Радуга над Теокалли (СИ) - Свидерская Маргарита Игоревна

– Получается, саму-то преступницу ещё не допросили. Но все выглядит именно так. Даже более, жена Амантлана защищала себя и ребёнка!

– Убита женщина из моей семьи! Убийца должен быть наказан по закону – забит палками немедленно!

– Предлагаю не спешить, уважаемый тлатоани! Мне понятно ваше горе, я, как и вы, скорблю о тётушке, безвременно ушедшей в Миктлан, но вдруг женщина Амантлана действительно не виновата?! Нужен суд!

– Хорошо, ступай, а мне следует переодеться. Я подумаю. Допросите очевидцев, членов моей семьи, моих сестёр! Кто-то же должен знать, почему Шочи пошла к Амантлану!

– Вы подозреваете заговор?

– Пока мне не скажут всё, я буду подозревать всё! И… поговори с Амантланом! Выясни, зачем моя сестра приходила к нему! Ступай!

Искать Амантлана Тлакаелелю не пришлось, весть об убийстве Шочи в его доме принёс раб, посланный почтенной Ишто. Мужчина сразу же направился искать советника. По пути Амантлан выяснил, что Иш-Чель в дворцовой тюрьме. Тут-то и нашёл его Тлакаелель, препирающегося со стражей, которая, невзирая на высокое положение военачальника, отказывалась допустить к арестованной.

– Пойдём, Амантлан, нам нужно поговорить! – отозвал друга в сторону Тлакаелель.

Пробиться к жене не получалось, помочь мог только советник, которого он и искал, поэтому Амантлан послушно отправился за ним. Друзья уединились в глубине сада.

– Произошло несчастье, друг мой, убита Шочи, и это в твоём доме, твоей женой! – Тлакаелель старался говорить тихо, кругом сновали слуги и воины.

Амантлан тяжело вздохнул, немного замешкался с ответом, как бы обдумывая, но, упрямо встряхнул головой и с твёрдой уверенностью в правоте, без сомнения произнёс:

– Тлакаелель, я не верю, что моя жена могла убить, это какое-то недоразумение!

– О чем ты говорил с Шочи сегодня? Вас видели вместе.

– Ну да, нас видел весь Теночтитлан! Шочи пришла сообщить, что наш тлатоани решил выдать её замуж, причём за того, кого она сама выберет. И предложила взять её в жены мне. Я отказался.

– Ты отказал Шочи?! – изумился Тлакаелель, от неожиданности он даже взмахнул руками.

– Да, – тоже развёл руки Амантлан, понимая, что это сообщение выглядит более чем неправдоподобно – можно ли поверить в существование мужчины, добровольно отказывающегося от такой великолепной партии, родства с тлатоани и всех благ, но он-то, Амантлан, уже однажды отказался!

– И она в ярости пошла к тебе домой, отомстить твоей жене, думаю, так оно и было! – Тлакаелель усмехнулся, теперь ему предстояло доказать дяде, что ситуация была именно такой.

– Ты поможешь мне пройти к жене?

– Нет. Пока тлатоани не объявит волю, это не удастся. Как твой сын, все в порядке?

– Он жив. Напуган. С ним моя мать. Но мне нужно поговорить с женой, Тлакаелель! Я не могу просто так ничего не делать!

– Жди, друг мой, на все воля богов! Кажется, вон идёт Гордый Орёл, твой тесть. Объясни, вам нужно ждать, а к тлатоани пойду я! Верь, я сделаю, что в моих силах!

– А закон? – грустно усмехнулся Амантлан.

Ему не верилось – такой ярый блюститель и реформатор, каким был советник, и поступится своими принципами, ради дружбы нарушит законы страны Анауак.

– Амантлан, – Тлакаелель задержался, он тщательно старался подобрать слова, чтобы ясно выразить мысль и не сеять сомнений: – Я знаю законы. Я их составлял. Я приказываю всем их блюсти, как соблюдаю сам. А потому наказан должен быть преступник. Вина твоей жены пока не доказана. Я верю, что не она подняла руку на Шочи. Верь и ты мне, друг мой!

– Верю!..

К темнице действительно подходил приёмный отец Иш-Чель, раб, который шёл за ним, нёс большой узел.

– Приветствую тебя, Храбрый Ягуар! Мне сообщили о горе в нашей семье. Где моя дочь, что она говорит? Что говорит советник? – взгляд пожилого воина проследил за удаляющемся Тлакаелелем.

Одетый в оранжевый траур он ярким пятном выделялся на фоне зелёного сада.

– Я не знаю, что говорит Золотое Пёрышко Колибри, меня не пустили к ней, сомневаюсь, что и вас пустят. Советник обещал разобраться в соответствии с законом.

