Ярмарка невест - Demonheart

модой, пробежала жирная вошь, отпрянул и натянуто улыбнулся. Он как-то отвык за время пребывания в Петербурге, где его малолетний подопечный испытывал к подобным существам такую брезгливость, что как-то незаметно весь молодой двор стал морщиться, особенно при появлении иноземных послов. Кристиан же, побывав однажды в Порте по делам, пристрастился к османским омовениям, утверждая, что после них лучше думается, поэтому его дом был очень нетипично чистым по сравнению с большинством других домов. Вот и сейчас, подавив настойчивое желание почесать голову, Гюнтер быстро проговорил. — Вы правы, я совершенно не знаю, что делать с наследством. Поэтому хочу купить акций на все деньги, — и он с показной бравадой махнул рукой.

— Эм, — клерк изобразил задумчивость. — Сейчас, после кризиса, ухода тюльпанной лихорадки, не вернувшихся подряд четырех кораблей, цена упала до четырехсот флоринов за акцию. Так что… вы можете на те деньги, что оставил вам дядюшка, приобрести все семьсот акций.

— Беру, — Криббе чувствовал, как колотится его сердце.

— Тогда я сейчас вынесу вам ваше приобретение. — И клерк ушел, унося с собой вексель. Прошло двадцать минут, Гюнтер специально засек время на больших часах, стоящих в углу холла, пока парень вернулся, неся довольно внушительную пачку уже порядком замызганных листов, настолько часто они переходили из рук в руки. — Вот здесь семьдесят десятичных акций, — провозгласил он, протягивая бумаги Криббе.

Гюнтер забрал свое приобретение, сунул за пазуху и быстро вышел из ратуши, пока кретин, только что совершивший какую-то ошибку, не одумался.

Буря немного утихла, и он привалился спиной к двери, прислонившись затылком, и переводя дыхание, словно пробежал несколько миль. Порыв холодного ветра заставил его вспомнить, что треуголка все еще у него в руке, а не на голове. Гюнтер уже хотел было надеть ее, как остановился, потому что за дверью раздался рев, сравнимый с ревом зубра с брачный период.

— Что ты натворил, идиот?! Мы эти проклятые акции скупали везде, где только можно, даже в Англии, а ты взял и отдал из все!

— Я думал, отец, что из-за падения цены, от них хотят избавиться…

— Их наоборот пыталась собрать компания, чтобы не плодить долги, потому что самим себе не надо выплачивать дивидендов. Ты вообще в курсе, сколько долгов у Голландской Ост-Индийской компании? Уже половина капитанов продали свои акции и вышли из ее рядов. Где теперь искать этого вояку? Как его вообще зовут? — продолжал реветь отец дурака сына, который, как и понял Криббе, совершил огромную ошибку. Но, с другой стороны, папаша сам виноват, надо было сразу все объяснить скучающему отпрыску, и тогда не возникло бы проблем. Вексель был на предъявителя, поэтому исключалась возможность узнать, кто он такой.

— Похоже, пора возвращаться, — прошептал Криббе, напяливая на голову шляпу.

Он сумел пройти без происшествий одну улицу, но, когда свернул в небольшой переулок, чтобы сократить дорогу до дома Кристиана, то у него на пути выросли две тени, с весьма характерно блеснувшими в руках ножами.

— Мы видели, как ты выходишь из ратуши со стороны банка, — прижавшись спиной к стене, Гюнтер увидел, как третий участник банды закрыл ему отход. — В этот банк не ходят просто так, а с ближними Господь повелел делиться, — в голосе этого третьего, который, похоже, шел за ним от самого банка, появились ёрничающие нотки. Из-за не утихающей бури Криббе не заметил, что за ним так пристально следят.

— Дьявол бы вас всех побрал, — Криббе зло сплюнул и выхватил рапиру, в тот самый миг, когда двое, стоящих впереди, бросились на него, размахивая ножами.

Узкая подворотня сыграла с грабителями на этот раз злую шутку. Они привыкли, что жертвы, если и сопротивлялись, то все же недостаточно успешно, потому что те, кто мог позволить себе с детства обучаться фехтованию, редко ходили пешком. Сейчас же они скорее мешали друг другу, чем и воспользовался Криббе, не особенно рассуждая, просто наколов подбежавшего к нему первым бандита на свою рапиру. Ударом ноги отправив уже труп на землю, и одновременно таким образом вытаскивая длинное лезвие из тела, Гюнтер тут же развернулся и, сделав глубокий выпад, самым кончиком сильно полоснул третьего, который тоже был уже близко по, на мгновение открывшемуся горлу. Говорливому уроду тут же стало не до его несостоявшейся жертвы. Он захрипел и, пытаясь зажать горло, из которого хлестала кровь, руками, повалился на землю. Второй бандит затормозил, видя с какой легкостью мужик расправился с его товарищами, и, повернувшись, побежал было из подворотни, но Гюнтер прыгнул в его сторону и ударил бандита в спину, да так сильно, что лезвие рапиры вышло из грудной клетки. Мгновение бандит, превратившийся в жертву, смотрел на торчащий из груди клинок, а потом начал оседать, закатывая глаза. Из уголка рта у него потекла кровь, смешиваясь со снегом. Чтобы освободить рапиру, не сломав лезвие, Криббе снова пришлось, ругаясь сквозь зубы, воспользоваться ногой, как рычагом, придав тем самым ускорение падающему телу.

После этого он тщательно вытер лезвие сначала снегом, а потом одеждой одного из нападавших и сунул рапиру в ножны.

— Да, точно, пора уходить, — прошептал он, выбегая из подворотни. — Только разбирательств с властями мне и не хватает сейчас.

Заскочив в дом Кристиана буквально на пару минут, быстро собрав свои немногочисленные вещи и набросав другу пространное письмо с извинениями, что уезжает вот так, не попрощавшись, он забрал коня, которого в это время седлал слуга и, не теряя больше ни минуты, направился к русскому посольству, где известий от него должен был ждать, специально приехавший в Амстердам из Гааги русский посол Александр Гаврилович Головкин. Об этом говорилось в послании Петра и Криббе не видел причин не доверять посланию цесаревича.

* * *

— Сколько можно уже держать меня здесь? Я абсолютно здоров! — увы, как только я повысил голос, и мой собственный организм предал меня самым циничным образом — я закашлялся, и кашлял до тех пор, пока не отхаркнулся кусок вязкой мокроты.

— Ну вот, а говорите, что здоровы, ваше высочество, — немного злорадно сообщил Флемм.

— А я вам говорю, что мне надо дышать над горячей картошкой, и запарьте уже мне солодку, вашу мать. — Я перечислял все, что помнил из своего детства и чем меня лечила бабушка в то время, когда острый период заболевания проходил и нужно было восстанавливаться, прямо, как сейчас.

— Я не понимаю, каким образом… — упрямо начал твердить Флемм, который в общем-то был согласен насчет солодки, но вот картофель вызывал у него