. По костюмам нет больше вопросов?
Молчание. Вернулся Таир с ворохом синих халатов.
– Если вопросов нет – то, господа мужчины, будущие слуги, – примерьте халаты, приготовьтесь носить столы. А мы пока обсудим самое-самое начало.
– Это где я сплю? – уточнила Елена.
– Да. Не нравится мне, как у нас это получается. Современного зрителя надо сразу взять за грудки и не отпускать. А тут открывается занавес и на сцене – спящая Лиза. Так он у нас и сам заснет. Не хватает какой-то зацепки. Вот я думаю – если взять эту метелочку от костюма, дать ее Ульяне, то уже прибавляется действие: Лиза спит, Ульяна пробегает по комнате, вытирает пыль. Вытирает пыль с Лизы. Лиза просыпается – и дальше уже говорит свой текст.
– Кстати, я подумала, – вставила Елена, – вот она, то есть я – заснула под утро, да? Но долго боролась со сном. А как? Читала книгу. Например – «Горе от ума». Смешно будет? Она – герой книги и сама про себя читала. Проснулась – на коленях книга. Она ее открывает и снова начинает читать. Бррр! Что такое? И просыпается окончательно. А?
– Блестяще! Отлично! Берем! – воскликнул Владимир. – «Ей сна нет от французских книг,// А мне от русских больно спится».
Он хотел сказать что-то еще, какие-то хорошие, правильные слова – и Елена как будто тоже ждала их. Но тут между ними возникла Ядвига.
– Я случайно услышала, что тебе в начале не хватает драйва, – сказала она Владимиру. – Знаешь, я тоже это почувствовала, просто не хотела навязывать свое мнение.
Елена незаметно испарилась.
Ядвига продолжила свою мысль. Увидев, как блекло выглядит начало по сравнению с остальным действием… Это не вина Владимира, и уж конечно, не вина автора, просто нынешний зритель – да-да, увы-увы, а тут еще будет зритель неопытный, неподготовленный… И если совсем коротко, то Ядвига и ее княжны втайне разучили еще один танец. Решили так: даже если он не понадобится, разбирать его и репетировать – одно удовольствие.
– Танец, который можно пустить в начале? – повторил Владимир. – Бесподобно, замечательно, грандиозно… Только вот… что делают посторонние княжны рано утром в доме у Фамусова?
– А это не княжны. Это – уборщицы. У нас задуман вальс с метлами. Мы возьмем во-он те синие халаты, и образ будет завершен.
– А вы можете уже сегодня показать этот танец?
– Пожалуй. Только нам нужно подготовиться. Музыка у меня на том же диске.
Тем временем мужчины натянули халаты и, пихая друг друга локтями, изображали разнорабочих. Особенно веселились Эдуард Петрович и Сапелкин-муж.
– А вот вы двое, – сказал им Владимир, – разоблачайтесь! Чацкий уже стоит на сцене, когда выносят столы, а любимый муж, красивый муж появляется почти следом за своей женою.
– Ну вот! Не дают почувствовать, каково это – быть пролетарием физического труда! – воскликнул Эдуард Петрович, преображаясь обратно в Чацкого.
Начальником над синими халатами был назначен Горюнин. В качестве компенсации за сильно ощипанную роль Репетилова он получил две строчки старшего по смене:
Эй! Филька, Фомка, ну, ловчей!Столы для карт, мел, щеток и свечей!
И сильно возгордился. У него единственного было целых две роли!
Несколько раз вынесли и расставили столы и стулья, причем использовали первые попавшиеся предметы. Важно было уложиться в то время, пока Чацкий разговаривает с супругами Горичами. К появлению княжеского семейства все столы должны были стоять на местах, а слуги – покинуть сцену, чтобы освободить место для танца.
Столы наконец заняли свое место. Бригада рабочих сняла синие халаты. Заиграла кадриль «Летучая мышь», и княжны тройками выбежали на сцену.
Водитель Петра Светозаровича предложил потом закольцевать мелодию и после окончания танца сделать ее потише, чтобы она не заглушала голоса, но совсем не убирать – все же бал.
Владимир объявил небольшой перерыв, после которого пообещал показать «совсем новое, интригующее начало». Отошел в сторонку с Еленой и Ульяной и стал давать им указания. Ядвига собрала вокруг себя княжон: им тоже нужно было подготовиться. Рядом почему-то оказался Таир, причем со стороны он выглядел как полноправный член княжеской фамилии: давал какие-то советы, и к нему прислушивалась даже сама Ядвига.
Снежана, еще не вполне смирившаяся с горькой правдой о Дмитрии, вцепилась в компьютерного гения Федю и зачем-то начала его учить, как следует вести себя графине-бабушке.
– То, что ты бабушка, еще не значит, что ты – выжившая из ума маразматичка! – рассуждала она. – Ты ведь не просто бабушка! Ты – графиня! Благородная женщина всегда остается женщиной. На тебе же одних брильянтов на 20 тысяч долларов, – она дотронулась пальцем до его шеи там, где располагалось воображаемое колье. – Неси себя соответственно!
– Да? – отстранив ее руку, спросил Федя. – А брильянты свои вы мне одолжите?
– Ты – артист, ты должен сыграть эти брильянты! – раздраженно бросила Дочка ДСП.
Незаметно подошел Владимир.
– Давайте так, – мягко сказал он, – у нас будет один режиссер. Это – я. И я буду говорить, кто и что должен или не должен сыграть. Договорились?
– Что такие все нервные, я просто высказала свое женское мнение по поводу его игры. Нельзя, что ли? Ну, пожалуйста, не буду. Кому от этого хуже? А вы, Владимир, скажите, вы играли когда-нибудь женщин?
– Ну играл один раз.
– Расскажите же, как это было! – Глаза Снежаны стали как два бриллианта по 20 тысяч долларов. – Ведь вы – такой тонкий человек! Вы почувствовали, каково это – быть женщиной? Вот прямо тут, внутри себя, – она прикоснулась рукой к его груди, где-то в районе сердца. – Ну скажите – почувствовали? А?
Как под гипнозом, Владимир качнулся ей навстречу, потом, словно очнувшись, ответил:
– Знаете, это было не совсем то, что вы себе представили. Вряд ли это вас заинтересует.
– О, Владимир, не стесняйтесь. Ведь вы же настоящий артист. Не то что мы тут все. Расскажите, прошу вас. Обещаю: я ничего такого не подумаю, тем более что у меня широкие взгляды. Ну смелее.
– Ладно. Это был какой-то капустник в честь юбилея театра. Мою героиню звали Дивчина Жито-Жало. Дальше продолжать?
– В каком смысле – жито-жало? – растерялась Дочка ДСП.
– У нее была такая двойная фамилия. По папе – Жито, по маме – Жало. Она приехала в Москву устраиваться в театр. Это комическая миниатюра. И я ее исполнял.
И тут Владимир понял, кого ему так отчетливо напоминает Снежана! Ведь говорил же ему тогда Капитан: «Как живая получилась дивчина. Вот ты ее вызвал к жизни – теперь наверняка где-то встретишь».