– Я принёс ей одежду и еду, может быть, стража передаст?

– Попробуем, – мужчины направились к начальнику охраны и смогли убедить того принять узелок с вещами для арестованной женщины.

Когда стражник принёс узелок с одеждой и едой, Иш-Чель сидела на глиняном полу, подтянув к подбородку колени. Перед её глазами быстро мелькал калейдоскоп картинок страшного происшествия. Снова и снова она пыталась вспомнить, но не могла… Она не знала, как в её руках оказался нож, которым убита Шочи. Не было такой картинки! Она не брала нож! Она не чувствовала и не помнила его в своих руках! Она не убивала Шочи… Но хотела бы это сделать. Да-да, убить эту женщину, которая пыталась задушить Маленького Ягуара! Ту, что унижала! Да… И имей такую возможность, Иш-Чель на кусочки бы её разорвала, чтобы раз и навсегда покончить их странное соперничество.

"Но откуда взялся нож?!" – Иш-Чель вновь осмотрела руки, они были в засохшей крови. Она попыталась ногтями отскрести её, на коже остались царапины. Почему-то это занятие отняло последние силы. И она прекратила. На глазах выступили слезы – ей было жалко и себя, и свою, такую несуразную, жизнь. В который раз она попадает в ситуацию, когда балансирует на кончике ножа? Иш-Чель подумала – постоянно! Только-только начинает вести жизнь обычной женщины, как обязательно происходит что-то. И вот снова в темнице, от неё ничего не зависит, её судьбу решают где-то и кто-то, кому она, Иш-Чель, совершенно безразлична. Смешно надеяться на счастливый исход. Сейчас обвинят в убийстве сестры тлатоани и по закону забьют палками. И как не убили на месте? Ах да, начальник стражи в их доме помешал…

"Что же будет с Маленьким Ягуаром?.."

Тюремщик вошёл почти неслышно, только в передаче для заключённой что-то, стукнув внутри, привлекло её внимание. Мужчина положил передачу у входа в темницу и вышел.

"Что это?" – Иш-Чель поднялась и подошла посмотреть.

В узелке была одежда: юбка, рубашка, покрывало, её любимый гребень с красивым узором из мелких камней нефрита; кувшин с водой и лепёшки. Быстро скинув окровавленные лохмотья, женщина с наслаждением оттёрла с себя всю кровь чистыми лоскутами – остатками её дневной одежды и переоделась. Стало немного легче.

"Что с Маленьким Ягуаром?! Только бы он был жив! Неужели я не успела?!"

"Что теперь будет со мною?.. Забьют палками?.. Но я не убивала Шочи!" – удары от плётки и палок болели, на теле явственно проступили рубцы и синяки, вернее, проступала чистая кожа.

"Значит, вот так будут бить, пока не убьют? Больно… Долго… Но… если сын погиб, что меня держит на этой земле?!"

Тлакаелель после разговора с Амантланом прошёл на женскую половину. Он искал Милую Лисицу, по его мнению, уж если кто и знал что, то это могла быть только она.

Милая Лисица находилась возле тела сестры, которую по обычаю ацтеков одели в тёплые одежды для долгого путешествия в страну мёртвых. Все женщины рыдали, рвали на себе волосы и наносили ножами раны на лицах и телах.

Сделав знак тётушке, Тлакаелель вышел. Вместе они прошли в сад.

– Скажите, уважаемая, почему наша покойная сестра пошла в дом к Амантлану?

Милая Лисица тяжело вздохнула:

– Она ничего мне не стала объяснять. Поверьте, я пыталась её остановить!

– Но что-то же она сказала вам?

– Моя несчастная сестра устала ждать решения брата… Амантлан тоже ей отказал, вот и решила пойти и поговорить с его женой… Она была в ярости… О, моя бедная сестра! – Милая Лисица расплакалась и, не обращая внимания на советника, вернулась в комнаты.

Тлакаелель потоптался, но за тётушкой не последовал, а пошёл к тлатоани. Ицкоатль уже переоделся в траур, сидел на циновке и курил, задумчиво наблюдая за кольцами дыма, поднимающимися к потолку. Любой бы решил, что правитель думает о чем-то важном, но на самом деле мысли тлатоани витали далеко и не имели никакой конкретной цели, просто вспоминал Шочи. Нет, он не горевал, как за любимой женщиной. К сожалению, сестра вносила слишком много сумятицы в семью, её нужно было постоянно контролировать, а потому внезапный уход просто развязывал правителю руки, освобождал от обузы по имени Шочи. Но она – его сестра, родной по крови человек… И какая-то маленькая часть души тлатоани, запертая в укромном уголке, требовала справедливого возмездия.