Не выходя из боя - Василий Гузик

Она действовала и в сорок третьем…

Подполковник в отставке И. Редькин

КОНТРРАЗВЕДЧИКИ НА ФРОНТЕ

Наши части ворвались в Киев. Танки гвардейского корпуса, в отделе контрразведки которого я тогда служил, добивали фашистов на окраинах города. Отдел наш только начал разгружать свой нехитрый багаж в отведенном помещении, а первый заявитель уже ждал у двери. Его привел офицер-политработник, которого этот пожилой киевлянин остановил на улице и начал рассказывать о скрывающемся в городе вражеском агенте. Начальника отдела на месте не оказалось, привели киевлянина ко мне. Сели мы на подоконник — стульев для отдела еще не раздобыли. Заявитель кратко и толково изложил суть дела.

В дни хозяйничания немцев у него в соседях поселился некий Шаповаленко, якобы приехавший из Одессы. В том доме раньше жил известный в городе ученый. Фашисты расстреляли ученого, уничтожили его семью, а хорошо обставленную квартиру отдали «одесситу». Одно это уже вызвало подозрение у соседей. Они начали к нему присматриваться. Жил Шаповаленко широко, устраивал гулянки. Непохоже было, чтобы он служил: бывал дома даже днем. Но насторожило другое: соседи несколько раз видели его при входе в отделение гестапо. Нередко приводил он к себе молодых ребят, которые потом вместе с ним куда-то уезжали. Сам он возвращался, а ребята эти больше не появлялись, приходили другие. По сообщению заявителя, Шаповаленко не успел уехать с гитлеровцами, хотя и готовился, в настоящее время скрывается у себя дома.

— Пожалуйста, проверьте: очень он подозрителен, я уверен — это враг, — повторял посетитель.

Я взял с собой автоматчиков и пошел по указанному адресу. Квартира оказалась запертой. На звонки и стук никто не отзывался. Пришлось открыть самим. В квартире все цело, но видно следы спешных сборов. В комнатах — ни души. На плите кофейник — остатки коричневой гущи еще теплые. Значит, хозяин где-то здесь, поблизости. Разыскали его в подвале — прятался в темном закутке под разным старьем. Сделал вид, что обрадовался нам, русским. Клялся и божился, что спрятался от фашистов, которые якобы его разыскивали, и он два дня не выходил из подвала. Назвался бывшим торговым работником из Одессы, при оккупантах занимался коммерцией. Говорил всякую чепуху о своей помощи нашему подполью, партизанам. Было ясно — врет, в чем-то он виноват. Не теряя времени, мы приступили к тщательному обыску квартиры. В библиотеке из-под многочисленных толстых томов книг вытащили пачку фотографий. Добротные, сияющие глянцем снимки, на большинстве — фирменные знаки берлинских фотографий и дарственные надписи. В другом тайнике обнаружили немецкие пропуска, письма.

Допрос я продолжил у себя в отделе. Пока мы ездили, комендант раздобыл стол, расставил стулья, протянули телефон. И вот сидит передо мной пятидесятилетний мужчина. Обрюзгшее лицо, блестит лысина. Одет немного старомодно, но во все добротное. Я не стал затягивать допрос общими вопросами — в освобожденном городе других дел было много — и начал с фотографий. На одной из них четверо в немецкой форме и рядом Шаповаленко в костюме. В середине — немецкий майор с железным крестом на груди.

— Это Вислов, — охотно пояснил задержанный. — Крест он получил за Францию. С 1941 года на Восточном фронте. Был начальником разведшколы, готовил русских для заброски в тыл Красной Армии. Последний раз встретились здесь, в Киеве. Это было три месяца тому назад. Сказал, что направляют на фронт. Знаю его давно. Принимали его в высших кругах военной разведки и гестапо. Хвастал, что бывал у Гиммлера и один раз на докладе у фюрера. Правда ли это — не уверен. Сам он бывший русский граф, служил в белой армии, эмигрировал в 1918 или 1919 году. Рядом с ним на снимке — обер-лейтенант — тоже русский, я его знаю плохо…

— А теперь расскажите о себе, — сказал я Шаповаленко, прервав его многословное показание о других.

— С чего начать? — спросил он изменившимся, охрипшим вдруг голосом. Хитрить ему не было смысла — изъятые документы разоблачали его.

— Начинайте с того, как стали работать на немецкую разведку, — предложил я.

— Извольте, — согласился Шаповаленко. — Я из мелких помещиков. В Воронежской губернии мы имели двести десятин земли. Собрав все ценное, в восемнадцатом я выехал за границу. Жил в Вене, потом в Праге. Как ни экономил, моих запасов хватило лишь на десять лет, я оказался на положении нищего, существовал на крохи, которые удавалось выпрашивать в русских эмигрантских организациях. Когда в Германии к власти пришел Гитлер, среди эмигрантов прошел слух, что там не отказываются от услуг белой эмиграции. Я выехал туда и оказался на службе в разведке. Пригодилось знание языков. В 1942 году меня послали в Киев и поручили подбирать молодых людей под видом посылки их в немецкие технические школы. На самом деле их посылали в разведшколы.

Далее Шаповаленко показал, что за все время ему удалось переправить пятьдесят человек, и назвал фамилии и приметы большинства из них. Он рассказал, что диверсанты и агенты, подготовленные из числа русских военнопленных и заброшенные в тыл, как правило, приходили в советские органы с повинной и немецкая разведка решила готовить более надежные кадры из числа добровольцев, вербуемых на оккупированной территории. Шаповаленко явно опасался, что мы его тут же расстреляем, и старался показать себя человеком знающим, который нам может пригодиться.

После первых допросов мы отправили Шаповаленко в особый отдел армии, и больше я с ним не встречался. Передавая дело, я обратил внимание руководства на Вислова, о котором мы до этого имели показания явившихся с повинной разведчиков, а теперь получили его фотокарточку.

Танки нашего корпуса продолжали развивать наступление, и мы из Киева выехали.

Одна из наших передовых «тридцатьчетверок» наскочила на мину. Порвана гусеница, и заглох двигатель. Командир батальона приказал экипажу заняться ремонтом, для прикрытия оставил еще один танк, а с остальными устремился дальше. Я об этом узнал от начальника штаба бригады, куда заезжал вечером. И когда на другой день рано утром поехал на передовую, решил побыть в деревне, на окраине которой застряли танки. Густой туман затруднял наше продвижение, и мы чуть не проскочили нужный пункт. Наконец увидели силуэты двух танков. Подъехали. На вопрос: «Где командир?» — часовой указал на избушку рядом. Через окно до нас донесся крик:

— Скажешь, где штаб танковой дивизии «Мертвая голова» или нет? Не скажешь — расстреляю на месте!..

Танкист, стоявший на часах у двери избы, увидев меня, вытянулся, приветствуя, и пропустил без слов. На лавке сидели два молодых лейтенанта — командиры танков. У одного из них в руке ТТ, и в такт своим словам он постукивал им по столу. Перед ними стоял немецкий майор и пытался ответить: